– Не мог бы ты поподробней рассказать об алхимической Москве?
По его лицу расплылось довольство; он закурил и после нескольких затяжек, значительно посмотрев на меня, начал свой рассказ.
Получив неожиданное приглашение от Джи, я вылетел первым же самолетом в Москву и через два часа уже был в аэропорту Внуково. До этого я еще никогда не путешествовал самостоятельно и поэтому всю дорогу размышлял о предстоящей встрече и переживал, как бы не опоздать на вечернее приключение. Новенький желтый автобус минут за сорок довез до станции метро «Юго-Западная». Пока я гадал, та ли это станция, что мне нужна, автобус опустел, и я вышел вслед за остальными. Под ногами скрипел свежий снег; я с любопытством разглядывал лица прохожих, выискивая кого-нибудь, кто мог бы подсказать мне дорогу.
Я сделал несколько неудачных попыток, обращаясь к озабоченно спешащим москвичам, которые, бросив короткое «не знаю», исчезали в глубине метро. В смятении и растерянности озираясь по сторонам, я наконец набрался смелости и подошел к высокой женщине в элегантном длинном пальто, в замшевых сапогах на тонких каблуках, с небольшой сумочкой, которую она прижимала к груди рукой в черной перчатке. Она никуда не торопилась, как можно было предположить, глядя на нее, и это привлекло меня. Ее глаза оживились, и она, сдерживая улыбку, подробно объяснила мне, как добраться до Авиамоторной.
Всю дорогу я думал: согласилась бы она плавать на Корабле Аргонавтов или нет; если «да» – то моя жизнь могла бы превратиться в сплошное удовольствие.
Выйдя из метро, я через несколько минут добрался до девятиэтажного кирпичного дома, угрюмо стоящего на углу улицы, и вошел в темный проем первого подъезда. На четвертом этаже я нетерпеливо нажал кнопку звонка и стал ждать. Дверь открыл Джи, одетый в джинсы и похожий на кольчугу серый свитер. Я выпалил:
– Джи, наконец-то я добрался сюда! Я так счастлив!
Но Джи приложил палец к губам. Я взглянул ему в глаза и вдруг сам увидел в них то, чему не знал названия. «Касьян называл это сиянием бесконечности», – вспомнил я. Джи открыл дверь, скрытую за тяжелой портьерой, и жестом пригласил войти. Я оказался в небольшой комнате, в центре которой стоял круглый стол красно-коричневого дерева. На деревянной подставке красовался небольшой фарфоровый чайник старинного вида с изображением китайского мудреца и причудливых птиц и две разностильные чашки. На диване, накрытом блеклым цветным покрывалом, сидела Фея; ее глубокий, как пустота Вселенной, взгляд был сосредоточен на узорных кольцах дыма, поднимающегося от сигареты. Пепельно-золотистые волосы падали легкими завитками на плечи, а лоб закрывала прямая челка. Голубой тонкий свитер и джинсы подчеркивали стройность и гибкость фигуры. Однако облик Феи совсем не вязался с этой одеждой: она больше напоминала древнеегипетскую принцессу, и это сходство было даже пугающим. Она перевела взгляд на меня, и я, слегка оробев, поприветствовал ее. Тем временем Джи надел длинное серое пальто, напоминающее шинель, и вложил во внутренний карман несколько конвертов. Потом снял с вешалки меховую темно-коричневую шапку и вынул из кармана, расправляя, старые кожаные перчатки.
– Ягненочек, – сказал он нежно Фее, – мы скоро вернемся.
– Хорошо, – вибрирующим голосом, как бы издалека, ответила она, – я буду вас ждать.
Я оторвал взгляд от необычных картин, висевших на стенах, – они были написаны на холстах, на дощечках, на кусках плотного картона и излучали тонкую ясную атмосферу, похожую на атмосферу Феи.
– Я прошу тебя быть предельно алертным, – сказал Джи, – и вести себя в коридоре и на кухне очень тихо. Соседка ведет с нами коммунальные бои по поводу квадратных миллиметров совместной жилплощади.
– Понятно, – ответил я и, открыв дверь, осторожно шагнул в коридор, но зацепил рукавом стоявший у входа высокий сосуд музейного вида, покрытый разноцветной эмалью, и он свалился с громким звоном.
Джи укоризненно посмотрел на меня и вышел на лестничную площадку. Он передвигался совершенно бесшумно и незаметно, несмотря на массивность своего тела. Я выскочил за ним, и мы спустились по выщербленным ступеням.
