Цокольный этаж

Короче, я сказал, что просто
Не в нужный час, не в тот закут
Забрёл. Он посмотрел серьёзно,
А я кулак сжимаю грозно.
И понял, что сейчас убьют.
Главарь кивнул – «Налей ему».

Я выпил водки с ними вместе,
Размяк, расслабился, спросил:
«А чё стоите в этом месте?»
Не знаю, сколь я был уместен.
Один ответил: «Час пробил».
Главарь мне позже пояснил…

Не знаю, Костя, веришь ли,
Но то, что он сказал мне позже,
Перевернуло всё, весь мир,
Я слышал лязг мечей, рапир.
Настолько дух его тревожен,
Что трепетала моя кожа.

Оставшись с ним наедине,
Он мне поведал о судьбе
Людей, живущих в западне.
В моей родной – родной стране
Живут в голодной, злой борьбе
И тащат муки на горбе.

А молодые в глупой спеси
По вене хмурый яд струят.
Другие, с крыши ноги свесив,
Среди болезненных депрессий
Костями об асфальт стучат,
И души русские болят.

Надежды нет, и нет просвета
На жизнь без бедности и лжи.
Нам не даёт никто совета,
Но надо требовать ответа.
У власти больше нет души,
Лиши их денег, сокруши.

И в тот же день с тяжёлой болью
Я стал частицей светлых сил,
И с той моею новой ролью
Ушёл, как следует, в подполье.
Я тайну жизни полюбил,
И тайну общую хранил.

Мы каждой ночью выходили,
Под лунным светом затаясь.
Искали адрес – находили,
Завербовали – уходили,
За тенью бунтовской гонясь,
Горела жажда жизни – страсть.

И, наконец, упившись этим
И накуражившись сполна,
Подумал: «Люди, чем мы бредим?
Мы ночью бегаем, как дети,
А цель мне так и не видна!»
Потом я понял, цель – война…

Узнав о том, что грянет буря,
Я загорел ещё сильней.
Во мне возникло столько дури,
Что рядовой моей натуре
Пришлось уйти в забвенье дней.
И вышел лидер из теней.

Я начал связь свою с другими
Как можно твёрже укреплять.
Я рвал их средствами любыми,
Чтоб ненавидели, любили,
В итоге, чтобы уважать,
Чтоб шли с тобою умирать.

Я перестал ходить ночами,
Стал говорить куда идти.
И вот за этими плечами
Сердца, горящие мечтами,
Стояли крепко на пути.
Я точно знал, куда пойти.

Я верил в них, в себя, в свободу,
Я точно знал, когда и как
Вооружится нам – народу
К его последнему походу.
Я был как яростный Спартак.
Я был, как все, но был вожак.

И вот настал рассвет последний.
«Сегодня» станет «навсегда»,
И гнёт растает многолетний,
Подует снова ветер летний
Уже на долгие года,
Исчезнут мука и нужда.

Я сел в трамвай, со мною трое