Бортпроводница

– Я взяла с собой пистолет и глушитель, но в итоге стрелять не стала. Решила не рисковать и сделала все по-тихому. И еще подумала, что в некоторых кругах это сочтут проявлением особого арабского правосудия. Такое, знаете ли, более драматичное послание.

Он вытер рот рукой и посмотрел на часы:

– Не люблю драм.

Елена об этом догадывалась. Именно поэтому она пока не рассказала Виктору о бортпроводнице. Вообще-то, планировала, но никак не могла решить, стоит ли. В конце концов, та женщина была пьяна в стельку, вряд ли она запомнит хоть что-то из своей недолгой интрижки с Соколовым. Кроме того, кому она расскажет? С чего бы ей трепаться? Когда бортпроводница сообщила, что уходит – возвращается в свой отель, потому что завтра утром ей лететь в Париж, – Елена решила подождать. Тоже уйти и вернуться позже, чтобы разобраться с Соколовым. Он был не менее пьян, чем его новая знакомая, и Елене не составило большого труда стащить со столика и положить в свою сумку ключ от номера.

– Я четко сработала. Не беспокойтесь.

Она понаблюдала, как бармен смешивает шоколадный ликер с малиной, и оглядела бар, пытаясь определить, что за ничтожество заказало этот напиток. Скорее всего, блондинка-американка, сидевшая рядом с мужиком вдвое ее старше. Через мгновение выяснилось, что догадка была правильной.

– Буду беспокоиться. И тебе не мешало бы. Перестав беспокоиться, мы станем беспечны, и тогда случится какая-нибудь пакость.

Она терпеть не могла, когда Виктор читал ей нотации. Но не имело никакого смысла спорить с типом вроде него, особенно после этого замечания, вполне безобидного, по его меркам. У него были приемы и похуже, гораздо хуже. Его возмужание пришлось на восьмидесятые годы прошлого века. Он служил в Афганистане в советских войсках особого назначения, где показал себя талантливым специалистом по допросам. Он мог «разговорить» любого моджахеда. Отец рассказывал Елене, что в местах вроде Кундуза и Файзабада командиры Виктора сквозь пальцы смотрели на его методы – они давали результат, хотя и сильно напоминали те, что применялись в подвалах Лубянки в пятидесятые. Теперь он был в числе тех, кто плевал на Конвенцию о запрещении химического оружия, и лишь пожал плечами, услышав о детях, погибших в Хан-Шейхуне. В Дубай он вернулся из Дамаска.

Возможно, Елена и правда действовала беспечно – но не в том смысле, который предполагал ее собеседник. Откровенно говоря, обнаружив в номере Соколова его подружку, Елена попросту не смогла заставить себя прикончить жалкую, пьяную в дым бортпроводницу, которой просто не повезло оказаться не в том месте не в то время. Это не в ее характере, она не такая. Кроме того, за это решение ответка ей бы тоже уже прилетела.

– Вы правы, – ответила она покаянно. – Конечно, вы правы.

– Значит, Алекс бухал, когда ты с ним встретилась. Наверное, произвел на тебя не лучшее впечатление.

– Да уж.

По его губам пробежала легкая улыбка.

– Не любишь расхлябанных алкашей?

– Не люблю, – ответила она. – Не люблю расхлябанность, и точка.

3

По дороге Кэсси купила в аптеке пузырек адвила и проглотила три таблетки, не запивая, – невмоготу было ждать, пока доберется до своей гостиницы.

Мочалку и мыло, прихваченные из отеля, она выбросила в урну на углу. В следующую скинула полотенце и осколки бутылки из-под «Столичной», включая отбитое горлышко. Она вдруг сообразила, что на дне сумки по-прежнему лежат мелкие стекла. На подкладке, без сомнения, остались следы ДНК Соколова. Сумка сама по себе превратилась в улику. Кэсси достала кошелек, паспорт, ключи от номера и телефон. И щетку для волос. Потом извлекла пудру и тушь, на мгновение впала в панику, не находя губную помаду. Нет, зацикливаться нельзя, слишком поздно. Даже если она забыла помаду в номере, все равно туда уже не вернуться. Кэсси сложила вещи в пакет из аптеки. Пройдя еще квартал, она бросила сумку в третью урну.