Было около четырех часов пополудни; надвигались тусклые сумерки.
– Ну, как ты жил в Кишиневе? – спросил Джи по дороге.
– Очень хорошо. Почти каждый день я закручивал обучающие ситуации, – ответил я гордо.
– И как же ты это делал?
– Я брал с собой бутылочку-другую сухого вина и отправлялся к кому-нибудь в гости – обсуждать идею духовного роста.
Сказав это, я почувствовал, что фраза прозвучала нелепо: в его атмосфере значимость событий кишиневской жизни куда-то испарилась.
– Очень даже интересно, – произнес Джи и свернул с тротуара на боковую дорожку, ведущую к стеклянной коробке почтового отделения. Еще подходя, я заметил внутри две длинные очереди, выстроившиеся у касс, и предложил:
– Давайте займем очередь, а сами посидим в кафе.
– Посмотрим, – ответил он, открывая стеклянную дверь.
Мы прошли в душный зал, где множество людей с усталыми лицами терпеливо ждали своей очереди. Я встал в стороне, подальше от исходящей от них тягостной атмосферы.
Джи непринужденно стоял, оглядывая малопривлекательную обстановку: стены, выкрашенные серой краской, заслеженный пол, стойку со старыми газетами и журналами. Его взгляд остановился на высоком, чахнущем от холода и сырости кактусе в большом горшке. Он рассматривал его с большим интересом, а затем подозвал меня:
– Гурий, если ты поговоришь с этим растением, то унылая атмосфера почты изменится, и нам легче будет стоять здесь.
«Какой стыд», – подумал я и стал нервно оглядываться, высматривая, не услышал ли кто-нибудь нелепое предложение Джи.
– Попробуй поднять ему настроение, – доверительно продолжал он. – Ты ведь понимаешь, как скучно этому кактусу стоять в углу, не имея возможности отлучиться. Ты находишься в более выгодном положении.
– Мне не хочется становиться посмешищем в глазах этих людей.
– Ты же попросился юнгой на Корабль, – напомнил мне внезапно Джи, – и обещал учиться.
– Но ведь не тому, чтобы вести разговоры с кактусом! – обиделся я.
– Юнга, – ответил серьезно Джи, – должен уметь налаживать контакты не только с симпатичными девушками, но и с другими обитателями Земли. Ведь ты не знаешь еще, в какие Космосы тебе, может быть, придется нести знание. Так что, будь добр, поговори с кактусом.
Я сдался и, подойдя к обмякшему от тоски кактусу, недовольно пробормотал:
– Из-за тебя, колючий переросток, я попал в дурацкую ситуацию. Рос бы ты спокойно у себя в Мексике, я бы и горя не знал.
– Смог ли ты найти немного тепла в душе для этого заброшенного существа? – спросил Джи.
Я смутился, но затем уверенно солгал:
– Конечно, смог.
– Какой же ответ пришел тебе?
– Никакой.
В этот момент я заметил, что к нам прислушивается красивая девушка, которая уже стала потихоньку смеяться.
– Как вы думаете, – обратился к ней Джи, – почему мой юнга никак не может поговорить с растением по-дружески?
– Он считает себя намного более значительным и привлекательным, чем кактус, – ответила девушка, поправляя прядь светлых блестящих волос, – но самооценка у него явно завышена. Если бы мне нужно было чье-либо участие, я бы скорее обратилась к кактусу.
– Не понимаю, к чему эта глупая ситуация, – пробормотал я, покраснев.
Джи посмотрел на меня с сожалением и сказал:
– Эх, Гурий, какой же ты черствый! Мало в тебе тонких эфирных лепестков для восприятия красоты волшебного мира. Если ты научишься когда-либо разговаривать с этим кактусом, то найдешь контакт с теми существами, которые пока спят на глубине твоей души. Тогда ты сможешь и другим людям передавать свое знание.
Неожиданная союзница Джи уже стояла у окошка кассы. Она получила какой-то конверт и направилась к выходу. Проходя мимо нас, она тепло улыбнулась Джи, который, на мой взгляд, был далеко не молод, а про меня словно забыла.
«Было бы гораздо интереснее учиться говорить с красивыми девушками, чем разыгрывать нелепую комедию на почте», – подумал я и твердо решил больше не попадать в дурацкие ситуации.
Подошла наша очередь, и, пока Джи заполнял бланки, я спросил его:
– Каким должен быть юнга Корабля Аргонавтов?
Джи искоса посмотрел на меня: