– Извольте, – Дрейер налил Салтыкову водки из хрустального графинчика и поставил рядом, закрыв графин крышечкой.
Выбрав чем закусить, Салтыков взял в одну руку вилку с закускою, в другую – налитую рюмку, и бодро произнес:
– Ваше здоровье, незабвенный Густав Густавич!
– Ваше здоровье! – поднял рюмку городничий.
Господа выпили, и Салтыков тут же набросился на еду, одновременно излагая план.
– Но как мы будем уверены, что получится? – спрашивал городничий, глядя как коллежский асессор налегает на рябчика.
– Ну, недаром же я свой, то есть – ваш, хлеб кушаю, Густав Густавич. Вот вы не знаете, а я кой-какую предварительную работу ужу проделал. Вы про агента говорили, а у меня свой агент.
– Неужели? – ковыряясь в тарелке вопрошал смущенный городничий.
– Представьте себе. И этот агент, назовем его «N», был подослан мною в известное вам раскольничье логово с интересным письмецом, якобы от другого известного раскольника, назовем его «Z».
– О чем же письмо?
– Я позволил себе немного пофантазировать, и выдумал коммерческое предложение об организации торгового предприятия лесом, хлебом, ну и всем тем, чем эти купцы-старообрядцы занимаются. Но это для затравки, так сказать, чтобы привлечь внимание. Самое же главное: для проверки правильности моей теории заговора, или опровержения оной, как вам будет угодно, я решил сподвигнуть их на необдуманные действия. В том же письме предложил заняться печатанием фальшивых ассигнаций с клише, изготовленных новым способом… Гальваника! Слыхали про такое? Нет? Недавнее изобретение.
Фон-Дрейер почесал затылок и произнес:
– Нет, пустое, не согласятся они. По старинке действуют. И что означает это ваше: «моя теория заговора»? Разве не я вам…
– Моя теория заключается в том, что никакого станка для печатания бумажных денег ни в Сарапуле, ни в каком другом городе, нету! Станок в Турции! И ассигнации печатаются там же.
– Вот даже как! – подхватил Дрейер.
– Да. Хотя это вовсе не означает, что заговора, как такового, не существует.
– Все равно не согласятся, – пробурчал штабс-капитан.
– Да и не надо! – воскликнул Салтыков, не замечая кислую мину на лице городничего, – Главное, что в назначенное время в одном месте соберутся, чтоб совет держать. Тут-то мы и накроем всю компанию. А дальше наша задача будет заключаться в том, чтобы выбить из них показания. Кто-нибудь да расколется. Ловко, а?
– Ловко. Как я сам не додумался.
– Не печальтесь, Густав Густавич. Лавры пополам разделим, эка невидаль.
– Ну, а как препираться начнут?
– Так агент-то на что! Он на сходке присутствовать будет, а на допросе, как свидетель, все их тайные совещания выложит. И еще: для придания большей правдоподобности, перед раскольниками мы его разоблачать не будем, а представим так, будто он вместе с ними под суд пойдет.
– Ловко, ловко, Михаил Евграфович… И сколько ваш агент за услуги требует?
– Триста рублей, Густав Густавич! Сущие мелочи по сравнению с предполагаемыми результатами. Вам платить, кстати.
– Помилуйте! – городничий развел руками, – Таких денег у меня нет.
– И у меня нет, я командированный.
Фон-Дрейер почесал затылок.
– Ладно. Завтра что-нибудь придумаю. На худой конец можно городского голову тряхануть.
– Тогда еще по одной? – заключил Салтыков и налил обоим, – Бог нам в помощь.
– Так вы же в Бога не верите!
– Ради победы – уверую! – парировал Салтыков, – Чудеса не всегда зависят от религии.
– А отчего же?
– От человеческого усердия и благоприятного стечения, господин городничий.
– Тогда, давайте.
Чиновники выпили, после чего Салтыков громко и торжественно произнес:
– Ну так что, Густав Густавич, я завтра уезжаю!
– Так уезжайте, Михаил Евграфович! Скатертью дорога!
На следующий день, после полудня, в присутствии всего уездного начальства и подчиненных, Салтыков с помпою сел в повозку и укатил в неизвестном направлении.
Городничий Дрейер демонстративно перекрестил чиновника в спину и сказал, обращаясь к городскому голове Ехлакову, стоявшему рядом:
– Ну, слава-те Господи, спровадили ирода.
Купеческий сын Алексей Михайлович, исправляющий должность головы, хитро прищурился и спросил городничего:
– Небось, много кровушки выпил, а, Густав Густавич?
– Знамо дело, – ответил Дрейер, – Еще больше харчей извел. Каждый день у меня столовался, ненасыть.
– Да-а-а-а, – протянул Ехлаков, – еще и умаслить пришлось. Сказали бы раньше, мы бы всей конторой по рублику скинулись, а так в последний момент из своего кармана пришлось выкладывать.
– А вы, никак, денег жалеете, Ляксей Михалыч?
– Да не то чтобы…, Густав Густавич. Спонтанно как-то все вышло, неожиданно.
– Деньги ваши на благое дело пошли.
Тут городничий подхватил Ехлакова под руку и доверительно прошептал:
– Больше дадим – дольше не приедет и дела наши в благоприятном свете в губернии выставит. Тем более, что все дела у него здесь закончились, а в соседних волостях еще пруд пруди. …Только, тс-с-с-с!
Ехлаков понимающе кивнул и тихо-тихо отошел в сторону. Городничий же, дождавшись, когда купчина исчезнет вовсе, достал из кармана остатки денег и быстренько пересчитал. Закончив подсчет, довольно кашлянул, и пошел обратно в Правление.