One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

А еще на Рипербане стоит полицейский участок, в котором Пола и Пита продержали ночь по обвинению в том, что они устроили небольшой поджог у себя в комнатах.

– Кто-то говорит, что это были презервативы на стене, кто-то – что это была какая-то бумага. Короче, начался пожар, их арестовали, потом выслали из страны, отсюда минут десять-пятнадцать до двери с «Rock’n’Roll».

По пути Петер снова рассказывает, что первую свою экскурсию он провел в мае 1967-го, для Джими Хендрикса, а теперь у него по четыре экскурсии в неделю, пятьдесят недель в год. «Уйма экскурсий». Хотя смотреть особо не на что. Все уже не то, что прежде. Прежний только полицейский участок. А так кругом одни воспоминания о воспоминаниях, интересные только самым преданным археологам-битловедам.

В 1967-м, когда Хантер Дэвис впервые спросил у битлов о работе в Гамбурге, они даже не смогли вспомнить, сколько раз туда ездили[89 - В последнем издании книги Хантера Дэвиса «The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография» упоминаются пять гамбургских гастролей.]. С тех пор историки группы постоянно пытаются воссоздать события их жизни в Германии, день за днем, час за часом. Но в хронологии битлов это время такое же древнее, как и Темные века.

Наконец мы останавливаемся у огромных ворот, где знак на английском сообщает: «Не входить». Петер говорит, что водить нас туда ему запрещено, но если мы пройдем на ту сторону сами по себе, то следует сфотографировать первую дверь справа. Стоя у нее, Джон и позировал для фото, которое позднее пошло на конверт его сольного альбома «Rock’n’Roll»[90 - Шестой студийный альбом Джона Леннона (1975).].

– Удачи вам, первая дверь за воротами, вам пройти нормально, мне нельзя.

Отворив калитку, мы проходим на ту сторону и видим унылое пятиэтажное здание из красного кирпича, которому не помешал бы ремонт. Мы послушно фотографируем дверной проем, хотя сами толком не понимаем, на кой оно нам надо.

Наконец мы останавливаемся у клуба «Индра», который до сих пор каким-то чудом остается клубом с живой музыкой, но внутрь нас не пускают. Табличка у входа на немецком сообщает: «17 августа 1960 года на сцене „Индры“ выступали „Битлз“. Это были их первые гастроли в Германии и начало великой карьеры».

Тогда мы движемся к «Кайзеркеллеру», у которого висит обрамленная афиша: Rory Storm and the Hurricanes.

– Вот откуда пришел Ринго, – сообщает нам Петер, и мы пытаемся разглядеть его на афише, а Петер показывает фотографию семнадцатилетнего Джорджа с гитарой. – Продана на аукционе «Бонэм» за двести пятьдесят тысяч фунтов, включая налоги и прочее. На прошлой неделе в «Сотбис» контракт Брайана Эпстайна с группой продали за двести тридцать пять тысяч фунтов. Поразительно!

Мы проникаемся и вздыхаем, прикидывая, как столь малое могло вырасти в столь крупное.

– Но в шестьдесят втором «Кайзеркеллер» закрыли и тут сделали дискотеку.

15

Отработав три с половиной месяца в Гамбурге, ребята возвращаются в Ливерпуль, но так и не решаются поведать близким о том, что там произошло, потому как дело выдалось печальное.

Если коротко, то парней переманил из «Кайзеркеллера» владелец конкурирующего клуба. Коварный Кошмидер, желая отомстить, донес в полицию, что Джордж – несовершеннолетний, и его, по закону, депортировали. Дома Джорджу «стало стыдно, ведь он столько успел нахвастать». Затем Кошмидер наклеветал и на Пола с Питом, якобы те устроили поджог в своих комнатах, и тогда их тоже депортировали. 1 декабря 1960-го они вернулись в Ливерпуль – с разбитыми мечтами и без гроша в кармане. Десятью днями позднее приехал и Джон. Стю остался в Германии с Астрид, разойдясь с битлами.

Опала была неожиданной и болезненной. Джон разбудил Мими посреди ночи, бросая камешки в окно ее спальни. «Он протиснулся мимо меня, бросив на ходу: „Заплати за такси, Мими“. А я ему вдогонку кричу: „И где же обещанные сто фунтов в неделю, Джон?“.

„Ты в своем стиле, Мими, – закричал Джон. – Ты что, не видишь – я с ног валюсь?“

„Немедленно выкинь эти сапоги. Я тебя в них из дому не выпущу“».

Почти все оборудование застряло в Гамбурге, и оправдать проведенное за границей время битлам было нечем. Они теперь сильно отставали от групп, не покидавших Ливерпуля. В явные лидеры выбились The Swinging Blue Jeans, возглавлявшие регулярные «Вечера The Swinging Blue Jeans» в клубе «Кэверн» на Мэтью-стрит[91 - Вечера эти устраивал по вторникам новый владелец клуба Рэй Макфолл, после того как в октябре 1959 г. выкупил «Кэверн» у Элана Ситнера.].

За те три месяца, что битлов не было дома, мода изменилась: все теперь подражали The Shadows, перешли на облегающие костюмы, играли инструментальную музыку, синхронно исполняли танцевальные номера. Поначалу раздосадованные, битлы разбрелись кто куда и даже не пытались связаться друг с другом: Джордж не знал, что Пол и Джон вернулись. Джон впал в депрессию и заперся у себя в спальне в «Мендипс», не желая никого видеть. Но если тетя Мими нехотя потакала Джону в его жалости к себе, то Джим Маккартни не желал видеть, как Пол киснет, слоняясь по дому. «Дьявол найдет занятие праздным рукам, – сказал он, велев сыну выбраться из дому и подыскать себе достойную работу. – Пол, музыка – дело хорошее, но с ней не заработаешь на жизнь». Некоторое время Пол работал в курьерской компании, потом ишачил намотчиком проволоки в фирме «Мэсси энд Коггинс». А стоило коллегам прознать, что он музыкант, как его окрестили «Мантовани»[92 - По другой версии, такое прозвище Пол получил за длинные волосы, однако сам Паоло Аннунцио Мантовани (1905–1980), англо-итальянский дирижер и композитор, прославился не длиной волос, а исполнением легкой оркестровой музыки.]. Впрочем, Полу, сообразительному и с презентабельной внешностью, сулили быстрый карьерный рост. «Мы дадим тебе шанс, парень, – сказал управляющий, впечатленный его результатами экзаменов. – С таким отношением к работе ты далеко пойдешь».

Пол, как ни странно, готов был выбросить белый флаг. Спустя несколько недель, что он провел в конторе «Мэсси энд Коггинс», объявились Джон и Джордж: они застолбили дневное выступление в «Кэверн», и без Пола никак. Тот ответил, что у него теперь стабильная работа и он получает 7 фунтов 10 шиллингов в неделю. «Меня тут всему обучают, я в шоколаде. Лучше не пожелаешь».

Однако друзья не отступили, и Пол наконец сдался, прогуляв работу 9 февраля 1961 года – ради дневного выступления в «Кэверн». Точно так же он поступил 22 февраля, но работодатели наверняка вынесли ему предупреждение, потому что, когда через неделю встал вопрос об очередном дневном выступлении в «Кэверн», Пол принялся нерешительно мычать и экать. «Либо ты сегодня придешь, либо вали нахер из группы», – предъявил ему Джон.

Как же быть? Выбери Пол группу, отец пришел бы в ярость. Поддайся он отцовским настояниям и останься на фирме – помашешь ручкой и группе, и звездному будущему. Джон, как обычно, о компромиссах слышать не хотел, однако вместе с тем словно бы включал Пола в собственную эдипову борьбу: «Я всегда говорил: „Брось вызов отцу, пусть валит нахер. Не поколотит же он тебя. Старик ведь…“ Но Пол всегда прогибался. Отец велел найти работу, и вот он бросил группу, стал развозить посылки, говоря: „Надо зацепиться, карьеру делать“. Мы поверить этому не могли. Я позвонил Полу и сказал: „Либо приходишь, либо валишь“. Пришлось ему выбирать между мной и папашей…»

Что бы стало, выбери Пол «Мэсси энд Коггинс»?[93 - Лет через десять, когда поп-музыка стала куда напыщенней, «Мэсси энд Коггинс» могло бы стать удачным названием для группы, как, например, Loggins and Messina, Gallagher and Lyle или Crosby, Stills, Nash and Young. (Прим. автора)] Сегодня он твердо уверен, что намотчик из него, как из грязи – пуля: «Все наматывали по четырнадцать катушек в день. У меня получалось полторы, и именно эти полторы катушки не работали», – вот только трудно представить, что Пол так и не овладел бы этим ремеслом. К тому же его тащили в руководство, а карьера, которую он все же сделал, показывает, что парень он был напористый, инициативный и обладал навыками, необходимыми для того, чтобы провести через трудные времена даже самую бедовую компанию.

Вместо этого он бросил фабрику и воссоединился с битлами. Спустя неделю ему по почте прислали конверт с зарплатой – вместе с карточкой социального страхования и уведомлением об увольнении.

16

Вечеринка:

Адмирал-Гроув, дом 10

Ливерпуль, 8 июля 1961 г.

Свой седьмой день рождения Риччи Старки встретил в коме. Его на «скорой» доставили в Королевскую ливерпульскую детскую больницу. На месте врачи диагностировали у него перитонит из-за лопнувшего аппендикса. Когда его везли на каталке в операционную, он попросил чашку чая. «Будет тебе чай, когда оклемаешься», – добродушно ответила медсестра. Но в себя он не приходил еще десять недель. Трижды за ту первую ночь врачи сообщали его матери, Элси, что мальчик вряд ли выживет. Из больницы он не выйдет еще год.

В 1954-м Риччи снова оказался в той же больнице на свой четырнадцатый день рождения. На этот раз у него случился плеврит, который перешел в туберкулез. Пока он выздоравливал в больнице Уиррала, его научили вязать, плести корзины и строить игрушечную ферму из папье-маше. Каждые две недели в отделение приезжал учитель музыки с набором ударных инструментов – тамбурины, маракасы, треугольники, крохотные барабанчики, – и дети должны были играть с ним вместе «Три слепых мышонка» и «Лондонский мост падает». Однако Риччи упрямо отказывался присоединяться к ним, если только ему не давали в руки барабан. Когда учитель уезжал, Риччи, за неимением ничего лучшего, барабанил по тумбочке у койки. На этот раз он задержался в больнице на два года.

Однако двадцать первый день рождения выдался куда веселее: Риччи не только выжил, но и обратил навыки ударника себе на пользу. Он играет на барабанах в самой популярной ливерпульской группе Rory Storm and the Hurricanes и даже ездит на собственном «форд-зодиаке». Не так давно он взял себе имя Ринго Старр, а его соло на барабанах называют не иначе как «Star Time»[94 - Зд.: звездный час.].

Rory Storm and the Hurricanes играют сезон в лагере отдыха «Батлинз», в уэльском городе Пуллхели, но раз в неделю у них выходной. Так что после дня рождения Ринго едет домой, чтобы отпраздновать его как следует. В крошечный двухэтажный дом его матери – две комнаты внизу, две наверху, номер 10 по Адмирал-Гроув, – набилось столько народу (64 человека, по подсчетам Ринго)[95 - Судя по общей фотографии, которую сделал в тот вечер сам Ринго, гостей пришло 60 человек.], что к нему тянется непрекращающаяся очередь. Среди гостей The Hurricanes, The Dominoes, The Big Three и The Pacemakers, а также юная Присцилла Уайт[96 - Присцилла Вероника Мария Уайт (1943–2015) взяла себе сценический псевдоним Силла Блэк и впоследствии стала известной британской певицей, актрисой и телеведущей.], которая, бывает, выходит на сцену «Кэверн» под псевдонимом Свингующая Силла, а еще регулярно делает Элси прическу в обмен на «Спам» и жареную картошку[97 - Присцилла Уайт очень хочет стать Силлой Блэк и, под руководством Брайана Эпстайна, большой звездой. «Я всегда считала, что буду если не певицей, то парикмахером. Элси была настоящим авторитетом, как вторая мать для нас с Пэт и битлов. Мы вечно у нее дома торчали, а она готовила нам на ужин вкуснющие блюда из мясных консервов „Спам“, домашнюю жареную картошку и тушеную фасоль, как бы часто мы ни забегали за добавкой и как бы громко ни слушали свежие пластинки. Я-то думала, что классно делаю прически Элси, но спустя лет так тридцать отчим Риччи, Гарри, разубедил меня. „Мы тебе тогда ничего не говорили, – пробормотал он, – но ты черт-те что творила с волосами Элси!“». (Прим. автора)].

