Неуловимая бестия

– Ich komme[2 - Я приду (нем).].

Санкт – Петербург. кабинет управляющего III Отделением Дубельта

– Опять не слава Богу!?

– Так точно, Ваше превосходительство.

– Кто?

– Аверкиев, которого я за Дукатами посылал в Ильинское. Исчез вместе с золотом.

– Каким образом? – Леонтий Васильевич отложил бумаги и грозно взглянул на стоящего перед ним Сагтынского.

– Сошел в районе Шлиссельбургской крепости.

– Охранник?

– Спал, Ваше превосходительство.

– Мерзавец! – вспыхнул Дубельт.

– Сейчас под арестом, до выяснения.

– Аверкиев ваш!

Адам Александрович склонил голову. Да он и сам не предполагал, что так получится. Но теперь-то что говорить. Только хуже сделаешь.

Дубельт резко поднялся, отпихнул от себя кресло, и заходил по кабинету, растрепывая на голове седые волосы.

– А я вам говорил, предупреждал насчет Аверкиева! Этакий скользкий тип, у которого лишь деньги на уме. У вас мало других агентов? Нашли, кому довериться!

– Он изначально по этому делу работал. В курсе был.

– А вот не надо, не надо так, Адам Александрович! В нашем департаменте поработал год-два – и к чертям собачим! Иначе люди страх теряют, и наглеют больше положенного. Начинают чувствовать за собой безнаказанность.

Дубельт остановился, налил из графина воды и залпом выпил. Цвет лица его переменился с багряно-красного до желтовато-бледного.

– Так, говорите, четыреста тыщ было? – начальник штаба закатал рукав.

– Так точно, Ваше превосходительство.

– Однако, – протянул Леонтий Васильевич, щупая пульс, – Прямо проклятье какое-то. Заколдованный он что ли, чемодан этот. Ну никак не хочет, чтобы его адресату доставили.

Сагтынский не знал что ответить. Он выжидательно смотрел на начальника, и в глазах его читалась растерянность.

– А все из-за вас, Адам Александрович, – сказал, закончив считать Дубельт, – Подите, скажите Владиславлеву, чтобы кофе сварил… Я подумаю.

– Ладно, – сказал генерал-лейтенант по возвращению Сагтынского, – Мы, помнится, и больше теряли. Тыщ сто пятьдесят я наскребу. А вы, Адам Александрович, сколько возместить сможете?

– Примерно, столько же, – развел руками Сагтынский.

– Остальное из премиального фонда восполните. Но чтоб ни одна живая душа! Вы меня поняли?

– Понял, Леонтий Васильевич.

– Придется, на какое-то время, и мне и вам поясок затянуть. Ну и агенты ваши без жалования посидят, не сломаются.

– Посидят, – кивнул Сагтынский, – Что ж теперь.

Адъютант принес кофий и приборы на двух персон.

– Наливайте, Адам Александрович. Вы у меня за официантишку будете, повинность отрабатывать, – с сарказмом произнес Дубельт, – Мне без сливок, но с сахаром.

– Пора мне, дружище, на покой, – серьезно произнес Дубельт, допивая кофе, – Представлю Государю прошение об отставке, и баста. Устал я, да и силы не те. Один провал за другим.

– Что вы, Леонтий Васильевич! – встрепенулся помощник.

– Правда-правда. Пора и о вечном задуматься.

– А мне что прикажете? Службу оставить?

– Воля ваша, Адам Александрович.

Сагтынский отрицательно покачал головой.

– Вам хорошо, у вас сыновья есть, не соскучитесь. С ними и на охоту сходить, и пулечку расписать. А я что с двумя незамужними сестрами в четырех стенах делать буду?

– Вы мне сперва похитителя найдите, вот что.

Дубельт так и не открылся Сагтынскому, что уже доложил Государю об успешном завершении операции.

***

Полагая в начале побега двинуть на Сенную к Вяземской лавре, чтобы затеряться среди тысяч обитателей трущоб, Аверкиев передумал. Там не только золотишко потерять, но и голову сложить можно. Оставался закадычный друг Алексеев с его съемной квартирой на самой окраине. Других друзей у Ивана Александровича не было.

Константин Иванович, поручик в отставке и однополчанин Аверкиева, служил в Лесном департаменте в наискучнейшей должности. Жил он на Выборгской стороне, и единственной его забавою и отдохновением от служебных обязанностей были совместные с Иваном Александровичем попойки с обязательным посещением Удельных бань. Правда, не так часто, как хотелось бы.

– Все, брат, закончились мои страдания! – сказал Аверкиев, бросив саквояж на пол, – Теперь я богат. Неприлично богат, до умопомрачения.

Реакция товарища на его слова оказалась довольно сдержанной. Титулярный советник был заранее осведомлен о планах однополчанина подрезать чемодан с золотом, но ему не особенно в это верилось. Лично ему, Алексееву, хватало бы для жизни и собственного жалования, будь оно полторы тыщи в год. Отставной поручик был не женат, и посему его потребности сводились к необходимому минимуму.

– Правда? – пыхнул он, поднимаясь с дивана, – Получилось?

– Вот они, денежки!

Аверкиев устало плюхнулся на подставленный товарищем стул и начал расстегиваться:

– Тяжелый, черт. Еле допер. И сколько в нем весу?