Два брата

Вася не отвечал.

Он сам думал о брате так же, как и его приятель, и вот почему ему было еще больнее слышать осуждение Николая от других…

В тот же день Вася был в деревне и обошел все избы. Мужики радушно встречали его и рассказывали ему одну и ту же вечную историю. Вдобавок очень жаловались на нового исправника Никодима Егоровича.

– Старик Иван Алексеевич на покой ушел! Тот еще ничего, а этот лютый.

– Страсть!..

– Строгость ноне пуще пошла!

– Раззор!..

Вася слушал все эти восклицания молча. Слова утешения не шли на уста.

Под вечер он собрался навестить Лаврентьева.

– Ты не слышал разве, Вася, – заметил Иван Андреевич, – ведь Григорий Николаевич чуть не умер…

– Что ты?

– Ездил он в Петербург зимой, помнишь?.. Вернулся и слег в постель в горячке. Доктор отчаивался, думал – не выдержит… Выдержал, однако… Поправился!.. После болезни он, брат, еще нелюдимее стал и, кажется… пьет очень…

– Пьет?.. – протянул Вася и невольно подумал о Леночке. – Он собирался жениться… В Петербурге говорил мне…

– Не слыхал… Едва ли… По-прежнему бобылем… Да вот сам увидишь. Передай ему, пожалуйста, от меня поклон.

Вася застал Григория Николаевича сидящим на крыльце дома в одной рубахе. Он осунулся, постарел и, показалось Васе, был слишком красен.

– Приятель! здорово!.. Когда сюда пожаловал? – встретил его Григорий Николаевич, пожимая по обыкновению руку до боли. – Отощал, отощал! Давно пора на вольный харч! пора!

– Вчера приехал…

– Спасибо, Иваныч, что не забыл старого приятеля. Молодчина! Этим ноне не хвалятся. Н-нет… Ты вот душевный парень… Что у вас в Питере-то… мерзость, чай?..

– И здесь не важность…

– Это верно. Правильно… Правильно, Василий Иванович. Мало важности!.. Вот разве Никодимка, шельмец, важность на себя напускает ноне, как гоголем заходил… И форсит, подлец… Да Потапка тоже… Разбойники!.. Кузька-то ноне к вам в Питер переехал разбойничать, а за себя Потапку оставил… Помнишь, еще примочками отхаживал, когда в Залесье его помяли? Только напрасно вовсе тогда его не решили. Лучше было бы… Зверь, как есть, дикая зверина!.. Но я доберусь до него… Доберусь!

Вася вспомнил, как Григорий Николаевич добирался до Кузьмы и не добрался.

По его лицу пробежала грустная улыбка.

– Думаешь, не доберусь? Хвастаю? Кузьку выпустил, а этого – шалишь! Ша-ли-шь! Коли не опомнится, мы его помнем… помнем! Довольно от него терпит народ!.. – мрачно проговорил Лаврентьев.

Он вдруг замолчал. Молчал и Вася, с участием посматривая на Григория Николаевича.

– А ты что так поглядываешь?.. Ты так, родной мой, не гляди… Лучше ругай Гришку! От тебя все приму – не бойся… Тебя ни-ни… не трону… Ты не брехун, не то что…

Вася смущенно ждал конца. Он догадывался, на кого намекает Лаврентьев. Но Лаврентьев не досказал слова.

– Постой, Иваныч, погоди, голубчик! – проговорил Лаврентьев, когда Вася стал прощаться. – Одно словечко. Елена Ивановна здорова?

Голос Лаврентьева звучал необыкновенной нежностью.

– Здорова…

– И… и… счастлива?..

Трудно было отвечать Васе на этот вопрос. Он сам задавал его не раз и не находил ответа.

– Что ж ты? Говори правду, по совести!

– Кажется, счастлива!

– Дай ей бог, дай бог! – прошептал Лаврентьев и прибавил: – Ну, теперь ступай домой, Иваныч, и приходи ко мне, когда я буду тверезый. Приходи же. Придешь?

– Приду.

– То-то. Ты парень душевный!

Вася возвращался домой тем самым лесом, где часто певал Лаврентьев.

«Зачем это все так случилось?» – думал Вася, и сердце его сжималось при воспоминании о Леночке.

Он задумчиво шел по лесу, а вечер тихо спускался на землю.

XXIV

Прошел месяц.

Вася заметно поправился на деревенском воздухе, так что нередко вместе с Чумаковым занимался мужицкой работой. Чумаков исправно работал все время. Сперва мужики дивились, но потом привыкли. Никодим Егорович несколько раз подсылал узнавать, почему это молодой человек, гостивший в Витине, работает, но ничего не открывалось такого, что давало бы Никодиму Егоровичу надежду на открытие преступных замыслов. Однако он зорко следил и довел до сведения его превосходительства об этом событии.

Генерал поморщился и соображал.

– Вы говорите – работает, как мужик?

– Точно так, ваше превосходительство. Как простой мужик!

– Ггмм. А еще?

– Пока ничего-с.

– И незаметно, чтобы… вредные идеи?

– Трудно поручиться, ваше превосходительство!

– Трудно!.. Гм, да, трудно.