Связанные любовью

– Джованни, – ответил он, стараясь звучать невозмутимо, но у него ничего не вышло. Пот выступил над его верхней губой, а его рука лежала на кобуре у пояса.

– Джованни, – произнес я своим самым опасным тоном, подходя еще ближе и взглядом давая ему понять, что его ждет.

Он отступил на шаг, всего один, но все увидели это.

Мои улыбка стала шире.

– Так как ты назвал мою жену?

Его взгляд метался по сторонам.

– Она стала платой за мир. Она – шлюха, – произнес он, быстро добавив: – Я не единственный, кто так думает.

– Правда что ли? – спросил я, окинув взглядом тех, кто стоял рядом. Большинство из них были солдатами Готтардо. Никто не подтвердил слов Джованни, но я мог представить, что Готтардо наговорил им. – Может, они смогут помочь тебе, Джованни. Надеюсь, кто-то из них подтвердит это, что я смог разорвать и их на части.

Джованни вздрогнул, пальцы обхватили ручку пистолета. Моя рука устремилась вперед, хватая его за горло, а затем швырнул Джованни на землю. Я вдавил колено ему в грудь, чтобы удержать на месте. Он задыхался, пока мои пальцы перекрывали ему доступ к кислороду. В его взгляде была паника, пока он боролся со смертью. Его сопротивление слабело, он выгибался и вздрагивал, но я не ослабил хватку. Я протянул руку Маттео.

– Нож.

У меня был свой, но пришлось бы отвлечься от сопротивляющегося ублюдка, пока буду доставать оружие из чехла. Маттео передал мне свой любимый нож с коротким, острым клинком, который резал плоть словно масло. Глаза Джованни расширились от ужаса и нехватки кислорода.

Он был готов потерять сознание, но я отпустил его горло, и его рот распахнулся, чтобы сделать глоток воздуха. Я просунул руку между его челюстями, чтобы распахнуть его шире и опустить нож на его язык. Он попытался закрыть рот, но лезвие скользнуло по его плоти. Боль охватила мои пальцы, когда он сомкнул челюсть на них, но я откинул нож и потянулся к его полуотрезанному языку, а затем сильным рывком выдернул его. Его глаза закатились, кровь заполняла рот. Вздрагивая, он упал на бок. Вскоре он умрет либо от потери крови, либо захлебнувшись ею.

Со скользким языком в руке я обернулся к своим людям, чтобы показать, что вижу каждого, затем я отбросил кусок мяса на землю и вернулся на место. Мои руки были в крови. Я запрыгнул на платформу и взглянул на толпу, даже не пытаясь вытереться. Я позволил им увидеть кровь, но большинство уставились на мое лицо, и больное уважение исказило их.

– Моя жена – почтенная женщина, и я убью любого, кто посмеет высказать ей неуважение.

Надеюсь, все запомнят это раз и навсегда.

Маттео усмехнулся, поднимая с земли окровавленный нож. Я кивнул ему, и он заговорил:

– И сейчас, когда мы все посмотрели на своевольный язык Джованни, пришло время принести клятву верности нашему Дону. Те из вас, кто все еще считают, что Лука недостоин быть Доном, могут сделать шаг вперед и не произносить клятву. Ваше дело.

Он сверкнул зубами и вытер клинок о штанину.

Никто не сделал шаг вперед, и когда Маттео положил ладонь на грудь и начал проговаривать слова клятвы «Рожденный во крови, поклявшийся на крови», толпа последовала за ним. Я глубоко вздохнул, глядя на своих людей, пока они наблюдали за мной. Пока что я заткнул своих критиков, запугал их, но так будет не всегда. И все же сейчас я был Доном, куда более сильным, чем мой отец, поскольку дал своим солдатам ощущение, что они выбрали меня. Когда чуть позже я спустился вниз, то взял протянутое Маттео полотенце, чтобы вытереть руку, прежде чем принимать поздравления и рукопожатия солдат.

Мои люди искали моей близости, особенно те, кто никогда прежде меня не видели. Прежде они могли лишь говорить обо мне, сейчас же у них была возможность поговорить со мной. Я дал им то, чего они жаждали. Разговаривал, слушал, хлопал по плечу.

Мансуэто, Младший Босс из Филадельфии, подошел ко мне, опираясь на трость. Его сын Кассио возвышался рядом с ним. Я пожал руку сначала Мансуэто, затем Кассио.

– Твоя жена одарила Нью-Йорк великолепием и светом. В свои почти семьдесят я никогда прежде не видел такой красоты. Подарила ли она нам мир или нет, но ты благословлен тем, что имеешь ее в своей постели.

Я напрягся.

– Отец, – напряженно произнес Кассио, послав мне извиняющийся взгляд.

Мансуэто улыбнулся мне и кивнул.

– Всегда готовый защищать Семью, как и должно быть. Я – старик. Не обращай на меня внимание.

Я знал, что Ария прекрасна. Если бы она родилась в прошлом, она бы была королевой. Ею должны были восхищаться миллионы. Она была бы влажной мечтой миллионов подростков, преследовала бы в фантазиях миллионы женатых мужчин, которые бы не могли отделаться от мыслей о ней, представляя бы ее на месте своих жен, если бы она не была моей женой. Но я был чертовым собственником, и потому она всегда будет только моей. Каждый ее миллиметр.

– Знаю, сегодня не лучшее время, но я должен обсудить с тобой своего преемника, – произнес Мансуэто.

Рот Кассио напрягся.

– Отец, ты ж не сегодня умрешь.

– Но, может быть, завтра, – ответил Мансуэто.

Я перевел взгляд на Кассио.

– И ты примешь наследие своего отца.

Кассио склонил голову.

– Если ты дашь на это согласие. Я молод.

Я усмехнулся.

– Не так, как я. Да и Семья нуждается в молодой крови. – Я обернулся к Мансуэто. – Без обид.

– Ни в коем случае. Некоторые силы в Семье тянут нас назад. Но я верю, что ты справишься с этими проблемами.

Взгляд Мансуэто скользнул туда, где Джованни истекал кровью. Никто не пришел ему на помощь.

– Так и будет.

АРИЯ

Ромеро и я бесцельно ездили по Нью-Йорку около двух часов. Я уже не могла скрывать беспокойство, а хватка Ромеро на руле крепла с каждым мгновением. Это не была не просто встреча Семьи, иначе Лука бы не предпринимал столько мер предосторожности. Я скользила взглядом по улицам, по которым мы проезжали, пытаясь отвлечься от растущей паники – все без толку.

– Лука сильный, Ария, – попытался вновь уверить меня Ромеро, но его слова не заглушали мой страх. Его темные волосы были взлохмачены, потому что он постоянно ерошил их, и столь очевидный признак нервозности распалял мои страхи еще сильнее.

Два часа.

А вдруг он не вернется ко мне?

Телефон Ромеро издал сигнал, и он вытащил его. Глаза уставились на экран, напряжение спало. Он улыбнулся.

– Все в порядке. Мы можем ехать домой.

Я откинулась в кресле, прижимая руку к губам, и закрыла глаза, борясь со слезами облегчения. Когда я вновь их распахнула, Ромеро наблюдал за мной с долей удивления, но затем вновь посмотрел вперед.

– Почему? – спросила я тихо. – Почему ты так удивлен?

– Мало кто думал, что твое замужество с Лукой приведет к чему-то хорошему. Большинство полагают, что ты будешь праздновать его смерть, – осторожно произнес он.