Тогда моряк вошел в середину толпы и крикнул:
– За баркасами послано, братцы! Потерпи. Сейчас вас перевезут!..
Но доселе безропотно ожидавшие, казалось, взволновались словами моряка.
Из толпы в разных концах раздались слова:
– Бросили здесь, как собак!
– С раннего утра не ели.
– Хоть бы перевязали… Истекай кровью!
– В город доставьте… Не давайте умирать!
– Он нагрянет…
– Всех нас и заберут!
Раненые зашевелились. Многие стали подниматься.
Тогда моряк во всю мощь своего голоса крикнул:
– Сиди, братцы! Не слушай дураков! Он не придет. Наша армия не пустит.
С этими словами он быстро вернулся к пристани и крикнул Бугаю:
– Стоп отваливать!
С ближайшей телеги донесся голос:
– Менщик пустил… Пропали мы!
– Врешь! – закричал на раненого моряк.
Он достал из кармана листок бумаги и написал карандашом на ней несколько слов.
– Ты, рулевой мальчишка! – сказал моряк Маркушке.
– Есть, вашескобродие.
– Знаешь квартиру Павла Степаныча Нахимова?
– Как не знать.
– Сбегай немедленно к нему и передай записку.
– Есть!
В ту же минуту сбоку, вокруг толпы, подъехал к пристани на крымском славном иноходце молодой запыленный офицер в адъютантской форме.
Он соскочил с седла, бросил поводья сопровождавшему его казаку и крикнул на отвалившую только шлюпку Бугая:
– Вернись… Возьми…
Бугай затабанил, и шлюпка была у пристани.
– Еду с письмом от главнокомандующего к Корнилову! – взволнованно проговорил адъютант, пожимая руку знакомого моряка.
– Ну что?.. Какие вести?
– Плохие…
– Отступили?..
– В беспорядке!.. Срам… Кирьяков с дивизией перепутал…
– А куда армия?..
– Отступаем на Инкерман… Ночуем там…
– А союзники?
Офицер пожал плечами.
– Идут за нами… Может, и в Севастополь!.. – ответил чуть слышно офицер.
И, пожав руку моряка, вошел в шлюпку, и она отвалила.
Наконец показалась большая флотилия больших гребных судов, плывших на Северную сторону для перевозки раненых в город.
Старый яличник наваливался на весла, угрюмый, не проронивший ни слова и прислушивавшийся к подавленному тону разговоров своих пассажиров.
– Дяденька! Идут! – радостно крикнул Маркушка.
Он стоял у руля в маленьком кормовом гнезде сзади переднего сиденья на ялике.
«Дяденька» Бугай быстро повернул голову, взглянул секунду-другую на военные баркасы и катера и удовлетворенно прошептал:
– Слава тебе господи!
Маркушка правил рулем добросовестно.
Весь отдавшийся своему делу, он не слыхал, о чем разговаривали перед его носом два офицера: оба усталые, бледные, молодые, со сбившимися повязками – один – на голове, другой – на шее.
Офицер с повязкой на голове, блондин с грустными, вдумчивыми глазами, говорил тихим голосом, полным безнадежной тоски, об Альминском сражении.
– И что могли сделать двадцать пять тысяч наших, почти безоружных со своими кремневыми ружьями, против семидесяти тысяч союзников, отлично вооруженных? Они могли только умирать благодаря генералам, поставившим солдат под выстрелы… Уж потом приказали отступать, когда уж пришлось бежать…