Сейчас ей хотелось оказаться одной из встречных женщин, с головы до ног закутанных в темные арабские одеяния, стать такой же неприметной. Она плавилась в безумном жаре пустыни. Еще немного – и растает, как фруктовый лед.

Едва войдя в свой номер, она размотала шарф, сняла очки и закинула чемодан на одну из двух кроватей, чтобы уложить вещи. Но тут в дверь постучали, и сердце Кэсси остановилось. Вот оно. Cлужба безопасности гостиницы? Полиция Дубая? Кто-то из американского посольства? Она посмотрела в глазок: это была всего лишь Меган, уже одетая в форму авиакомпании. На Кэсси накатило облегчение пополам с потрясением – вот, значит, что она будет чувствовать всякий раз, когда раздастся стук в дверь или зазвонит телефон. И так до конца жизни? Она в очередной раз задумалась: не вернуться ли в номер 511 «Роял финишиан», не начать ли все с чистого листа?

Кэсси отогнала эту мысль и открыла дверь. Меган окинула приятельницу пристальным взглядом и протиснулась в номер, там оперлась о шкаф и снова уставилась на коллегу. Потом едва заметно улыбнулась.

– А знаешь, Кэсси, я думала, ты будешь хуже выглядеть, – заметила Меган. – Смею ли спросить, где ты была? Вообще-то, я уже начала волноваться.

Кэсси пожала плечами, стянула с шеи шарф и засунула его в кармашек чемодана. Сбросила с ног туфли на шпильках. Боже, и как ее характеризует тот факт, что она не снимает каблуки, даже когда собирается (или предполагает) напиться в стельку? Сколько раз сочетание сангрии и босоножек превращало лестничный пролет в ступень Хиллари на Эвересте?

– Серьезно? – спросила она, пытаясь обесценить беспокойство Меган.

Кэсси шагнула из юбки, спущенной на пол, и принялась расстегивать блузку.

– И почему ты волновалась?

– Ты была с тем юношей? – ответила вопросом на вопрос Меган.

Юношей? Ну да, он молод. То есть был молод. Меган уже 51 год, она на 12 лет старше Кэсси и на полтора, а то и на два десятка лет старше Алекса Соколова.

– Ты знаешь, о ком я, – пояснила коллега. – О парне с места «два-ц».

Опасаясь себя выдать, Кэсси не рискнула посмотреть Меган в глаза. Она свернула блузку в тугой рулон, сложила его пополам, выдавливая воздух, и засунула в отделение чемодана, где держала грязную одежду.

– С «два-ц»? Господи, нет. Кажется, он сказал, что работает в каком-то хедж-фонде. Звучит скучновато. Не в моем вкусе.

– Богачи не в твоем вкусе?

– Ничего не имею против богачей. Но ведь они чокнутые альфа-самцы!

– Вы с ним флиртовали напропалую, особенно перед посадкой.

Кэсси уселась на кровать (только вчера она дремала здесь днем), чтобы натянуть требуемые авиакомпанией черные колготки.

– Вообще-то, нет, – бросила она небрежно.

– Значит, ты не с ним была?

– Я же сказала, нет.

– У тебя похмелье?

– Я бы кивнула, но будет слишком больно. Да.

– С тобой все будет в порядке?

– Конечно.

Кэсси встала, подтянула колготки и осторожно наклонилась к своему чемодану, чтобы достать форму, заготовленную для обратного перелета. Выпрямлялась она медленно, стараясь унять (или хотя бы ослабить) волны тошноты, которой сопровождались все движения головой.

– Аспирин дать?

– Спасибо, у меня есть.

– Ну конечно, у тебя есть. Можно кое-что спросить?

– С кем я была, если не с тем парнем?

– Нет, я не об этом.

Кэсси промолчала.

– Почему? – произнесла Меган. – Почему ты так с собой поступаешь? Когда-нибудь тебя просто убьют. Я знаю, в Дубае безопасно. Но все-таки мы на Ближнем Востоке. И все-таки ты женщина. Тут не Париж и не Нью-Йорк.