– Нет…
– Родственник?
– По Христу!..
– Ггмм… Странное родство… Он ваш приемыш?
– Приемыш.
Секретарь взглянул на «милостивых государынь», лукаво прищурив глаза, словно бы говоря: «Вот отчаянный лгун!» – и обратился к мальчику:
– Как тебя зовут?
– Сенькой.
– Есть у тебя отец?
– Не знаю.
– А мать?
– Не знаю.
– Кого же ты знаешь?
– Дедушку знаю.
– Кто ж твой дедушка?
– А вот!
Мальчик улыбнулся, оскалив ряд белых зубов, и показал пальцем на старика. Старик ласково ему усмехнулся.
– Давно ты его знаешь?
– Давно…
– Чем занимаешься?
Мальчик не понимал.
– Что делаешь?
– Все делаю, когда дрова есть – печку топлю, дедушке помогаю…
– Ваше звание? – обратился секретарь к старику.
Тот вынул из кармана засаленную бумагу и подал секретарю.
Василий Александрович прочел бумагу, пожал плечами и с осторожной брезгливостью положил ее перед почтенной председательницей. Та в свою очередь пожала плечами, потрясла седыми буклями и передала дальше. Осторожно, словно боясь чумной заразы, дотрогивались до этой бумаги ручки «милостивых государынь» и затем торопились сбыть, проводив ее вздохом или пожатием плеч.
– До чего дошел!
– Как пал!
– Ужасно!
Такие восклицания в виде шепота вырвались из груди многих «милостивых государынь».
– У вас есть рекомендация? – снова спросил секретарь.
– Нет.
Василий Александрович обвел собрание взором сожаления, что у него нет рекомендации.
«У него нет рекомендации!» – отвечали взгляды в ответ.
«У него нет рекомендации!» – безмолвно сказали все лица и личики.
– И вид у него скверный! – тихо шепнула председательница.
– Пьяница!.. – еще тише отвечал секретарь. – А мальчик, верно, взят напрокат!
Дело старика, видимо, было проиграно. Он это понял и вдруг стал угрюм.
– Так вы говорите, что у вас нет рекомендации?
– Никакой.
– Даже никакой? Это очень жаль! Судя по вашим бумагам (секретарь встает и брезгливо отдает назад бумагу), вы человек не без образования и поймете, следовательно, что цели нашего общества не позволяют удовлетворить вашей просьбе.
Старик слушал эту речь с каким-то угрюмым вниманием, но когда секретарь кончил, он опустил голову и как-то весь съежился. Глаза его спрятались в темных ямах, и из груди вылетел надтреснутый голос, произнесший тихо:
– Но ведь я не за себя… За мальчика!
– За мальчика? – переспросил секретарь и пошел на свое место.
Несколько секунд недоумения.
– Имеем ли мы право? – тихо шепчет секретарь.
– Имеем ли мы право? – также тихо шепчет почтенная председательница, строго покачивая буклями.
«Имеем ли мы право?» – спрашивают сами себя все «милостивые государыни».
– К сожалению, мы не имеем права! – решает сперва лицо секретаря, потом жест, а затем и тихий шепот.
– К сожалению, мы не имеем права! – говорит по-французски председательница.