Последняя точка судьбы

– Кто же видел-то, бабуль? Двадцать первый век идёт, сто пятьдесят лет уже твоему барину!

– Петенька, ну его этого барина! Может, привиделось мужикам нашим!

– Ладно, бабуль, разберусь я с этой нечестью, слово даю! Да и по работе мне этот случай ох  как нужен!

– Болтаю, старая, болтаю…– Таисия Антиповна, спохватившись, начинает суетиться возле внука, а на Петю наваливается дремота, и он, поцеловав бабушку, заваливается на свою, так знакомую с детства, постель. Успевает стянуть рубашку с брюками и проваливается в глубочайший сон, в котором приснится ему шелест вековых тополей над покосившимися крестами, старый барин Ардов, лица которого он никогда не видел, и он, Петя, бегущий с кладбища.

Как ни уговаривала Таисия Антиповна внука, отправился Петя с утра на старое саратовское кладбище! И склеп Ардовский отыскал, целый час ходил вокруг да около, только ничего подозрительного не обнаружил. Разве что лаз подозрительный, щель простая, но человек при желании выбраться сможет.

– Какой человек! – вскрикнув, одёргивает себя Петя.

Долго всматривается в тёмноту лаза. Ничего.

И витает над кладбищенской порослью особый запах, перемешанный травами, листьями и каким-то тонким, присущим только таким местам, дуновением ветерка.

Красным заревом угасает день за саратовскими холмами. Затихает неспешная жизнь на деревенских улицах. Один за другим гаснут окна в покосившихся домишках, а ближе к полуночи и вовсе стихают все звуки. Даже куры, усевшись на шестках, дремлют, лишь изредка подрагивая крыльями, да периодически открывая свои чёрные, как бусинки глаза. В небе горят звёзды, и в эту режущую человеческое ухо тишину откуда-то из далёких лугов доносится монотонный стрёкот кузнечиков.

Дождавшись полуночи, Петя Суворов отправляется в путь. По дороге вспоминает соседа бабкиного, Матвея Григорьевича. Он в аккурат встретился возле дома своего, завидев Петю, возвращавшегося с кладбища.

– Никак на разведку ходил? – хитро сощурив один глаз, спросил он.

– На какую, Матвей Григорьевич?

– Ой, Петя, не хитри! Когда журналист в нашу глухомань приезжает, да ещё после слухов страшных, тут никаких сомнений не будет! Ардова словить хочешь?

– Вы сами-то хоть верите?

– А я и видел его издалека! По надобности во двор ночью вышел, а он по улице идёт. Злой такой, трясётся! Я быстро домой, да дверь на защёлку!

– Померещилось…

– Эх, ты, померещилось! Брось это дело, Петруша! Напиши начальнику всё с моих слов, так тебе и почёт и уважение!

– Ладно, Матвей Григорьевич, разберёмся!

И вот сейчас идёт Петя по тропинке, а душа аж в пятки уходит! «Если на самом деле, то только издалека посмотрю!» – успокаивает он сам себя. Чуть не вскрикнул от треснувшего под ногой сучка! Остановившись, Петя вслушивается в темноту. Да и кладбище, вот оно, рядом, рукой подать. Несёт с него ночным гнилостным холодом. Чернеют силуэты вековых тополей, сливаются в общую массу кресты и постаменты. Боже правый, дёрнул же чёрт согласиться на эту командировку! К бабке и так бы съездил, погостил бы и уехал!

А это что?! У Пети от страха слёзы на глазах выступили, сердце стучит на всю округу! Отделилось что-то от кладбищенской ограды, зашумела трава, как от ветра, да ещё луна появилась невесть откуда! Движется на Петю силуэт, но до того странный и непонятный, что захотелось было сойти с тропинки. Да только он  уже заметил его. Видит Петя лицо, исполосованное тысячами мелких морщин, видит поднятые к верху худющие руки с тонкими, похожими на когти, пальцами. Развевается длинный халат, светят ярким огнём лишённые глаз глазницы! Шумит трава, шумит под полами халата, и летит это существо над поверхностью, совсем не касаясь земли!

Ардов! Петя без сомнений определил старого барина. И когда в лицо пахнуло гнилью и затхлостью, когда трупный смрад ворвался в ноздри, Петя закричал!

– Ы-ы-ы!!!!! – мечется вокруг старый Ардов, крутится возле Пети со всех сторон. Вот болью пронзает щеку от острых когтей, вот кипятком обдало руку от соприкосновения с халатом барина!

– А-а-а!!! – кричит Петя.

Он несётся напролом прямо через кусты, прыгает через какие-то коряги, и всё слышит за спиной зловонное дыхание, всё проникает в уши шелест травы. Луны уже нет, звёзды попрятались в своих небесах, а Петя всё несётся куда-то по прибрежным косогорам местной речушки.

– А-а-а!!! – раздаётся среди мертвеющей тишины, и топот от Петиных ботинок сливается с кузнечным стрёкотом.

… Его находят через два дня. Петя сидит у одинокой берёзы. Обхватив руками колени, он дрожит всем телом, пытается что-то сказать окружившим его людям, но слёзы душат и перехватывают горло, поэтому Петя только машет руками.

Он не сойдёт с ума. Продолжит работать в редакции. Но Петя никогда не напишет рассказ об этом случае. Садясь за клавиши компьютера, работая над очередной статьёй, он подолгу сидит без движения, отстранённо отдаваясь своим мыслям. Жена подходит, обнимает его сзади за плечи, и они вместе молчат. А однажды узнают от случайно встреченных в городе саратовских мужиков, что старый Ардовский склеп как-то незаметно провалился, засыпался. Только поговаривали мужики, что видели старого барина теперь днём, за далёкой речкой, аккурат возле той берёзки, где нашли Петю….

Бессмертный

– Ну и дырок  тебе нашлёпали, Васька! – издали крикнул лейтенант Сарычев, подбегая к только что приземлившемуся самолёту.

Васька, тоже молоденький лейтенант, неспеша вываливался из кабины, отстёгивая лямки парашюта:

– Нашлёпают тут! – ворчал он, – Продыху никакого! Шея болит от финтов, того гляди отвалится!

Сарычев помог другу спрыгнуть на землю. Техник Мартынов уже подбирал сброшенный парашют, изредка бросая взгляд на прошитый пулями фюзеляж Яка:

– MG (немецкий пулемёт, прим. автора) проклятый,  постарался!

– Еле ушёл! – Васька  похлопал Мартынова по плечу, – Ты уж извини, старшина, по-другому никак не получилось!

– Ты что, Вась, я ж не про это!

Осень сорок третьего вступала в свои права. Не слышались уже ночами переливы птичьих голосов, не шелестели задушевной песней листья белоствольных красавиц. Лежали они, эти листья, бесполезным покрывалом на пропитанной мелкими дождями земле. И только изредка налетевший ветерок разгонял их по военно-полевому аэродрому.

В штабе полка находились трое: командир полка подполковник  Вишняков, проверяющий авиационного корпуса полковник Некрасов и лейтенант Василий Неклюдов, только что вернувшийся с разведки.

– Вот тут он и вынырнул! – Васька по-мальчишески ладонями крутил в воздухе, показывая схему боя, – Вижу, прямо в лоб идёт! Ну, нет, думаю, сволочь фашистская, не на того напал! Тебя–то я уделаю! А потом вдруг второй выскочил, третий! Оцениваю обстановку – трое на одного! Повоевать придётся!

– Мальчишка! – недовольно вздохнул Вишняков, – тебя на разведку посылали, а не в бои ввязываться!

– А куда деваться-то, товарищ подполковник! Фоккевульф, по-нашему «Дора» – машина хорошая, да еще, если в тройном экземпляре….

– Ну, ну, поумничай ещё! – вспылил, было, командир полка.

– Не ругайся, Николай Петрович, – полковник Некрасов подошёл к Неклюдову и оценивающе посмотрел на лейтенанта, – Им ведь придётся «Дор» этих в земной ад отправлять.… Ну, а дальше, лейтенант!

Васька, почувствовав поддержку, снова воспрянул духом:

– Пока я фигуры выделывал перед  «фоккерами», вижу – один задымил! Откуда, думаю, я ж ещё не одного выстрела не сделал! Два фашиста в рассыпную, только их и видели! Потом только его увидел…

– Кого, лейтенант? – спросил Некрасов, заинтересованный рассказом.

– Ну, этого… «Бессмертного»…

– Кого-кого? – Полковник оглянулся на Вишнякова.

– Товарищ полковник, – перебил Ваську комполка, – Я всё расскажу чуть позже.

А ты, лейтенант, сдал съёмку?

– Так точно! И сразу к Вам!