Подарки так и сыплются на Ринго: среди них два кольца – в добавление к трем, которые он уже носит, и золотой именной браслет от Элси, на котором с одной стороны выгравировано: «Риччи», а с другой: «На 21-й ДР, с любовью от мамы». От тетушки Нэнси он получает золотой медальон святого Христофора: покровитель странников и путешественников, с младенцем Христом на плечах, переходит реку вброд. Ринго вешает медальон на шею – чтобы берег его в разъездах.

17

Еще 5 открыток из Гамбурга

i

На вторых гастролях в Гамбурге битлы работают в новом заведении, клубе «Стар», у них новый менеджер – Манфред Вайсследер и новое жилье – милая чистая квартира на Гроссе-Фрайхайт. Впрочем, герр Вайсследер ставит условие: «Отрывайтесь в клубе „Стар“, но если обосретесь – отправлю домой».

Спустя всего несколько дней Джорджа стошнило прямо на пол у кровати. На следующее утро бесформенная лужа никуда не делась и злобно таращится на него. Уборщица отказывается убирать рвоту, рассудив, что такое в ее обязанности не входит. Джордж по каким-то своим причинам не намерен отмывать пол. Впрочем, Джордж всегда славился упрямством.

ii

Проходит день, а лужа все на месте. Уборщица ворчит, мол, битлы устроили в квартире свинарник: вонючие носки, пустые бутылки, разбросанные всюду вещи… Но недавняя выходка – это уже ни в какие ворота. Уборщица идет прямиком к герру Вайсследеру и жалуется. Герр Вайсследер с сочувствием ее выслушивает. Он пойдет и глянет, что да как.

iii

Осмотрев улики, герр Вайсследер выносит вердикт не в пользу битлов и велит своему подручному и вышибале Хорсту Фашеру заставить Джорджа прибраться. Фашер – бывший чемпион по боксу. А еще он отсидел за непреднамеренное убийство, последовавшее за ссорой с каким-то матросом. Ослушаться его решаются лишь самые отважные. Джон уже имел несчастье повздорить с Фашером: назвал его нацистом, а герр Фашер в отместку завел Джона в ванную комнату и обоссал его.

Но Джордж, упрямец Джордж, стоит на своем… ну или просто немного в сторонке. Нет, говорит он, не стану я оттирать лужу с пола. С какой стати? Это не моя обязанность. Мне так вообще плевать, пусть себе живет, мне через нее перешагнуть не сложно.

iv

Спор заходит в тупик. Уборщица отказывается подтирать рвоту; Джордж убирать за собой не желает. Следующие несколько дней Пит Бест с нездоровым восхищением следит за ее неспешным дурнопахнущим развитием, смотрит, как она «растет и растет, расцветает и живет собственной жизнью. В ней тушили окурки, в нее бросали объедки, пока она не стала похожа на ежа».

Битлы окрестили ее «Нечто» и относятся к ней чуть ли не как к домашнему питомцу. Вскоре о ней прознали местные жители. Пит вспоминает, как «о Нечто заговорили, как хотели прийти и посмотреть на него». По прикидкам Пита, Нечто дюймов шесть в диаметре и продолжает расти вверх, «как миниатюрный цветник».

Нечто растет, и у Джорджа в голове зарождаются пугающие мысли. «Я боюсь спать – а ну как съест меня», – признается он.

v

Как-то утром герр Фашер заявляется без предупреждения. Ему хватает одного взгляда на стареющее пятно блевотины, и он решает: баста. Он приносит совок. «Не надо! Это наш питомец!» – кричат битлы. Но герр Фашер глух к их мольбам. Он соскребает рвоту совком, спускается вниз и через парадную дверь выносит на Гроссе-Фрайхайт. Битлы следуют за ним в пародии на похоронную процессию. Фашер, отыскав на улице мусорный бак, бросает в него Нечто.