Скандальная мумия

– Сволочь! – Рита Рей запустила кубиком льда в дверцу проезжавшего такси. – Что ему было не так? Он отлично наварил на этой своей секте. Не мог дождаться, пока на мне женится, когда думал, что я беспомощная нефтяная вдовушка. Я мирилась с его нытьем о счетах по кредитным картам. Даже этому кабысдоху позволяла спать на кровати. С тобой почти не виделась. Сперва давала ему, как только он захочет: «Да, милый Шики. Что захочешь, Шики. Мне сегодня этот девичий наряд болельщицы надеть, хочешь? Будем играть в овечку и пастуха?» Орландо, у меня до сих пор на коленях мозоли. Вот, посмотри. – Она закинула ногу на стол.

Орландо отвел взгляд:

– Роr Dios! [5 - Ради Бога! (исп.)]

– Не нравится? Когда он уехал в Вегас, я закрыла счет в банке. Там было восемьдесят три доллара. Дом? Заложен с потрохами. Он банкрот. Серебро пропало. Я нашла шифр от сейфа – пусто. Ростовщики-акулы за ним гоняются – сегодня один звонил. И что я со всего этого получила? Долги. И где он в Вегасе, я не знаю. Что, если он все обналичил и слинял в Рио или на Ривьеру? – Она затрясла головой. – Как мы с тобой собирались? – Она еще раз тряхнула головой. – Я бы поехала с ним, не будь я в Вегасе персоной нон фата. Помнишь это дело с поддельными фишками в казино? – И она снова тряхнула головой. – Эти гады такого не забывают. – Она горестно вздохнула, закрыв глаза ладонями. – Наверное, Бог меня ненавидит.

Орландо сочувственно кивнул и испытующе на нее посмотрел:

– Ты в этом уверена?

– В чем? Что Бог меня ненавидит?

– Нет, насчет твоего мужа.

– Черт побери, да! Орландо… – Рита Рей нагнулась над столом, ухватила его за лацканы и притянула к себе. – Это было задумано с самого начала. Куда-то он бабки заныкал. Счет в швейцарском банке, на Больших Каймановых островах, под камнем в лесу. Где-то. Его надо найти, найти наши деньги и мое красивое колечко раньше, чем до него доберутся ростовщики и все прочие.

Орландо вынул шестидюймовый выкидной нож и стал чистить без того безупречные ногти.

– У меня в Вегасе есть друзья, – сказал он. – Мы его найдем. А если с ним произойдет несчастный случай… Алло, сеньор представитель страховой компании… да?

2

Когда билет на оплаченную поездку в Вегас свалился ему в руки как манна небесная, Шики знал, что в жизни грядут перемены, знал каждой клеточкой своего пузатенького тела.

Здесь играй крупно, выигрывай много. Скатертью дорога, скупердяйка-жена, затеявшая развод и укравшая собаку; прощайте, ростовщики-акулы; ку-ку, бессердечные кредиторы! Шики Дун, Князь Света, снова станет царем горы в Гатлинбурге, штат Теннесси.

– Пролетел ты, друг, – сказал ему гробовщик из Лос-Анджелеса. – Тебе только осталось валить вниз и спустить остаток по квотеру на автоматах. – Он зевнул, потянулся, выставив костлявые руки из мешковатой желтой рубашки, расшитой голыми девицами, и взял полупустую бутылку «Бурбона». – Ну, чтобы улеглось, как говорят в нашем ремесле? – И плеснул Шики в стакан двойную порцию. Сам гробовщик, поднявшийся на семнадцать сотен, пил имбирное пиво.

В удачный день Шики, карликового роста мужичок лет под шестьдесят, мог бы пройти на роль кого-нибудь из бойких домочадцев Спящей Красавицы. Но сейчас, после двух тяжелых дней в казино и трех с половиной жутких часов стад-покера на семи картах, десятью этажами выше игрового зала «Цезарь-Палас», вид у него был такой, словно какой-то мстительный покерный суккуб высосал из его легких последний воздух. Он обвис в кресле, бледный и опустошенный, упираясь костяшками пальцев в ковер и вытянув ноги.

На Дунах лежит проклятие, мрачно подумал он. Вороватый братец Фенстер, который больше проводит времени в тюрьме, чем на воле. Сестричка Нелл, удравшая в тринадцать лет с иеговистами ходить от двери к двери. И мамуля, злобная как змея, ни разу ничего правильно не сделавшая с тех пор, как мертвецки пьяный папуля заснул в измельчителе кокосов в той пекарне. Дунам всегда не везло. Это невезение висло у них на плечах как альбатрос. И если сейчас я не стряхну с плеч эту здоровенную птицу, я спекся.

Он потер виски и глотнул «Бурбона».

