– Надумаешь, ежели дочь про отца забыла. Заявились вот, – обрывая с усов и бороды ледяные сосульки, проворчал нарочито строгим голосом Андрей Григорьевич.
Марфа Андреевна сметала с отцовских катанок снежный бус и оправдывалась:
– Не до гостей нам было. Запутались тут совсем. Назара-то у нас по осени на службу взяли. Только вырастили, женить собрались, а его, голубчика, и забрили.
– Что ж, на то мы и казаки. Даст Бог, героем вернется, ежели в меня вышел, – сказал Андрей Григорьевич и потрогал приколотый на груди Георгий.
Из горницы с рюмками на подносе и с пузатым графином в руке вышел, покачиваясь, Лука:
– Ну, как, тестюшка, хлопнем с холода?
Андрей Григорьевич покосился на дочь:
– Уж не знаю, пить ли?
Марфа Андреевна рассмеялась:
– Вот еще новости! В гостях да не выпить.
Поднося налитую с краями рюмку к губам, Андрей Григорьевич приосанился, построжал лицом и громко поздравил:
– С праздником вас, с Рождеством Христовым.
– Пей, пей на здоровье. Да закусить милости прошу.
Лука повел гостей в горницу, свежевыбеленную, застланную домоткаными половиками. Тестя он усадил на широкую, крашенную охрой скамью с резной спинкой, под портрет генерала Скобелева на белом коне. И начались у них бесконечные разговоры про всякую всячину. Пока Марфа Андреевна, гремя посудой, набирала на стол и расспрашивала Андрея Григорьевича про Василия, Роман ходил от простенка к простенку, любуясь семейными карточками Меньшовых. Изредка он косо взглядывал на себя в стенное зеркало, верхняя половина которого была украшена нарисованной по стеклу китаянкой с высокой прической и веером в руке.
После обеда, отдохнув, Андрей Григорьевич и Лука ушли догуливать по родне. Следом за ними принарядилась и ушла Марфа Андреевна. В доме остались старшие дочери Меньшовых – Клавка и Настя. Убравшись со скотиной и перемыв посуду, девушки стали собираться на вечерку. Клавка спросила Романа:
– Ты, братка, пойдешь с нами?
Роман знал, как неприветливо встречают приезжих на вечерках у них, в Мунгаловском. Прежде чем ответить, он спросил Клавку:
– А шею мне не накостыляют?
– У нас гостей не трогают, если они на наших девок не заглядываются, – рассмеялась Клавка.
– Я не буду заглядываться. Пойдем.
Вечерка была в проулке, у самой Аргуни. Большая изба, битком набитая парнями и девками, ходуном ходила от пляски. Еще подходя, Роман услышал, как выбежавшие на минутку из избы девки пели на высоком крыльце частушку:
У Аргуни у реки
Коней поили казаки,
Синегривого коня
Поил симпатия моя.
В избе было душно и дымно. Длиннолицый, горбоносый парень в лакированных сапогах с увлечением наигрывал на гармошке залихватскую «барыню», притопывая каблуками и поматывая начесанным на брови чубом. «Барыню» плясало двенадцать пар. Парни отчаянно стукали окованными сапогами, девки кружились, размахивая платочками. Те из девок, которые не плясали, дожидаясь своей очереди, сидели друг у друга на коленях. Парни, не стыдясь, целовали их у всех на виду и дымили китайскими сигаретами. В запечье женатые казаки гвардейского роста тянули по очереди прямо из бутылки китайскую запеканку. Один икал и все время грозил кому-то угрюмым басом:
– Подожди, коршунячий твой нос… Я тебе сверну глаза на затылок.
Романа, как гостя, пропустили вперед. Клавка растолкала в переднем углу девок и усадила его.
Когда кончилась пляска, одна из девок, статная и голубоглазая, с желтой толстой косой до пояса, подошла к нему, обмахнулась платочком:
– Можно к вам?
Роман не успел ничего ответить, как девка уселась к нему на колени. «Ну и ну, – удивился он, – какая отчаянная». Ему сразу сделалось жарко.
– Откуда будете? – повернулась к нему девка, разглядывая его в упор своими голубыми глазами. Резко изогнутые золотистые брови ее сошлись у переносья, где блестела капелька пота.
– Дальний. Из Мунгаловского.
– Родня меньшовская?
– Ага, деда гостить привез.
– Рассказывай! Знаем мы вас, – улыбнулась девка, как будто бы невзначай прижимаясь к нему.
Роман немного осмелел и спросил:
– А вы чьих будете?
– Гордова.
– Звать как, ежели не секрет?
– Лена, – шепнула она, почти коснувшись губами его уха. В это время от порога подошел к ним парень в белой папахе.
– Ленка, – сказал он, – пойдем на пару слов.
– Ну тебя к богу.
– Пойдем, пойдем! – И он потянул ее за рукав, опалив Романа косым взглядом. Ленка поднялась и нехотя пошла за ним.
Когда они вышли в сени, к Роману подсела Клавка, спросила:
– Понравилась?
– Не шибко.
– Отчего так?
– Больно храбрая.
– У нас здесь все такие.
– Кто это ее в сени повел?