спустился с гор». Безрезультатно. «Три слепых мышонка». Ни трещинки.
Он выдул три первых ноты «Джингл беллз», уронил трубу, повисшую на веревке, и захныкал:
– Я больше ничего не знаю…
– Что теперь делать? – сказал Голиаф Джонс. – Видение, понимаешь, у преподобного Пэтча.
– А у меня бейсбольная бита есть, – сказал один из его двоюродных братьев.
– И у меня, – сказал его дядя.
– Господь помогает тому, кто сам себе помогает. Идите и высадите двери.
Первый размахнулся на двойные металлические двери, на которых была начертана таинственная помесь барельефа, санскритской надписи и клинописи. Прозвучал глухой удар. Подскочил второй, и удар повторился.
Но на металле едва ли осталась хоть царапина, и потому Джонсы стали разбивать стеклянные панели – по одной в каждой двери. В эти окна было не пролезть, но стекло оказалось куда более податливо под ударами. Одно покрылось паутиной трещин, и толпа радостно завопила. Вторая панель вывалилась внутрь. Ободренный Джонс заорал:
– Плечами на дверь!
Его спутники навалились, уперлись.
– Раз, два, три – пошел!
Двери дрогнули, поддаваясь. На пятом толчке они прогнулись внутрь.
55
Преподобный Крили Пэтч, прижимая локтем к груди поднос, вставил ключ в замочную скважину. Поворачивая ключ, он через плечо сказал:
– Да, Отче. Исполнена будет воля Твоя.
– Бетси? – спросили изнутри.
– Нет, это Посланец.
– Я не хочу больше быть Свидетельницей. Выпустите меня. Пэтч открыл дверь ногой и вошел.
– Я думал, может, ты проголодалась. Смотри – вот чашка горячего шоколада и овсяное печенье.
Тонкая цепочка, приковывающая наручник на правом запястье Джинджер к водопроводной трубе, заскользила по кровати, когда девушка прижалась спиной к стене.
– Иди ты к хренам со своим шоколадом!
Пэтч поставил поднос на столик и сел на край кровати:
– Грубость не подобает христианке. – Он жестом показал ей, чтобы села. – Если ты успокоишься, я буду согласен поговорить о твоем будущем.
Джинджер села на край низкого табурета, держась прямо, крепко сжимая колени.
– Мой Отец нас избрал. – Пэтч подался к ней, положил волосатую руку ей на колено и улыбнулся. – Если бы только ты…
Джинджер, окаменев от его прикосновения, ударила по этой руке наотмашь.
– Убирайся от меня, старый козел! Вот погоди…
Улыбка сменилась мрачной нахмуренной физиономией.
– Да ты проказница сатанинская, да? – Он потер покрасневшую руку, куда пришелся удар. – Но я незлобив. Пей свой шоколад, подкрепись, и я, быть может, сниму твои оковы. И даже пущу тебя в святилище, если будешь себя хорошо вести.
Джинджер глянула на него прищуренными глазами:
– Обещаете?
Пэтч сцепил руки у себя на колене:
– Я – человек слова.
Она перевела взгляд с Пэтча на открытую дверь, на чашку и печенья, снова на дверь – и улыбнулась:
– О'кей.
Он кивком показал на поднос.
Она подняла чашку и отпила, настороженно глядя на Посланца, снова украдкой глянула на дверь, но ничего там не увидела и никого не услышала.
– Боюсь, я проявила некоторое неуважение, – сказала она, просияв. – Все так быстро случилось… Вознесение Князя, я – Свидетельница, ну, и все прочее…
– Разумеется. Мы должны следовать путем, который Он нам указывает. – На миг глаза Пэтча стали отсутствующими, потом он уставился на Джинджер сквозь толстые стекла не мигая. Увеличенные вдвое его глаза сверлили ее. – Наши судьбы, – сказал он, – твоя и моя, связаны меж собою.
Джинджер вздрогнула, стряхивая с себя его взгляд, но быстро скрыла этот невольный жест словами:
– Вам лучше знать, – и отпила еще глоток шоколада, закусив половинкой печенья.
Он разглядывал ее.
– Если ты не будешь делать то, что праведно, грех притаится у дверей твоих.
– Не беспокойтесь, я буду поступать правильно.
– Тебе шоколад нравится? Сахару достаточно? Я просил твою подругу Бетси выбрать для тебя печенье в том магазинчике на дороге.
– Очень вкусно. – Джинджер осушила чашку, поднесла к губам печенье, надкусила. Глянула сквозь дверной проем в пустой арсенал. – А где все?
– Выполняют Миссию Божью. Возвращают Князя из Музея Библии Живой. Этот жадный святотатственный купец Тадеуш Траут купил его у того музея крючков для пуговиц. – Пэтч сжал кулак. – Эти негодяи из Пиджин-Форджа продали его – за тридцать сребреников, не иначе. Траут его выставил на обозрение, как ярмарочного урода.
Джинджер помрачнела.
– Я вижу, ты разделяешь мое возмущение. Я позвонил этому человеку, объяснил, что Бог хочет поместить Князя в святилище рядом с одеждами, кои оставил он на земле. Ты знаешь, что сказал этот Траут? «Отличная идея, преподобный. Тащите сюда барахло этого парня, и я его развешу в зале мумии». – Пэтч вскочил, дико сверкая глазами. – Адское пламя ждет этого человека!