Шаманские пляски. Разбитое зеркало – 2

– Не за что! – холодно ответил Булгаков, – Я лучше тебя сам в порошок сотру! Какого черта ты творишь, Иван Сергеевич? Почему я узнаю обо всем последним? Какого дьявола, ты лезешь, черт знает куда, без моей санкции? – все это он произнес, не повышая голоса, на одной ноте и если бы не сверлящий взгляд и арктический холод в голосе, можно было бы решить, что беседа носит сугубо мирный характер.

– Виноват! – ответил Иван, и очередной раз тяжело вздохнул.

– Я, конечно, понимаю, что у тебя Иван Сергеевич, опыта в борьбе с кораблями Системы в открытом космосе больше, чем у нас у всех вместе взятых. Понимаю, что в марсианских делах ты самый опытный и подкованный человек во всей нашей экспедиции. И просто уверен, что по прилету, ты будешь заниматься некими, скажем так, неофициальными делами. Все понимаю, но, если ты Иван Сергеевич, еще раз поставишь меня раком, либо в какую другую интересную позу, перед этим американским Алл-Кисом, я тебя расстреляю к чертям собачьим и скажу, что так и было. Вопросы есть?

– Никак нет, Сергей Петрович! – вскочил и вытянулся по стойке смирно Молчалин.

– Тогда, свободен! – Булгаков на секунду прикрыл глаза, и произошла метаморфоза, нормальный, обычный, слегка насмешливый взгляд, никаких молний и сверл, даже воздух в каюте, казалось, потеплел. – Сегодня к вечеру жду подробный отчет о боестолкновении, зашифруешь альфа-кодом, передашь лично.

– Есть! – ответил Иван и, изобразив четкий разворот на каблуках, покинул офис начальника экспедиции.

***

Спустя три часа после беседы с Булгаковым, Молчалин сидел в своей каюте и тупо смотрел в стену. Перед ним на столе были аккуратно сложены все материалы по произошедшему сегодня боестолкновению, включая компьютерный анализ всех записей камер, на предмет их подлинности. Ничего нового, ровным счетом, ничего. Иван потер лицо, еще раз взглянул на стену и резко встал, решив все же проверить одну идею. К отчету ее, конечно, не пришьешь, но может хоть у самого какая-никакая ясность появится.

Вскоре он уже входил в помещение лазарета. Там его встретил старший врач корабля Арсений Петрович Кочетов, принимавший участие в Первой Марсианской экспедиции, правда, как и остальные выжившие аполловцы, большую часть времени просидевший в ангаре, превращенном мятежниками в тюрьму.

– Здравствуйте, Арсений Петрович! – войдя, поздоровался Иван и протянул руку для рукопожатия, – Как ваши подопечные?

– Здравствуйте, Капитан! – с улыбкой ответил доктор, пожимая руку, – Да, все так же – его улыбка истаяла и сменилась озабоченностью – Ливанов в коме, и откровенно говоря, вряд ли из нее выйдет. Вроде и повреждений никаких нет, а он угасает, буквально на глазах и поделать с этим я ничего не могу. Ну, а с Гореловым сможете побеседовать утром, сейчас он спит.

– Ясно, – сказал Молчалин и на пару секунд задумался. – Вы ведь видели, как Алита лечила пациентов?

– Да, имел такое удовольствие! Это незабываемо! – широко улыбнулся Кочетов, – Как вернемся на Землю, обязательно постараюсь набиться к ней в ученики.

– Дело хорошее, – кивнул Иван, – Я хотел бы попробовать поработать с пациентами по ее методу.

– А вы сумеете? – с сомнением поинтересовался Арсений.

– Ну, в отличие от вас, доктор, я уже прошел у нее обучение, – улыбнулся Молчалин, – Так что, могу попробовать.

– Не знал, – смутился Кочетов, – Я могу присутствовать?

– Да, я как раз хотел вас попросить об этом, но раз вы сами вызвались, тем лучше, – ответил Иван. – Не будем тянуть, пойдемте. Или у вас есть неотложные дела?

– Неотложных нет, проходите! – сказал доктор и открыл дверь в палату.

Молчалин взял стул и поставил его рядом с койкой Сергея Горелого, сел и взял спящего за руку.

– Мне далеко до Алиты или Грустинина, так что это может занять довольно много времени, – сказал Иван и прикрыл глаза.

Погружение в состояние, которое марсианка называла – единением с миром, а Глеб Грустинин, состоянием всемогущества, давалось Молчалину тяжело. Но с другой стороны, оно ему давалось. Из четырех человек, которых он перед отлетом взял с собой на Луну для обучения у Городецкой, хоть что-то к концу второй недели, стало получаться лишь у одного. Да и то, он в результате остался на земле. По поводу остальных, Алита высказалась примерно в следующем ключе: «Все они могут, но они не хотят! То чему я их учу, настолько выбивается из их картины мира, что у них срабатывает защитный барьер, и они просто не хотят видеть очевидного! Либо в критической ситуации этот барьер сломается сам, либо на его снос могут уйти годы, а может быть и всей жизни не хватит. Ваня, ты выбрал не тех людей, у нас нет этих лет».

Вообще, как и говорили наставники, с каждым разом погружение проходило все легче и быстрее. Молчалин, балансируя между полным погружением и бодрствованием, тихо сказал:

– Все, доктор, я начал, без крайней надобности, меня не беспокойте!

Самым слабым местом Ивана была визуализация. Он прекрасно знал, что ему нужно, но вот, зачастую, представить себе это, было, просто, выше его человеческих сил. Неожиданно, сегодня с формированием образа проблем не случилось. Вот Сергей, вот он сам, можно приступать. На прямой контакт Горелов отказался идти напрочь, он спал и видел сны, и то, что в одном из снов образовался образ Капитана, его очень мало взволновало. Просьбу показать, что именно произошло на чужом корабле, Сергей проигнорировал, предпочитая совсем другие образы, а когда Иван попытался упорствовать в своем желании, как-то легко и просто обрубил связь и выкинул Молчалина из своих снов.

Некоторое время Иван пытался восстановить связь, но безуспешно. Горелов построил великолепную защиту, и проникнуть сквозь нее, без личного разрешения Сергея, было если и возможно, то явно за пределами сил и знаний Молчалина. Немного помучившись, Иван поставил себе в памяти зарубку, когда все немного устаканится, обязательно поговорить с десантником и если тот согласится, начать его обучать, а потом отправить к Алите. Напоследок Молчалин провел общую диагностику здоровья, и не найдя никаких серьезных нарушений, просто, слегка подпитал бойца энергией. Теперь следовало заняться вторым пациентом.

Раз уж с визуализацией сегодня проблем не было, Иван решил попробовать обойтись без телесного контакта и просто представить себе образ Ливанова. Получилось, на удивление, легко. Молчалин потянулся к созданному образу анализаторами и сразу понял, что со вторым десантником, что-то крепко не так. Первым впечатлением было, что ему, просто, не удалось создать образ, связанный с оригиналом. Потом пришло осознание, что с телом-то образ связан, а вот с душой как-то не очень. Не было у этого тела души, Иван настолько удивился, что чуть не выпал из концентрации в обычную реальность.

А потом странности стали множиться. Внутри тела Анатолия обнаружился сгусток пульсирующей тьмы, от которого тянулись отростки, буквально по всему организму, особенно толстые шли к энергетическим центрам или как их еще называли – чакрам. Этот сгусток буквально высасывал из десантника все силы. Чуть позже Молчалин обнаружил и канал связи с душой, причем, если бы не знал, где искать и не делал этого предельно тщательно, фиг бы обнаружил, настолько он был тонок. Канал был практически пережат одним из отростков и держался буквально на честном слове.

Иван растерялся. Ни чего подобного, он ни то что бы, ни видел, но даже и не слышал о подобном. Молчалин сформировал сгусток позитивной энергии и попытался подпитать им Ливанова, но стоило энергии начать вливаться в тело десантника, как в эту область разом ломанулись все окружающие отростки тьмы и мгновенно всосали всю энергию в себя, а темный сгусток на глазах увеличился и стал пульсировать значительно бодрее.

Тогда Иван вспомнил рассказ Грустинина, о том, как он на Марсе рвал контролировавшие его воздействия местных. Молчалин сформировал, что-то, что в его понимании, было острейшими скальпелями, и аккуратно отрубил один из отростков тьмы. Отрезанный участок задергался, попытался дотянуться до места отреза, но Иван не дал, отодвинув кусочек в сторону. Участок еще немного подергался и истаял, но победа была так себе, отросток очень быстро отрастил замену потерянному участку. Тем не менее, Молчалин решил, что он на верном пути.

Некоторое время он кромсал отростки и не давал им срастись вновь. В конечном итоге освободив от них почти половину тела Ливанова. Канал связи с душой немного окреп, и его стало нормально видно. Вот только сам Иван очень устал. Стоило ему прекратить уничтожение темной сущности, как она тут же стала отвоевывать потерянные позиции. Молчалин понял, что такими темпами он раньше сам сдохнет от энергетического истощения, чем грохнет этот чертов сгусток.

Пару секунд передохнув, он решил изменить тактику и всадил свои скальпели в самый центр тьмы. Вот тут его ждал сюрприз. Если отростки рубились сравнительно легко, то центр сгустка оказался прочным и лезвия лишь бессильно скользили по нему. Иван разозлился и, сформировав в своем сознании какую-то хреновину, то ли копье, то ли меч, в общем, нечто вполне футуристическое и, напитав это всей доступной энергией, всадил в самый центр сгустка. Действие оказалось успешным, сгусток стал таять, а потом полностью исчез в крохотной, но ослепительной вспышке.

Молчалина стремительно выкинуло в реальность и, судя по реакции врача, выглядел он не очень. Иван, сдуру, попытался встать и если бы не помощь Кочетова, неминуемо свалился бы. Сил не осталось совершенно, даже сидеть было невыносимо тяжело. Доктор, однако, мгновенно сообразил, что у него стало на одного пациента больше и, не мешкая, подхватил теряющего сознание Капитана и потащил его к свободной койке.

Впрочем, пришел в себя Иван быстро, и пяти минут не прошло, а еще минут через десять уже полностью оклемался. Доктор изучал показания медицинских приборов подключенных к Ливанову, но увидев, что Капитан сел на койке тут же к нему подошел.

– Как вы себя чувствуете, Иван Сергеевич? – оценивающе разглядывая Молчалина, спросил он.

– Значительно лучше, – повертев головой, ответил Иван, – Не знаете, что это такое было?

– Я с подобным сталкивался лишь однажды, Алита называла это энергетическим истощением. Когда она Антона Городецкого вытягивала у нее нечто подобное случилось, – ответил доктор, – Но смотрю, вы уже оправились, у Городецкой ситуация была хуже, она восстанавливалась около часа.

– Ясно, – задумчиво произнес Молчалин, – А как дела у десантников?

– У Горелова все так же, а вот у Ливанова значительно лучше! – Кочетов хмыкнул, – Эта марсианская медицина, настоящие чудеса творит. Пациент вышел из комы, все жизненные показатели в норме, хотя час назад он, буквально, на ладан дышал. Сейчас спит, думаю лучше его не будить, но если очень нужно, то…

– Думаю, необходимости в этом нет, – улыбнулся Иван, – Слушайте, Арсений Петрович, а у вас здесь вода есть, питьевая?

– Есть, – недоуменно ответил доктор.

– Тогда, будьте так добры, выдайте мне пол-литра, а то в глотке, как в пустыне, и я, пожалуй, еще раз поработаю с Ливановым, – сказал Молчалин, вставая.

– Хорошо, но может лучше кофе? – поинтересовался Кочетов.

– Нет, спасибо, сейчас лучше обычной воды, может быть только родниковая, но боюсь, что в ближайшее время нам с вами ее взять будет негде, – усмехнулся Иван.

Спустя пару минут, вдоволь напившись, Молчалин вновь устроился на стуле, правда, на сей раз, решил пойти простым путем и взял пациента за руку. В состояние измененного сознания входилось тяжело, видимо сказывалось недавно пережитое энергетическое истощение. Но, наконец, Ивану удалось войти. Тело Ливанова выглядело совсем иначе. Вполне нормальное человеческое тело, малость потрепанное жизнью, со следами энергетического голодания, но живое, почти здоровое и с душой.

Молчалин потянулся к сознанию Анатолия и практически сразу сумел наладить с ним диалог. В отличие от Горелого, Ливанов был готов сотрудничать и поделиться со своим Капитаном имеющейся информацией. Вскоре Иван глазами десантника наблюдал, что же происходило в том коридоре на чужом звездолете.

Вот Анатолий забросил свое тело в коридорчик и, не обнаружив ничего опасного, махнул напарнику и двинулся вперед. Так, а теперь помедленнее. Откуда-то сверху метнулась черная тень, Ливанов, на вбитых намертво в подсознание рефлексах, совершает резкий маневр и тень промахивается, но сразу же меняет направление движения и несется к Сергею. Горелов вскидывает винтовку и особо не раздумывая дает по тени одну длинную очередь. Тень начинает видоизменяться, как в калейдоскопе, меняя образы, один безобразнее и ужаснее другого. Сознание Анатолия начинает затапливать практически не контролируемый страх, становится очень тяжело соображать, а тело начинает жить своей жизнью, то есть тупо дергается в невесомости. Сергея отдачей винтовки выносит из коридора, но он продолжает стрелять.

Наконец, пули находят цель и сразу несколько подряд рвут образ очередного монстра в лоскуты тьмы. Тень корчится, сквозь нее проносятся еще несколько пуль, вырывая куски и оставляя в тени громадные прорехи, очередная пуля впивается в кляксу, вспышка света, тень исчезла. Но страх не уходит, хотя хоть какой-то контроль над телом удается вернуть. И тут боковым зрением Ливанов видит еще одну тень, только вот сделать ничего не успевает. Сгусток пульсирующей тьмы касается скафандра, мгновенное ощущение удушья, укол ужаса, тьма.

Молчалин вывалился из воспоминания десантника, и хотя это было лишь воспоминание, ощущения были не из приятных. Иван мягко разорвал контакт с Ливановым, вкачал в его тело массу позитивной энергии, отчего образ десантника внутренне засветился и вышел в реальность. Ситуация прояснилась, вот только, что делать с полученным знанием, Молчалин пока не представлял.

***