– Я бы тоже выпил, – сказал флорист, живчик лет восьмидесяти с седым помпадуром на голове, так и не снявший свой пиджак из акульей кожи – в номере мясника из Филадельфии стоял арктический холод.

С самого начала игры, пока его бутоньерка еще была свежей, флорист все хвастался, как поставлял цветы на похороны боссов мафии. Он постучал пальцем по краю стакана, сказал гробовщику: «Только попробовать», – и положил руки на стол за своими ставками – тысячу двести баксов из денег Шики. Отстегнув увядшую бутоньерку, он бросил ее Шики на колени.

– Ты приехал, друг, – сказал он с хриплым смешком. – Но пока ты еще здесь, расскажи нам про тот дворец в Мемфисе.

Шики вздохнул:

– Гатлинбург, а не Мемфис. Мемфис – это откуда Элвис. А Гатлинбург – это откуда я. И хотя я слишком скромен, чтобы так его назвать, «дворец» – точное слово. Колонны на передней веранде когда-то украшали Парфенон – это такой знаменитый храм в Афинах, в Греции, кровососы вы филистерские.

– Филистимские? – переспросил мясник – напыщенный, вальяжный курильщик сигар с цветущим лицом, кустистыми бровями и блестящим черепом. Его выигрыш, две сто бумажками и фишками казино, тоже от Шики, лежал перед ним аккуратными стопками, как отбивные на витрине в Филадельфии. Он приподнял бровь, обращаясь к другим игрокам. – Филистимляне – это которые в Библии, с кожной болезнью, вроде как нос у них проваливался, и пророки их знать не хотели, гоняли шататься с мешками на голове и шекели выпрашивать. – А Шики он сказал: – Видел я твой Парфенон. Думаешь, я только в Вегасе бывал? Я жену в Европу возил, в круиз. Хорошее бабло выложил. Твой Парфенон – груда битых камней. Сколько ты за те колонны заплатил, не знаю, но переплатил ровно вдвое. Но сейчас, черт побери, мы за тебя выпьем. – Он поднял бутылку с пивом: – Завязываешь?

Неисправимый оптимист Шики выдохнул застоявшийся воздух из оттопыренных губ и сел прямо.

– Ага. Это чтобы я? Завязывал? Ну уж нет. Милостивый Господь испытует мою решимость, вот и все.

Шики покопался в карманах, достал две пятерки, четыре квотера и двадцатидолларовую фишку казино.

– Надо было больше прихватить. Слушайте, отыграться-то мне надо? Если кто из вас, джентльмены, возьмет мой чек или расписку…

Гробовщик из Лос-Анджелеса ответил поднятым средним пальцем, не только выразив свое мнение, но и показав крупный сапфир на кольце, которое Шики спустил ему три сдачи тому назад. Послюнив кончик пальца, гробовщик послал Шики воздушный поцелуй, снял кольцо и положил перед собой.

Голубой кабошон смотрел на Шики непрощающим оком.

– Глядите, – провозгласил флорист, – кольцо Папы!

– Одно из его любимых, – подтвердил Шики. – Подарок за услугу, которую я оказал Ватикану.

– Кольцо Папы, – повторил мясник и выдохнул клуб дыма в сторону Шики. – Полна у тебя голова вранья. Вроде того, как ты был закадычным другом принца Монакского.

– Не закадычным, – поправил Шики. – Я говорил другое: мы с ним вместе смотрели гран-при. Это с принцессой Грейс, благослови ее Господь, у нас была нежная дружба.

– Наверняка ее к тебе привлекло твое везение в картах, – предположил гробовщик и сказал: – Послушай, друг, я был рад твоему обществу, но я хочу играть в карты, а у тебя нет денег. Так что ты тогда здесь делаешь?

– Погоди. – Шики повозился под столом и вынырнул, держа в руках туфли. – Итальянские. Почти пятьсот баксов. Едва ношеные. Вчера еще сияли. Сколько дадите?

– Размер? – спросил мясник.

– Десятый.

– Маловаты. У меня двенадцатый.

Шики показал туфли гробовщику и флористу:

– Смотри, какая кожа элегантная!

Флорист покачал головой, но гробовщик со словами «У меня десятый» взял их, помял плетеную кожу в пальцах, проверил шнурки и подошвы, быстро поставил туфли на пол и примерил.

– Ладно, избавлю тебя от них в порядке одолжения. Тридцать баксов?

– Тридцать? Шутишь.

Гробовщик не отдал туфли, а выложил на стол двадцать однодолларовых бумажек и двадцатидолларовую фишку.

– Сорок. И ни пенни больше.

– Такая щедрость заразительна, – сказал мясник. – Знаешь что? Вот эти твои часы – дам я тебе за них, пожалуй, сотню.

– Ты что? Это же «Ролекс»!

– Ты думаешь, я тебе столько баксов отвалил бы за «Таймекс»?

Шики погладил свои часы и затряс головой: