Пыль моря

Надежда на быстрое и лёгкое плавание не оправдались. К полудню ветер переменился, пришлось сесть на вёсла. Янг Чанг стал нервничать и ворчал поминутно. Так до вечера и не доплыли до деревни. И берега тянулись пустынные и безлюдные. Вдали виднелся столб дыма, но это горела тайга.

Пришлось заночевать на берегу. Ночью не рискнули продолжать плавание. Все были и так были измотаны качкой. Морская болезнь не пощадила никого, но Мишка чувствовал себя немного лучше остальных.

Утром с отвращением продолжили путь. Часа через три показались хилые строения деревни. Два десятка обмазанных глиной хижин прилепились к бугру шагах в ста от берега. Тин-линь озабоченно поглядывал на деревеньку и после продолжительного раздумья сказал:

– А не прикинуться нам маньчжурами. Миш может сойти за него, а мы вроде его солдаты. Ружья есть и язык я знаю, а тебе, Миш, нечего с корейцами и разговаривать. Два-три слова по-маньчжурски ты знаешь, этого будет достаточно. Что скажете?

– Можно и так, – ответил Мишка, – Тогда пусть нас высадит этот рыбак, не доезжая до деревни. Мало ли что он может наговорить своим родственникам и друзьям. Мы-то не поймём.

– Так и сделаем.

Тин-линь поговорил с рыбаком, и тот с неохотой согласился высадить путников в версте от деревни. Поставил парус и быстро стал удаляться.

– Ну а теперь вся надежда на господа, да на добрых духов, – проговорил Мишка и пробормотал какое-то подобие молитвы.

Тин-линь с товарищами тоже сели на пятки и принялись задабривать духов, раскладывая на песке нехитрые дары в виде ленточек от халата и кусочки рыбы с просом, оставшиеся от утреннего завтрака.

Вооружившись поддержкой богов, тронулись к деревне. Их давно уже заметили, кучки рыбаков с напряжённым вниманием наблюдали за приближением страшных людей. А наши горемыки действительно представляли неприглядный вид в своих грязных халатах, превратившихся в лохмотья.

Однако это вполне могло быть им на руку. О маньчжурах ходили самые невероятные слухи. Не так уж часто простым корейским рыбакам приходилось встречаться с завоевателями, и любой самый страшный вид мог быть с достоверностью принят жителями этой деревушки.

– Ружья выставляй, и морды делай свирепей, – предложил Тин-линь. – Надо сразу запугать их, тогда сговорчивее будут и покорнее.

Бодрым шагом вошли в деревню. Ребятишки с матерями скрылись в хибарах. Мужчины в подобострастном поклоне склонились перед незнакомцами. Тин-линь обратился к старикам:

– Еды, ночлег и воды помыться! Где староста? Давай сюда, собака!

Он видел, что его понимают слабо, но впечатление произведено было должное. Седенький старичок со сморщенным лицом засеменил навстречу и упал на колени. Он не смог вспомнить ни одного маньчжурского слова, а скорее всего и не знал таких. Его голос срывался, и из глаз выкатывались редкие крупные слёзы.

– Что бормочешь, падаль! Говори понятно, – и с этими словами он поднял тяжёлое ружьё.

Старик распростёрся у ног пришельцев. Остальные последовали его примеру и тихо завыли тонкими голосами.

– Кто может говорить со мной на китайском или маньчжурском языке?

Вперёд подполз пожилой на вид человек с плоским коричневым лицом.

Не поднимая головы, он стал говорить какие-то слова, отдалённо напоминающие китайские. Мишка подошёл и встряхнул мужчину, приподнял и поставил на ноги. Они не держали и подгибались. Для придания ногам твёрдости Мишка рявкнул что-то и двинул корейца в спину. Это возымело надлежащее действие, и рыбак стал ровно.

С большим трудом Тин-линь добился, чтоб его поняли. Мужчины закричали на женщин и те понеслись собирать еду и таскать воду. Путников отвели в самый лучший дом старосты. Всех жильцов выгнали, а сами расположились на лавках и канах. Вскоре притащили почти новые халаты и еды.

– Ну что, пока всё идёт хорошо, – заметил Мишка.

– Нагнали страху, теперь бояться нечего, – ответил Тин-линь, довольно орудуя палочками.

– А мне жалко их, – молвил И-дун и с опаской глянул на хозяина.

– Жалко и мне, но иначе нельзя. Маньчжуры и так строже с ними обходятся. Хуже будет, если заподозрят недоброе.

– По всем правилам надо бы побить одного-другого. – Мишка с трудом справлялся с палочками. Он до сих пор не мог привыкнуть есть из миски этими тонкими и неудобными палочками, и предпочитал орудовать руками. У Дау он нарезал себе ложек, но теперь ещё не успел, и приходилось выкручиваться.

Облачились в корейские халаты с колпаками на головах, вышли на улицу. Навстречу засеменил староста Хан Бонг Чоль. Рядом топтался деревенский толмач. Поминутно кланяясь и бормоча что-то невнятное, они семенили сзади. А Мишка осматривал деревню и лодки, вытащенные на песок.

Сели на перевёрнутую лодку и поманили толмача.

– Часто тут плавают джонки купцов? – спросил Тин-линь.

После недолгих переговоров толмач ответил, что редко, но скоро ожидается. Как скоро – никто не понял. Толмач показывал четыре-пять пальцев и все решили, что через пять дней.

Долго беседовали, расспрашивая о джонках, купцах и маньчжурах. Маньчжур здесь видели один раз, и с тех пор эта встреча тяжёлым грузом давила на деревню. Двух молодых рыбаков утащили с собой, а вскоре труп одного выбросило море в трёх ли от деревни. Узнали, что в дне пути на восток находится другая деревня, побольше, и там могут быть маньчжуры.

Тин-линь обеспокоился, но не подал вида. Делать было нечего, как выжидать, надеясь на купца с джонкой.

На пятый день отдыха сразу после полудня Ювэй примчался с окраины деревни и со страхом в глазах прокричал:

– Кто-то идёт сюда! Человек шесть-семь. С ружьями!

– Вот собачьи души! Неужто маньчжуры? – Мишка вскочил и, схватив оружие, выскочил их хибары.

Поднялись на бугор и увидели группу вооружённых людей, подходящих к деревне. Зоркие глаза Мишки разглядели маньчжурских солдат. Деревня словно вымерла. Только тут Мишка заметил это.

– Донесли, собаки! Ну, погоди! Дай отбиться, а там посмотрим!

До солдат оставалось не более двухсот шагов. Они шли усталой походкой и с неохотой. Сзади плелись двое носильщиков, нагруженных мешками и одеялами.

– Что делать, братцы? – спросил Мишка побледневших товарищей, – Бежать поздно, перестреляют, да и не готовы мы к такому. Отбиваться придётся. Что скажете?

– А что здесь скажешь? На пощаду надеяться нечего. Маньчжуры не затем сюда тащились. Надо биться, – и Тин-линь удобнее улёгся за кустом, раздвигая ветки. – У нас три ружья, нападения они не ждут. Может, повезёт нам и сейчас.

– Только не трусить, – зловеще шепнул Мишка. – Если что не так получится – саблями пробиваться станем.

Солдаты подходили неторопливо и безбоязненно. Впереди шагал их начальник, его сабля болталась у ног.

– Пока они изготовятся к стрельбе, мы успеем перезарядить ружья, – молвил Мишка, – Целься лучше. Я беру первого, а вы остальных по очереди. И все разом.

– Не близко ли подпускаем? – спросил Тин-линь, явно нервничая и опасаясь. Лицо стало бледным, веки мелко подрагивали.

– В самый раз. А то с перепугу попасть не сможете. И-дун? Ты бери третьего, цель в живот, так вернее будет. Как выйдут на травку, так и пальнём. Только не спешите.

Слышались голоса и тяжёлый топот солдат. Мишка прицелился в грудь старшего и расслабил мышцы. Наконец маньчжуры подошли к условленному месту и Мишка, не таясь, сказал спокойно и даже буднично: