Конституционно-политическое многообразие

Правовой принцип политического многообразия позволяет выявить объективное основание плюрализма, которое, как правило, обусловливается экономической структурой общества. По существу, принципы права сами по себе могут выражать юридическое мировоззрение классов, других социальных групп, отдельных физических лиц, различных общностей, государств, не обретая до определенного времени качества нормативности, но они никогда не сливаются по своему содержанию с неюридической политикой (внутрипартийная политика).

В современной рыночной экономике, к примеру, центральным вопросом, как обозначено в совместном заявлении ведущих российских и американских ученых, является конкуренция. При ее развитии предприятия выступают в качестве авангарда рыночной экономики, способны стимулировать новые инициативы в деле инвестиций, производства и занятости. Дело в том, что потенциальные возможности той или иной формы собственности реализуются не сами по себе, а через посредство сложной системы организационно-экономических отношений и принципов права. Именно с помощью них воплощается в жизнь ресурс собственности в решении социальных задач, так как они более подвижны и динамичны, чем принципы действующего права, весьма многообразны в своих конкретных проявлениях.

Необходимо отметить, что в отечественном обществознании до недавнего времени понятие «политический плюрализм» исследовалось исключительно в контексте критики буржуазных государственно-правовых теорий. При этом ущербность теории политического плюрализма, как правило, обосновывалась тем, что она якобы представляет собой реакционный идеологический миф, с помощью которого пытаются доказать превосходство буржуазной демократии и завуалировать ее классовую сущность, создать впечатление того, что государство является лишь одним из равноправных субъектов политических отношений наряду с множеством других общественных структур.[107 - См.: Кузьмин Э. Л. Демократия: некоторые вопросы теории, методологии и практики. М., 1986. С. 50–56; Мушинский В. О. К характеристике идеологий плюрализма// Государство и идеологическая борьба. М., 1986. С. 109–112.] Несостоятельность доктрины «плюралистической демократии», возникшей на рубеже XIX и XX вв., в свою очередь, обосновывалась тем, что она выступает против социалистической демократии, пытается увековечить демократию в ее буржуазном содержании, отрицает практическое господство монополистической буржуазии.[108 - См.: История политических и правовых учений / Под ред. В. С. Нерсесянца. М., 1988. С. 727–731.]

Как известно, в советское время идея политического многообразия не стала нормативно-правовым принципом, ибо в Конституции СССР 1977 г. были официально закреплены противоположные идеи: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу. Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный, научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма. Все партийные организации действуют в рамках Конституции СССР» (ст. б).[109 - См.: Конституция СССР 1977 г.] В т. 19 данной Конституции одной из важнейших задач было названо установление социальной однородности.

Наша задача заключается в концептуальном анализе принципа политического многообразия, для чего, по нашему мнению, необходимо обратиться к историческому зарубежному опыту. И обусловлено это парадоксальностью ситуации перехода российского общества к модели социально ориентированной и эффективно регулируемой экономики.

В настоящее время хорошо зарекомендовали себя различные модели конституционно-правовых отношений, постоянно обновляющиеся с учетом исторического опыта и сохранившие адекватность условиям страны или группы стран – США и европейских стран, скандинавская модель, китайская, японская и индийская модели, модели, присущие ряду стран исламского мира и Южной Америки. Эти модели несопоставимы друг с другом даже по внешним признакам, поэтому заимствование их элементов не позволит получить ожидаемых результатов. Столь же своеобразной должна быть и российская конституционно-правовая модель, опирающаяся на историю, традиции социальных связей, культуру и систему ценностей ее граждан. Сказанное о специфике моделей социально-политического развития отнюдь не отрицает их общих черт, но позволяет плюралистично отразить в общественных отношениях и социальных связях потенциальные возможности институционально-эволюционной теории политического многообразия, весьма разнообразного в своих конкретных проявлениях.

Мир не только многообразен, но и многоцветен. Он исключает поиск универсальных моделей или их навязывание по заранее расписанному сценарию, или копирование пути, пройденного другими народами. Именно социологический подход помогает видеть социальную природу правовых явлений, их связь с другими общественными явлениями, в том числе экономическими, политическими, идеологическими.[110 - См.: Карбонье Ж. Юридическая социология. М., 1986; Кудрявцев В. Н, Казимирчук В. П. Современная социология права: Учебник. М., 1995; Лапаева И. В. Конкретно-социологические исследования в праве. М., 1987; Щегорцев В. А. Социология правосознания. М., 1981.] Социологическое направление в государственно-правовых исследованиях получило существенное развитие в юридической науке. Поэтому в своем исследовании мы тоже решили обратиться к социологическому подходу.

Отметим, что заслуга введения в научный оборот такого понятия, как «социологическая юриспруденция», принадлежит французскому исследователю, представителю позитивной философии Огюсту Конту[111 - Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т. 1. С. 700–705.] В научном труде «Курс позитивной философии» ученый рассматривал позитивизм как среднюю линию между эмпиризмом и мистицизмом. По мнению Конта, наука и философия не могут ставить вопроса о причине явлений, ибо все подлинное и положительное может быть получено как результат специальных наук, их синтетическим объединением[112 - Философский энциклопедический словарь / Ред. С. С. Аверинцев, Э. А. Араб-Оглы, Л. Ф. Иличев. 2?е изд. М., 1989. С. 488.].

Вопросами позитивизма, положившими начало социологии государства и права, занимались такие видные ученые, как Б. Констан, Г. Еллинек, Р. Иеринг, Ф. Ницше, А. Токвиль, И. С. Нарский и др.[113 - Еллинек Г. Социальное значение права, неправды и наказание / С предисловием проф. Новгородцева. М., 1910; Иеринг Р. Цель в праве. СПб., 1881; Констан Б. // Полис 1993. № 2; Нарский И. С. Очерки по истории позитивизма. М., 1960; Ницше Ф. Так говорил Заротруста. Книга для всех и ни для кого. / Пер. с нем. М., 1990; Токвиль А. Старый порядок и революция. СПб., 1856.]

Необходимо отметить, что широкое использование этого социологического направления в государственно-правовой науке явно наложило свой отпечаток на оценку сущности правовых принципов, данную в свое время еще Ф. Энгельсом: «…отражение объективных потребностей общественного развития в правовых принципах происходит помимо сознания действующего; юрист воображает, что оперирует априорными положениями, а это всего лишь отражения экономических отношений»[114 - См.: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. М., 1963. Т. 37. С. 418.]. Выделяя классовый характер права, Ф. Энгельс утверждает, что при одних исторических условиях право предстает, как «резкое, несмягченное, неискаженное выражение господства одного класса…»[115 - См.: Там же.].

Предельно четко мысль о социальной обусловленности законов выразил французский мыслитель XVIII в. Поль Гольбах: «…гражданские законы могут лишь применять законы природы и толковать их таким образом, чтобы это в наибольшей степени соответствовало благу данного общества», а в случае, если гражданский закон «мешает нам делать то, что требуют или разрешают нам природа, разум, благо общества, он несправедлив и тираничен, и его создатели превышают власть»[116 - Гольбах П. Избранные произведения: В 2 т. Т. 2. М., 1963. С. 339.].

Важную роль в развенчании европоцентристского позитивистского взгляда на общество и право сыграли полевые исследования, у истока которых еще в 10?20?е гг. XX столетия стоял один из основателей современной западной социальной антропологии Б. Малиновский. Чрезвычайно сильное влияние на развитие юридической антропологии оказала его работа «Преступление и обычай в обществе дикарей», впервые опубликованная в 1926 г. и выдержавшая около десяти переизданий. На материалах Тробриандских островов в Меланезии он показал, как местному обществу без европейского права и государства удавалось поддержать правопорядок при помощи взаимных обязательств (reciprocity) и целого ряда иных юридически не формализованных норм. Причем нередко меланезийцам это удавалось лучше, чем современным европейцам. Возможно, такой вывод был предопределен недостаточной глубиной «первого взгляда», либо Б. Малиновский недооценил роль колониального государства в Меланезии[117 - Цит. по: БобровниковВ. О. Теория и практика правового плюрализма для Северного КавказаXIX–XX вв. http://www.iurant.ru/publ/custlaw2000/bobrovn.htm].

Для выработки методологии юридической антропологии большое значение имела работа А. Р. Редклиф-Брауна «Общественные и частные деликты в первобытном праве», впервые изданная в 1933 г. Как и Малиновский, Редклиф-Браун пытался найти ответы на вопросы, до сих пор волнующие исследователей. Каким образом управляются общества без государства и формальных юридических институтов – судей, судов, полиции, адвокатов, разработанных законодательств, конституций? Как узнать, какие правовые нормы действовали и сегодня действуют там? А если эти нормы известны, то почему им подчиняются, конечно, если это действительно так? В отличие от Малиновского, упор в этой и других своих работах Редклиф-Браун делал не на управляемых, а на управляющих – на правовой и социальной элите общества. Немалый вклад в разработку проблематики обычного права, впоследствии ставшей главным объектом изучения сторонников правового плюрализма, внесли М. Глакмэн, Т. О. Элиас и другие исследователи Африки.

Исследование обычного права в колониальном контексте подвело западных ученых к кредо правового плюрализма: государство не имеет монополии на право. Существуют как государственные, так и негосударственные правовые и общественные системы. Более того, они могут сосуществовать в одном и том же социальном пространстве, или полуавтономном «социальном поле» (socialfield) – если оперировать понятием, предложенным С. Ф. Мур и принятым большей частью сторонников теории правового плюрализма.[118 - См.: Там же.]

Однако, несмотря на все противоречия и допущения, социологическое направление в государственно-правовой науке продолжало свое развитие, и в результате было сформировано целое научное направление, основателем которого считается австрийский ученый Евгений Эрлих. В предисловии к своей книге «Основы социологии права», вышедшей в 1913 г., он написал, что право коренится не в текстах законов, а в жизни: «Центр тяжести развития права в наше время, как и во все времена, – не в законодательстве, не в юриспруденции, не в судебной практике, а в самом обществе»[119 - История политических и правовых учений: Учебник для вузов / Под общ. ред. акад. РАН, д-ра юрид. наук, проф. В. С. Нерсесянца. 3?е изд., стереотип. М., 2001. С. 78.].

Это направление, в противоположность догматической (формальной) юриспруденции, предполагало рассматривать в качестве источника права не государство, а общественные отношения и изучать право эмпирически, во взаимосвязи с другими социальными явлениями. В рамках этого направления и в русле государственно-правовой науки исследуются складывающиеся правовые отношения, эффективность права, правосознание, правовая культура и другие аспекты права, требующие применение социологических методов научного познания. Концепция Е. Эрлиха получила название «концепция свободного права», поскольку для нее стал характерным «свободный подход к праву», который, согласно автору, можно обнаружить в практике судебного разбирательства, где имеет место свобода судейского усмотрения.

Социологическая юриспруденция акцентирует внимание главным образом не на том, что есть право, а на том, как право действует. В дальнейшем социологическое направление в государственно-правовых исследованиях получило существенное развитие в современной, в том числе и в отечественной, юридической науке. Нельзя не отметить, что среди видных ученых, внесших существенный вклад в разработку юридической социологии, есть и наши соотечественники – В. Н. Кудрявцев, А. П. Казимирчук, В. В. Лапаева, В. Л. Щегорцев и др.[120 - Кудрявцев В. И., Казимирчук В. П. Современная социология права: Учебник. М., 1995; Лапаева В. В. Конкретно-социологические исследования в праве. М., 1987; Щегорцев В. Л. Социология правосознания. М., 1981.]

XX век достиг высокой эффективности в управлении политическими событиями, политическими ситуациями и информационными потоками. Поэтому технология управления политическими процессами позиционирует себя как определенный внутренний алгоритм соответствующей деятельности политического субъекта, программирующий его наиболее эффективные действия в сфере политического управления. Данный алгоритм есть результат рационализации решения определенной проблемы, найденный в течение конкретного исторического пути методом проб и ошибок. Закрепление и вычленение в этом алгоритме результативных способов осуществления той или иной акции дают политическому субъекту возможность использовать приобретенный опыт другого субъекта, а также расширяют возможности рационального решения аналогичных задач в схожих условиях. Исходя из этого, мы в праве утверждать: сущностью применяемых политическими субъектами знаний, способов деятельности, направленных на оптимальное и эффективное воплощение стоящих перед ними конкретных целей в сфере государственной власти, является принцип политического многообразия, адаптированный к специфике социальной реальности. Это позволяет, с одной стороны, субъектам политической деятельности достигать намеченных социально-политических целей; с другой стороны, идею политического многообразия сделать принципом юридического мировоззрения, руководящим началом действующего права.

Сказанное в полной мере относится не столько к оптимизации политического многообразия, сколько к осмыслению его теории, возникшей как самостоятельная область научного знания в начале XX века. Представители этой теории (Г. Ласки, М. Даль и др.) предприняли попытку моделирования общественных отношений, построенных на принципе политического многообразия. По мнению авторов, в соответствии с такой моделью в реализации политической власти в стране наряду с правительством принимают участие многочисленные общественные объединения, создаваемые на основе единых интересов (профессиональных, материальных, религиозных, возрастных), которые используются в качестве механизма давления на органы государственной власти и удовлетворения своих потребностей. В результате происходит своеобразное фрагментирование политической власти, «диффузия» ее суверенитета между множеством субъектов политических отношений, что, собственно, и составляет суть политического плюрализма или «плюралистической демократии»[121 - Подробно об этом см.: История политических и правовых учений: Учебник / Под ред. В. С. Нерсесянца. М., 1988. С. 727–731.].

