Лени стояла у окна гостиной, стараясь разглядеть в натертом до блеска стекле собственное отражение. Без толку. Слишком ярко.
Она видела лишь свой призрак, но знала, что выглядит не ахти, даже для Аляски.
Во-первых, как всегда, волосы. Длинные, непослушные, рыжие. Кожа молочно-белая, как у всех рыжих, вдобавок на носу россыпь веснушек, похожих на красные перчинки. Глаза, правда, красивые, цвета морской волны, – жаль, шоколадные ресницы подкачали.
Сзади подошла мама и положила Лени руки на плечи.
– Ты у меня красавица и в этой новой школе наверняка с кем-нибудь подружишься.
Лени хотелось верить привычным маминым утешениям, но разве же это правда? Сколько она уже сменила школ, и нигде толком не вписалась. С первого же дня всегда что-то было не так – ее волосы, одежда, обувь. Уж где-где, а в средней школе всегда встречают по одежке. Лени в этом убедилась на собственном горьком опыте. Тринадцатилетние девчонки – самые суровые критики моды, они не прощают ошибок.
– Да я там, наверно, буду единственной девчонкой на всю школу, – Лени тяжело вздохнула. Что проку надеяться на лучшее, разбитые надежды ранят слишком больно.
– Ты там будешь первая красавица. – Кора с нежностью заправила ей волосы за ухо, и Лени почувствовала: что бы ни случилось, у нее всегда есть мама. Она не одна.
Дверь домика распахнулась, и повеяло холодом. Вошел папа с парой дохлых уток. Сломанные шеи их бессильно свисали, клювы били папу по ноге. Папа поставил ружье на стойку у двери и положил добычу на деревянный стол возле умывальника.
– Мы с Тедом до рассвета ходили в его засаду. Так что сегодня у нас на ужин утка. – Папа шагнул к маме и чмокнул ее в шею.
Мама отпихнула его и рассмеялась:
– Кофе хочешь?
Кора отошла к кухонному закутку, и папа повернулся к Лени:
– Ты чего такая грустная, в школу не хочешь?
– Нормальная.
– Да ладно, знаю я, в чем дело, – не поверил папа.
– Вряд ли, – мрачно возразила Лени. На душе у нее было тяжело.
– Дай-ка угадаю. – Папа театрально нахмурился и скрылся в спальне. Вскоре вернулся с черным мусорным пакетом и поставил его на стол. – Может, это поднимет тебе настроение.
Ну да. Только мусора ей сейчас не хватало.
– А ты открой, – сказал папа. Лени неохотно разорвала пакет.
Внутри лежали черные расклешенные джинсы в ржавую полоску и пушистый бежевый свитер, который выглядел так, словно вязали его на здорового мужика, но от стирок свитер сел.
О господи.
Лени, конечно, модницей не назовешь, но это же мальчишечьи джинсы, а уж свитер… да такие сто лет никто не носит!
Лени и мама переглянулись. Обе прекрасно понимали, что папа очень старался. И облажался. Надень она такое в Сиэтле – проще застрелиться.
– Лени? – У папы огорченно вытянулось лицо.
Лени выдавила улыбку:
– Очень красиво, пап, спасибо.
Папа вздохнул:
– Вот и хорошо. Я все корзины перерыл, пока нашел.
Армия спасения. Так он, значит, заранее все придумал, еще когда они были в Хомере. Теперь эти уродливые вещи казались Лени почти красивыми.
– Примерь, – попросил папа.
Лени ушла в спальню родителей и переоделась.
Свитер был откровенно мал, а шерсть такая плотная, что руку не согнешь.
– Шикарно выглядишь, – сказала мама.
Лени попыталась улыбнуться.
Мама шагнула к ней и протянула железную коробку для завтраков. На ней был нарисован Винни-Пух.
– Тельма подумала, тебе понравится.
Вот теперь ее в школе точно засмеют, и ничего тут не поделать.
– Ну что, пап, поехали, – сказала Лени. – Не хочу опаздывать.
Мама крепко ее обняла и прошептала:
– Удачи.
Лени уселась на пассажирское сиденье «фольксвагена», и они покатили по ухабистой дороге, свернули к городку, выехали на главную дорогу, грохоча, миновали поле, которое считалось аэродромом. У моста Лени крикнула:
– Стой!
Папа врезал по тормозам и обернулся к ней:
– Что?
– Можно я отсюда сама дойду?
Папа бросил на Лени обиженный взгляд:
– Но почему?
Лени слишком волновалась, чтобы еще и отца успокаивать. Везде, где ей довелось учиться, обычаи были одни и те же: с родителями на школьный двор лучше не соваться. Они как пить дать заставят тебя краснеть.
– Мне уже тринадцать лет, тем более мы на Аляске, а здесь нужно быть самостоятельной, – ответила Лени. – Пап, ну пожа-а-алуйста.