Академик Ландау. Как мы жили. Воспоминания

– Я только собиралась это сказать тебе. Как ты узнал? Общих знакомых у нас ведь нет.

– О, я так старался разузнать о тебе все. Только очень боюсь: вдруг ты захочешь к нему вернуться. Поехать за тобой в Ростов я не могу, там нет физиков, там я не смогу работать! Мне сказали, что этот Петя красив, как молодой бог.

– Ты даже знаешь, что он в Ростове. Нет, к нему я не вернусь. Скажи, Дау, какие человеческие качества ты ценишь превыше всего?

– Доброта превыше всего. Конечно, еще и ум.

– А худшие?

– Хуже дурака придумать трудно, но жадность и жестокость – самые омерзительные человеческие качества. Мой учитель Нильс Бор очень добрый человек. Доброта очень украшает человека! В Копенгагене у Бора было очень интересно и очень весело. Бор любил шутку и всегда шел на нее. Как-то после возвращения в Ленинград приближалось первое апреля. Сотрудник нашего института опубликовал свой научный труд. Читаю – абсурд. Пишу Бору в Копенгаген, чтобы он дал телеграмму в наш институт на имя данного сотрудника с расчетом, чтобы телеграмма прибыла в институт первого апреля, с содержанием: Нобелевский комитет заинтересовался научным открытием такого-то. Срочно просят прислать четыре экземпляра работы, фото и т.д. и т.п. Несчастный «великий ученый» с утра бегал фотографироваться, всем совал читать международную телеграмму Бора. Пьяный от счастья, с самодовольной улыбкой он запечатывал огромный конверт, когда подошедший к нему Ландау объявил своей жертве о первоапрельской шутке.

– Дау, это очень злая шутка!

– Да, но такие работы очень дорого обходятся нашему государству! Научные работники всегда должны помнить, что они сидят на шее у трудящихся. Наука – вещь дорогостоящая, ею должны заниматься только люди, приносящие пользу науке. Но, к сожалению, многие просто используют науку. Сколько липовых работ! И их авторы преуспевают.

– Дау, почему ты уехал из Ленинграда?

– Корочка, Харьков – лучший из городов! Здесь я нашел тебя. Ты сама не понимаешь, какой переворот сотворила в моей жизни!

– Ты удрал от жены?

– Я? Ха-ха! – он смеялся. – Так ты решила, что я женат?

– Не решила, просто подумала.

– Разве я выгляжу таким дураком? Жениться можно по глупости или из каких-либо мелко-бытовых или материальных соображений, на которые я совершенно не способен.

– А разве по любви не женятся?

– Только дураки. Ты выходила замуж за Петю по любви?

– Конечно.

– Сколько вы вместе прожили?

– Одну зиму. Дау, он оказался таким самовлюбленным дураком.

– Ты сама убедилась, что по любви может жениться только дурак. Как можно погубить такое великое чувство? В лучшем случае в браке страсть, влюбленность переходит в так называемую «любовь», а вернее в привычку. Когда собака привыкает к своему хозяину, все говорит, что собака любит своего хозяина. Вот такая собачья любовь-привычка возникает между супругами. Я так в тебя влюблен, ты моя мечта! Я счастлив, что нашел тебя, счастлив, что могу видеть и даже целовать! Это блаженство! Корочка, разве хорошую вещь браком назовут? Брак – это могила для страсти влюбленного. Моя сестра замужем. Как они грызутся! Я не способен повторять ошибки ближних! Из таких священных чувств, из великой любви – как много лет я мечтал вот так безгранично влюбиться! – и потом взять и открыть лавочку мелкой торговли, кооперативчик! Неужели такая девушка, как ты, хочет так мелко разменяться? Сама с восторгом слушала о великой, самоотверженной любви Софьи Перовской и Желябова. Ты меня просто не любишь. Вероятно, меня не за что любить по-настоящему.

– Главное – тебя не могут повесить, тебе ничто не угрожает, у тебя удачно сложилась жизнь, воюешь только с формулами. Разве ты не знаешь, что настоящая, великая любовь приходит, не учитывая, есть за что любить или нет?

Все это я быстро выпалила, не думая, что говорю. Обида клокотала во мне. Я убежала домой, даже не оглянувшись. Я трепетно ждала, что после многочисленных, пылких объяснений в любви он скажет, наконец, простые, естественные слова: «Будь моей женой». Если он меня любит, если я его люблю, если мы молоды и свободны, что может помешать? Но оказалось, что женитьба есть лавочка мелкой торговли, или «кооперативчик», который он облил таким презрением, несовместимый с его понятием великой любви. В ту ночь я много плакала, рано утром ушла на работу, твердо решив не видеть его.

На телефоне лежала подушка, но он упрямо приходил ко мне домой, очень грустный. Сиянье глаз, улыбка – все исчезло.

– Итак, ты решила заняться «кооперативным шантажом»?

– Я?! (Чуть не задохнулась от обиды.)

– Да, ты! А чем ты объяснишь, что не подходишь к телефону?

Говорили, объяснялись и не понимали друг друга, целовались, клялись друг другу в любви. Спорили, каждый из нас стремился доказать, что он любит сильнее и по-настоящему.

– Нет, Дау, ты просто хочешь, чтобы я была твоей любовницей.

– Что ты! Я не просто хочу, я только и мечтаю об этом! Это заветная мечта моей жизни! Если это не осуществится, тогда я жить не стану. Ты совсем, совсем не хочешь понять, что ты для меня значишь!

«Свободная любовь», «любовница» – эти слова наводили ужас, пугали.

– Если ты меня любишь, почему боишься стать моей любовницей? Почему дальше поцелуев ты меня не пускаешь?

– Дау, да это просто стыдно!

– Стыдно? Прекраснейшее слово – «любовница». Он овеяно поэзией, корень этого слова «любовь». Не чета браку. Брак есть печать на плохих вещах!

Он цитировал классиков, читал стихи, и еще какие! Как меня тянуло к нему! Но переступить черту недозволенного мне было невозможно. Вся эта свободная любовь, даже великая, вызывала большие сомнения. Подошло время его отпуска. Он уехал в Ленинград. Писал он много. За два месяца я получила сорок писем. Иногда я получала по два письма в день.

Сколько счастья приносили его письма! Сначала я очень долго изучала конверт. Письма были длинные, но для меня они таили много глубочайшего смысла. Уезжая, он сказал: «Письма писать не умею и не люблю». А сам просто засыпал письмами.

6.VII.35

Дорогая моя девочка!

Спасибо за твое милое письмо. Я эти двенадцать дней только спал и читал книги. Больше ничего! Мне даже было лень выходить из дому. Никогда не думал, что я устал до такой степени. Только теперь я несколько отошел. По этому случаю завтра уеду куда-нибудь на юг.

Все время вспоминаю о тебе. Любимая моя девочка, ты сама не понимаешь, как много ты для меня значишь.

Целую 10

раз.

    Дау.

Когда он вернулся, то я, конечно, пошла смотреть его квартиру. Щелкнул английский замок в двери, отрезав внешний мир. Мы остались только вдвоем. Вспыхнул свет. «Дау, потуши, потуши свет». – «Нет, ни за что, я хочу видеть тебя всю».

Еще мгновение, и он уже весь гол! Я окаменела, старалась смотреть только в его глаза. В них не было и тени смущения и никакого ложного стыда. Он, видно, считал, что ничего постыдного он совершить не может, а сам держался как голый король, как будто на нем безукоризненный костюм. Это было так сверхъестественно и удивительно! Он принялся раздевать меня. Это ему далось не так легко. Женщин ему явно раздевать не приходилось. Целовались самозабвенно, долго и… все. Больше ничего не получилось.

– Корочка, ты сможешь когда-нибудь простить меня за эту ночь?

– Даунька, не говори так. Так даже лучше!

– Завтра ты придешь?

– Да, приду.

– Вот, видишь, Коруша, ты боялась, что я изнасилую тебя, а, оказалось, я сам ни на что не способен. Теперь я вынужден тебе признаться: ты ведь первая девушка, которую я поцеловал по-настоящему в губы. Помнишь, ты тогда на какое-то мгновение потеряла сознание? Как я растерялся, испугался и, как самый настоящий трусливый заяц, удрал. Потом теоретически, потихонечку расспросил и разузнал: если у девушки от поцелуя мужчины так кружится голова – это и есть жемчужина любви. Как я боялся, что ты увидишь во мне зеленого юнца и прогонишь. Позор! Первый раз поцеловать девушку в 26 лет, в 27 лет обнаружить еще более серьезный изъян в себе! Если завтра приговор врача будет безнадежен, жить я не буду! Это не слова!

– Даунька, милый, не смей так говорить! Я буду приходить к тебе, когда ты захочешь! Я люблю тебя, пойми, люблю по-настоящему, несмотря ни на что!