Концепция правового плюрализма возникла в западной юридической антропологии в 70?х гг. XX в. Она быстро завоевала много сторонников как среди этнологов, так и среди юристов и политиков.

Появилась международная Комиссия по обычному праву и правовому плюрализму (Commission on Folk Law and Legal Pluralism), объединяющая в своих рядах теоретиков права, этнологов и практикующих юристов. Издается Бюллетень (Newsletter), распространяющийся по всему миру, в последние годы его читателями стали граждане России и других бывших социалистических стран. Быстро растет число публикаций и периодических изданий, посвященных этой проблематике. Наиболее влиятельным научным журналом по юридической антропологии стал Журнал правового плюрализма (Journal of Legal Pluralism), созданный в 1981 г. на базе Журнала африканских правовых исследований (Journal of African Law Studies). Каждые два года проводятся международные конференции. XI Международный конгресс был посвящен правовому плюрализму – «Обычное право и правовой плюрализм в меняющихся обществах», который проходил в Москве в августе 1997 г.

Из множества толкований правового плюрализма наиболее популярным является определение, которое в 1988 г. дала С. Мерри. Исходя из подходов Дж. Гриффитса, Л. Посписила и С. Ф. Мур, она толкует правовой плюрализм как «ситуацию, когда две или более юридические системы сосуществуют в одном социальном поле».[122 - Цит. по: БобровниковВ. О. Теория и практика правового плюрализма для Северного КавказаXIX–XX вв. http://www.iurant.ru/publ/custlaw2000/bobrovn.htm.] Ни один из ведущих специалистов по юридической антропологии, склоняющихся к этой концепции или сомневающихся в ней, не подвергал данное определение критике. Согласно интерпретации Гриффитса, данной им в 1986 г., «правовой плюрализм есть… положение вещей в любом социальном поле, при котором поведение соответствует более чем одному правопорядку». Причем правовой плюрализм может быть явно выраженным (по терминологии Гриффитса – «сильным») или скрытым, когда одна система права, например, европейское позитивное право, основанное на римской традиции, подавляет другие (последний случай Гриффите называет «слабым» правовым плюрализмом).[123 - См.: Там же.]

Реальность такова: несмотря на тенденциозный идеологический подход к теории и практике политического многообразия (плюрализма), использовавшийся длительное время в отечественной политико-правовой науке, сегодня в нашей стране появилось немало работ, авторы которых предпринимают попытку рассмотреть особенности политического плюрализма как атрибут демократической политической системы[124 - См. напр.: Авакьян С. А. Политический плюрализм и общественные объединения в Российской Федерации: конституционно-правовые основы. М., 1996; Формирование политической системы России / Под ред. А. Кортунова. М., 1996; Богатыров В. В. Политическая система современного Российского общества: Дис…. канд. юрид. наук. М., 1998, и др.].

Большинство ученых, исследующих различные аспекты политического плюрализма, исходят из того, что именно этот тип политических отношений выступает антиподом тоталитарному режиму. По образному выражению политолога А. Сабова, политический плюрализм – демократическая узда против любых диктатур, будь то административных, партийных или военных.[125 - См.: Сабов А. Наша первая революция // Российская газета. 2000. 29 июня.] По мнению Л. С. Явича, «без углубления демократии в области политики, без политического плюрализма, в том числе плюрализма мнений, убеждений, без общественно-политических течений, союзов единомышленников, движений и фронтов нельзя надлежащим образом решить экономические проблемы».[126 - См.: ЯвичЛ. С. Социализм: право и общественный прогресс. М., 1990. С. 137.] С точки зрения В. И. Козодоя, при отсутствии политического плюрализма выборы превращаются в фарс, парламент – в министерство по производству законов[127 - См.: Козодой В. И. Формирование многопартийности в Сибири 1985–1996 гг. Монография. М., 2004.]. В значительной степени просчеты в логике действий правительств, издержки в принимаемых ими законодательных актах и экономических прогнозах являются следствием стереотипизированных действий, содержащих определенные требования к условиям и результатам социально-политической практики. Не бывает случайных научных результатов, как и не может быть не продуманных общественно-политических отношений, иначе у страны не будет ясности в определении своего будущего. Весьма опасно полагаться на стереотипизированный алгоритм, ибо, как справедливо отмечает А. Н. Харитонов, «теоретическая модель демократической политической системы обладает не менее мощным деструктивным потенциалом по сравнению с политической системой тоталитарного типа»[128 - Харитонов А. Н. Государственный контроль над преступностью (вопросы теории): Автореф. дис. д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 1997. С. 8.].

Выделяются частный и публичный аспекты политического плюрализма. В этом контексте отмечается, что «плюрализм имеет как индивидуально-личностный аспект, когда обеспечивает свободу граждан, уважение их духовного, мировоззренческого и культурного выбора, так и общественно-государственный, когда направлен на реализацию многопартийности, цивилизованное решение конфликтных ситуаций между участниками политического процесса, недопущение монополизма и унификации в социально-политической сфере»[129 - Колесников Е. В. Политический плюрализм. Политология для юристов: Курс лекций / Под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. М., 1999. С. 314.].

Более того, многие авторы рассматривают личность в качестве не только одного из объектов, но и главного субъекта общественных отношений, основанных на политическом многообразии, подчеркивая при этом, что эту роль личность приобретает и выполняет именно через совокупность закрепленных за ней прав и свобод.[130 - См.: Шабров О. Ф. Политическая система: структура, типология, устойчивость. М., 1993. С. 29–30; Политология в вопросах и ответах (консультации политологов). М., 1994. С. 108, Комаров А. С. Личность в политической системе российского общества. Саранск, 1995. С. 59–63, 77.]

Рассуждать о правах и свободах вообще и о несоблюдении их в России бесперспективно, как и говорить об идеологической составляющей политического многообразия вообще, имея в виду исполнение им своеобразной роли идейной основы и организационных форм устройства политических отношений. Идеологию не может сформировать отдельный человек, но ее может разработать и внедрить в сознание народа одна из структур общества. Создание условий для идеологического многообразия в контексте развития образования и культуры является прерогативой государства. Неслучайно М. В. Баглай утверждает, что идеологическое многообразие «означает право каждого человека, политической партии и общественной организации свободно разрабатывать, исповедовать и пропагандировать идеи, теории концепции об экономическом, социальном, политическом устройстве человеческого общества, предлагать практические рекомендации властям и обществу, публично защищать свои взгляды и воззрения и т. д.».[131 - Баглай М. В. Конституционное право Российской Федерации: Учебник. М., 1998. С. 148.]

Нельзя, однако, не отметить, что информационное поле современной политической жизни во многом формируется средствами массовой информации, научно-доказательный уровень которых весьма сомнителен, а идеологическая ангажированность очевидна. Другие источники объективной политической информации во многом уступают СМИ, особенно электронным, тем не менее, без этой информации современный политический анализ невозможен, поскольку именно через нее политики и стоящие за ними силы оказывают свое влияние на общество, общественное мнение и общественное сознание.

Разумеется, политика была, есть и будет объектом теоретических исследований. Результаты данной деятельности находят свое отражение в теоретической литературе, учебниках, учебных пособиях, статьях, диссертациях, кроме того, политическое поведение отслеживается социологами. Все это нередко оценивается как вклад в политическую науку, к выводам которой якобы должны прислушиваться действующие политические партии, общественные объединения, политики и которые должны влиять на политическое образование и политическую культуру населения. Но ничего подобного не происходит: некоторые авторы предрекают катастрофу вузовской политической науки, ссылаясь на примеры «радикального непрофессионализма» преподавателей и исследователей; жесткой критике подвергаются государственные образовательные стандарты по политологии, которые якобы не соответствуют современному уровню мировой политической науки; отдельные «ученые» откровенно встали на позиции защиты интересов политических временщиков. Поэтому, с нашей точки зрения, для развития политической науки и формирования политической культуры населения необходимо концентрированное ее изучение, сфокусированное на познании политических реалий.

Несмотря на то, что часть политологических заключений и рекомендаций с полным основанием может быть отнесена к субъективным аналитическим выводам, в рамках которых реальные факты осмысливаются на основе определенных политических принципов под прикрытием политического многообразия, все чаще звучат идеи «институциональной экспансии», предполагающие укрепление статуса политологии и защиту политических исследований.[132 - О реформе преподавания политических наук в системе высшего образования Российской Федерации // Полис. 2001. С. 117.] Возможно, именно это способствовало акцентуации идеологического аспекта в структуре политического многообразия. К примеру, Л. Е. Тиунова, раскрывая сущность политического плюрализма, приоритет отдает идеологии и подчеркивает, что плюрализм политических убеждений, свобода мысли и слова, организационно-политические формы деятельности союзов единомышленников, наличие политических движений, развивающихся в рамках конституции и правопорядка, ставят преграду экстремистской деятельности, насильственному изменению конституционного строя[133 - См.: Тиунова Л. Е. Плюрализм интересов и правопонимание // Правоведение. 1990. № 1. С. 31.]. В этой связи хотелось бы, используя слова Ч. Миллса, предостеречь ученых от попытки превратить методы в методологию анализа и прогноза.[134 - Миллс Ч. Задачи социологии//Социологический журнал. 1995. № 4. С. 169–170.]

Конечно, сами факты и тем более их источники и отражение несут в себе элемент субъективности, даже статистические данные могут содержать ошибки, они могут быть неправильно обработаны или сфальсифицированы. Если учесть, что понятие «политическое многообразие» имеет два основных значения для политической практики – общетеоретическое и конкретное, – то необходимо обратить внимание на его правовой характер. Политический плюрализм, подчеркивает Ю. А. Тихомиров, «означает состязательность на основе закона, отказ от насилия, взаимоуважение и альтернативные варианты».[135 - Тихомиров Ю. А. Действие закона. М., 1992. С. 58.]

Раскрытие юридической природы политического многообразия как принципа правового регулирования является важнейшим аспектом его исследования на теоретико-правовом уровне. Под юридической природой принято понимать правовую характеристику данного явления, выражающую его специфику, место и функции среди других правовых явлений.[136 - См.: Алексеев С. С. Общие дозволения и общие запреты в советском праве. М., 1989. С. 227.] В этом контексте исследованию принципа права уделяется явно недостаточное внимание, о чем свидетельствует как научная, так и учебная литература. Существуют, пожалуй, лишь два монографических исследования принципов права[137 - См.: Явич Л. С. Право развитого социалистического общества: Сущность и принципы. М., 1978; Вопленко Н. И. Сущность, принципы и функции права. Волгоград, 1998.]. Во многих, в том числе вполне солидных учебниках по теории права, принципам права вообще не нашлось места.[138 - См.: Общая теория права и государства: Учебник / Под ред. В. В. Лазарева. М, 1994; Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. Учебник. М., 1999; Теория права и государства: Учебник / Под ред. Т. Макова. М., 1995; Общая теория права: Учебное пособие / Под ред. А. С. Пиголкина. М., 1994; и др.] В других они лишь перечисляются, но не раскрываются в содержательном плане.[139 - См.: Хропанюк В. Н. Теория государства и права. Учебник. М., 1993. С. 163–167; Общая теория государства и права: Учебник. Академический курс. Т. 2 / Под ред. М. Н. Марченко. М., 1998. С. 22–26.] В этой связи мы солидарны с Л. С. Явичем: до сих пор остается актуальным вопрос о содержании принципов права, ведь исследования в этом направлении страдают «неполнотой, непоследовательностью и известной степенью априорности»[140 - Явич Л. С. Право развитого социалистического общества. Сущность и принципы. М., 1978. С. 148.].

Сложившаяся ситуация, как справедливо отмечает Ю. К. Толстой, во многом объясняется тем, что результаты исследования принципов права в отечественной юриспруденции традиционно предвосхищались идеологическими постулатами, которые «выветривали» их правовое содержание. В результате принципы права если и выполняли в обществе какую-либо роль, то скорее роль политической идеологии, с помощью которой подлинное положение дел в той или иной отрасли права, и особенно в правоприменительной практике, тщательно маскировалось. При таком подходе действие принципов права не прослеживалось до конца, а их исследование не выходило за пределы порочного круга[141 - См.: Толстой Ю. К. Принципы гражданского нрава// Правоведение. 1992. № 2. С. 49.].

То, что принципы права не выполняли своей функциональной роли, можно объяснить и недостаточным научным обоснованием их содержательной сущности. Об этом мы писали ранее. В гуманитарных науках в рамках общей теории той или иной отрасли знаний (в нашем случае – юриспруденции) чаще всего обращается внимание на объект, связь с практикой, специфические особенности взаимодействия с другими науками и формами общественного сознания.

Пожалуй, главным для методологии теории и практики применения принципов права, с нашей точки зрения, является их научный и дисциплинарный статус, так как они играют фундаментальную, определяющую роль в механизме правового регулирования общественных отношений. В этом качестве научно обоснованные правовые принципы являются идейной основой максимального использования творческих возможностей права и правового регулирования, служат, можно сказать, идейной пружиной механизма правового регулирования.[142 - См.: Васильев А. М. Правовые категории: Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. М., 1976. С. 214, 215, 225 и др.] Они аккумулируют в себе истоки, отправные идеи бытия права, которые выражают важнейшие закономерности и устои определенной общественно-экономической формации; являются однопорядковыми с сущностью права и составляют его главное содержание; обладают универсальностью, высшей императивностью и общезначимостью; соответствуют объективной необходимости упрочения господствующего способа производства.[143 - Явич Л. С. Право развитого социалистического общества. Сущность и принципы. М., 1978. С. 11.]

В любом случае к толкованию и применению принципов права не подходит рассуждение Б. Спинозы о том, что всякое определение понятия ведет к ограничению творческих возможностей науки, ее окостенению, исключает другие связи данного явления. Объективная многозначность знания, по нашему мнению, способствует операционализации, т. е. логически обоснованному выявлению сущности объекта. Если учесть, что современная социально-политическая лексика широко оперирует терминами, во-первых, используемыми в качестве базовых, исходных категорий без разъяснения их смысла (национально-государственное устройство, управляемая демократия); во-вторых, имеющими двух– или более основное содержание (политический менеджмент, политическая коммуникация, политическое участие); в-третьих, ставшиминеологизмами (русская национальная идея, экономический и технологический детерминизм), то возникает методологический вопрос: как «относиться к обществу „научно“, т. е. критико-аналитически и равным образом – „идеологически“, т. е. без размышлений принимать различные мнения, не беспокоясь о том, насколько они соответствуют истинному положению дел»?[144 - Монсон П. Восток, Запад и Русская идея // Русская идея. М., 1992. С. 314.] Безусловно, к обществу, с нашей точки зрения, необходимо относиться научно, ибо научные теории, касающиеся его, должны применяться, а не только воспроизводиться и считаться истинными.

С этих позиций принцип политического многообразия имеет методологическое содержание, поскольку он связанс критическим пересмотром исторических ситуаций и обоснованием политико-правовых проблем в свете соответствующего наследия. Принцип политического многообразия есть основания рассматривать в качестве совокупности основных начал, отправных идей, отражающих одноименное демократическое устройство политических отношений и определяющих сущность и содержание их нормативно-правового регулирования. Принципиально важной для предпринятого нами исследования является содержательная характеристика принципа политического многообразия. Из данного нами определения видно, что содержательная характеристика принципа политического многообразия должна раскрывать его, с одной стороны, как идейную основу права, а с другой – как «передаточное» звено между системой политических отношений и системой нормативно-правового регулирования.

В исследованной нами литературе акцент делается, в основном, на первом из указанных аспектов. Это вполне коррелирует с позицией Р. Ф. Раскатова, который предлагает при выявлении сущности принципов права иметь в виду следующее: 1) правовой принцип – всегда не только начало, основанное на констатации, не только средство внутренней саморегуляции, а прежде всего – требование нормативного характера; 2) каждый принцип отражает уровень познания, степень овладения той или иной закономерностью правовой действительности и отношение к ней; 3) правовые принципы в высшей степени диалектичны по своей природе: единство объективного и субъективного, возможности и действительности; 4) принципы права выражают противоположные тенденции происходящих общественных процессов; 5) они служат формой единства и сосуществования противоположностей, средством разрешения противоречий.[145 - См.: Раскатов Р. В. Некоторые вопросы развития теории советских правовых принципов в свете решений XXVI съезда КПСС. XXVI съезд КПСС и теоретические вопросы государства и права. М., 1984. С. 24.]

Важность этих выводов несомненна, особенно если приходится иметь дело с политическими процессами, которые исключают возможность проведения экспериментов и практических опытов. Актуализация политических принципов права в современный период трансформации российского общества значительно усиливается в связи с формированием новых общественных отношений, внедрением в практику инновационных технологий взаимодействия между системой политических связей и системой нормативно-правового регулирования, а также при обнаруженной неадекватности результатов анализа и данных политико-правовой практики.

Возьмем для примера позицию В. С. Нерсесянца по поводу будущего России. Вопрос заключается в том, как нашей стране, отказавшейся от социалистического принципа хозяйствования, предполагающего отсутствие частной собственности, вновь вернуться на рельсы равенства в экономике, праве и т. д. Наиболее перспективный путь, по мнению ученого, – строительство постсоциалистического правового государства на основании нового общественного договора и принципа равного права всех российских граждан на одинаковые (индивидуализированные, в отличие от частной собственности) доли десоциализированной собственности. При этом каждый владелец гражданской собственности будет получать не саму долю (она неотчуждаемая), а соответствующую ей часть денежных доходов от использования объектов общей гражданской собственности. Данный доход может быть использован владельцем для создания своей частной собственности или своего бизнеса, что создаст реальную экономическую основу для развития малых предприятий – двигателей общественного прогресса.

Преобразование социалистической собственности в гражданскую собственность, с нашей точки зрения, ведет к возникновению нового строя с более содержательными (чем при капитализме) принципами равенства и справедливости, с более развитыми формами собственности, свободы, права. Таким образом, политический принцип «каждому – неотчужденное право на гражданскую (цивилитарную) собственность» может стать той основой, благодаря которой идеи коммунизма и капитализма могут примириться в условиях будущего принципиально нового общественного устройства.

В концепции Л. С. Явича в содержание политических принципов права включены: полновластие народа, охрана политической системы и гарантия участия граждан в управлении обществом; закрепление принципов организации и деятельности органов государственной власти; сочетание политической и непосредственной демократии, повышение роли самоуправления; утверждение и обеспечение широкого круга политических прав и свобод и равноправия граждан; сочетание убеждения и принуждения в государственном руководстве обществом[146 - См.: Явич Л. С. Право развитого социалистического общества. Сущность и принципы. М., 1978. С. 151–152.] Исследуя проблему законности, В. С. Афанасьев пришел к выводу, что каждый из ее принципов может быть развернут в некую совокупность требований, а каждое из них, в свою очередь – в совокупность конкретных правовых предписаний. Например, принцип верховенства закона может быть раскрыт через такие требования, как соответствие подзаконных актов законам, правоприменительных актов – законам и подзаконным актам, актов индивидуального поведения – законам, подзаконным актам и актам правоприменения. Перечисленные требования фиксируются в виде конкретных правовых предписаний в Конституции и законах Российской Федерации.[147 - См.: Афанасьев В. С. Обеспечение законности: вопросы теории и практики (по материалам органов внутренних дел): Дис…. д-ра юрид. наук в форме научного доклада. М., 1993. С. 16.]

Нетрудно заметить, что авторы рассмотренных выше определений принципов права преимущественно акцентируют внимание на некоем максимально исчерпывающем перечне аксиологических (ценностных) характеристик, который при желании можно всегда продлить, либо сократить. К сожалению, второй аспект, предполагающий раскрытие механизма отражения требований общественных отношений в системе нормативно-правового регулирования через принципы права, практически не учитывается. Между тем именно через раскрытие этого механизма и становится возможным выделить те элементы (сферы) нормативного регулирования, в которых должны находить свое отражение основные идеи принципа политического многообразия.

Как известно, нормативно-правовое регулирование – это государственная деятельность, направленная на упорядочение общественных отношений посредством права Содержание нормативно-правового регулирования включает в себя закрепление: предмета (сферы) регулируемых общественных отношений и их субъектов; метода правового регулирования (сочетание запретов, обязанностей и дозволений); прав и обязанностей субъектов регулируемых общественных отношений; юридических последствий за невыполнения нормативно-правовых предписаний. Исходя из этой конструкции, к предметному содержанию принципа политического многообразия есть основания отнести совокупность основных идей и начал, определяющих сферу политических отношений, подлежащих нормативно-правовому регулированию; круг субъектов регулируемых политических отношений; метод, используемый для ассемблирования поведения субъектов политических отношений; права и обязанности субъектов политических отношений; юридические последствия за ненадлежащее использование прав и невыполнение обязанностей субъектами политических отношений.

Перечисленные выше элементы предметного содержания принципа политического многообразия в своей совокупности составляют юридический механизм перевода с помощью данного принципа объективных требований демократических политических отношений в нормативно-правовую сферу. В контексте этих объективных требований и следует проводить аксиологическую (ценностную) характеристику принципа политического многообразия как принципа правового регулирования. С этих позиций к основным характеристикам, составляющим ценностное содержание принципа политического многообразия, могут быть, в частности, отнесены: во-первых, ограничение нормативно-правового регулирования сферами политических отношений, за которыми не только возможен, но и необходим государственный контроль для развития демократических институтов; во-вторых, использование преимущественно диспозитивного метода правового регулирования поведения субъектов политических отношений; в-третьих, наделение субъектов политических отношений таким комплексом прав и обязанностей, который позволит им стать активными участниками политических процессов, эффективно влиять на их развитие и предотвращать злоупотребления правами, ущемление прав и законных интересов других субъектов; в-четвертых, установление юридических последствий, направленных на защиту демократического устройства политических отношений.