– А ты тогда кто? – неуклонно продолжала давить своё женщина. – Почему ты не входишь в число его доверенных людей?
– Зачем? – Спитам хотел спать и этот разговор, повторяющийся изо дня в день, его утомлял. – Какой в этом смысл. Я и так его наследник, к чему лишняя суета. – в тоне мужчины начали проступать оттенки раздражения. – Вот когда я стану царём, тогда и придёт пора заниматься делами.
Аметис почувствовала недовольство мужа и решила действовать по-другому. Она легла поверх него и принялась целовать его шею и грудь, постепенно продвигаясь ниже.
– Затем, – на мгновение подняв голову, заметила обольстительница, – что в любой момент всё может перемениться. – её губы уже ласкали его живот.
– Но я же… – Спитам вздрогнул, замерев в ожидании недозволенного, – твой отец сам назначил меня.
– А у меня есть сестра, и она старше. – игриво заметила коварная искусительница, спускаясь ещё ниже. – И у неё скоро будет сын.
– Аметис, что ты делаешь? – горя от нетерпения, еле выдавил из себя воспитанник магов-святош. – Это запрещено пророком.
– Я готова принять на себя этот грех. – прошептала нарушительница заповедей и укрылась волосами.
*
– Нас будет учить раб? Это унизительно.
Предоставив Кирам договариваться о встрече с Манданой, Тарш забрал слугу с собой в лагерь персов. По дороге он попробовал ещё раз вызнать подробности посещения Касисом весёлого дома, и видя, как краснеют его уши, весело подтрунивал над ним, пока тот, деликатно не намекнул, что эти разговоры ему неприятны, после чего Тарш заткнулся, перестав его дразнить.
– Не вижу ничего унизительного в том, чтобы спросить совета у раба, если он знает то, чего не знаешь ты. А мой слуга знает достаточно и готов поделиться с вами этим знанием. Если обман раскроется, нам всем несдобровать.
– Почему бы тебе не нанять нас как стражников? – предложил Маштуни. – Тогда всё будет взаправду.
– Как ты себе это представляешь? Воин-перс во дворце Иштумегу. Да вас и близко не подпустят. Стражники там все из мидян.
– Да в нас в любом случае заподозрят персов. – возразил Назим. – Взять хотя бы мою бороду. Мне что, на мидийский манер её стричь придётся?
– Не придётся. Вы их сбреете.
– Что-о? – одновременно взревели все трое. – Сбрить бороду? Это же позор. Мы на это не пойдём. – отрезал десятник. – Даже не заикайся.
– Ладно. – Тарш решил зайти с другой стороны. – Сколько ты хочешь серебра за свою бороду?
– Честь не продаётся. – хмуро ответил за всех Дайтуш. – Мы сбривать не будем.
– Это хорошо, что ваша честь не продаётся. Но я хочу спросить вас – разве стоят ваши бороды жизни сына Камбуджии? Что ж, я так ему и передам – мол, прости, государь, что не сберегли твоё чадо, поскольку нам дороги наши бороды.
Троица пристыженно притихла. Тарш продолжил.
– Честь не в бороде, а в доблести. Бородатый трус не стоит безбородого, но отважного юнца. Не мне вам объяснять. Ты, Назим, стал десятником едва у тебя пушок под носом проклюнулся. Или забыл, как останавливал мужей, бегущих с поля битвы? Как стыдил их, возвращая в бой, и как они же выносили тебя полуживого, а после сами выбрали тебя десятником, выпрашивая эту должность у самого Куруша, несмотря на твою безродность?
Тарш замолчал, не намереваясь больше давить на подчинённых, давая возможность им самим принять правильное решение. Заставлять их не имело смысла – ему нужны соратники, готовые служить не за деньги, а по долгу. Хотя он понимал, те тоже догадывались, какими дарами их осыплет Камбиз, если они и вправду смогут спасти наследника царя. Другого такого случая возвыситься им может не представиться. Все трое те же пастухи и по безродности могут претендовать самое большее на место десятника и малую долю в добыче, на которую и рассчитывать не приходилось – Камбиз воевать не хотел. А их земельные наделы были так малы, что говорить о какой-либо безбедной жизни не приходилось.
Он выдержал минут пять, наполнил их деревянные кружки остатками вина и молча предложил выпить. Вздрогнули. Тарш ещё раз оглядел всех.
– Ну что, зову вашего наставника или как?
– Зови своего раба, сотник. – за всех ответил Назим. – Быть по-твоему. Надо, значит, надо. А борода… – он подмигнул Маштуни, – борода отрастёт.
– Только гуще станет. – улыбнулся Тарш. – Но не зовите его рабом. Я намерен дать ему свободу, правда после и знать ему о том не следует. Относитесь к нему, как к равному. К тому же он умён и сметлив и теперь один из нас.
– Ты так доверяешь рабу? – с сомнением спросил десятник.
– Рабы бывают разные, Назим, – повторился сотник Камбиза, – поверь, очень разные.
***
Сладости Тарш отдал малышне, не оставив себе ничего. Те сразу принялись поедать вкусности, справедливо опасаясь, что старшие товарищи могут отобрать лакомство. Сделал он это не только из жалости, но и из-за гадливого чувства, которое испытал, выслушивая предложение Урпатаса. Несмотря на юный возраст и проведя всю жизнь, кроме последних двух лет, в далёкой от города деревне, ему было понятно, к чему склонял его новый хозяин и считал это для себя неприемлемым.
Однако купец не оставил попыток уговорить юнца. Видимо, ему поступил хороший заказ именно на такого мальчика – красивого и с прекрасным голосом. Дней через пять он снова пригласил юного раба к себе, вести уговаривающие беседы. За это время Тарш успел схлестнуться с одним из двоих более старших подростков, вздумавшего отбирать еду у младших, пользуясь моментом, что охранники отвлеклись.
Не то чтобы Тарш ратовал за справедливость, просто этот здоровяк слишком нагло претендовал на роль главного над девятью рабами-подростками – постоянно дразнился и случалось, выдавал тумаки, пока никто этого не видел, считая, что преимущество в силе и умение грязно браниться достаточно для признания его вожаком.
Из разговоров выяснилось, что он захвачен в плен меньше чем полгода назад и что был младшим сыном старшины деревни, и невзирая на своё рабское положение, ещё не утратил гонор, мня из себя что-то значимое.
Тарш молча встал между ним и малышнёй, замершей в испуге. Схватка была короткой – более рослый и крепкий парень ударил мальчишку в грудь с такой силой, что у того перехватило дыхание, и не устояв, он упал на землю. Но скифский норов быстро поднял его на ноги и поле боя осталось за ним – упитанный бугай не рискнул продолжить. Слишком полюбился его противник охране, и в случае драки ему могло здорово достаться.
Тарш возвращался обратно из походного шатра Урпатаса, в котором выслушивал рассказы хозяина о предстоящей незавидной судьбе, полной лишений и тяжёлого труда, вперемежку с описанием беззаботной жизни любовником развратника. Ему очень хотелось уйти, но это было бы оскорблением, и вместо этого, пересиливая себя, деликатно отшучивался, ссылаясь на запрет пророка. Всё же, несмотря на отказ, хозяин вновь угостил его мясом, прибавив к нему сладости.
Мясо Тарш сожрал без зазрения совести, остальному предназначалась та же участь, что и в первый раз. По дороге обратно свернул в кустики, намереваясь справить нужду. Попутно рассматривал окружавшее пространство, с тоской поглядывая на манящие свободой горы, но бежать и не собирался. Куда бы он мог податься, даже если допустить, что его не поймают? Либо сдохнет с голоду, либо сам станет пищей для волка или леопарда. Селений вокруг нет, да если б и были, то кому он там нужен. Только в качестве раба.
Сзади послышался звук приближающихся шагов.
– Что, заработал, любитель коз?
Тарш обернулся. Нагло и явно недружелюбно улыбаясь, к нему подходил Сабир – тот самый малый, с которым ему уже довелось сцепиться. С него, как и с Тарша, охранники, хорошо знавшие эти места и не боящиеся побега, снимали по вечерам петлю, привлекая к работе во время привала, вновь надевая на ночь. В руке он нёс ведро с водой.
Здоровяк, гнусно ухмыляясь, ждал, чем ответит мальчишка на оскорбление. В ожидании он поставил ведро на землю, словно предлагая противнику напасть первому. Выбора у Тарша не было – такое спускать нельзя, даже под угрозой побоев. Он ударил ногой в колено. Сабир не ожидал и присел, тут же получив кулаком в челюсть.
На этом удача паренька и закончилась. Как и драка. Началось избиение. Сабир по-детски, но сильно оттолкнул его двумя руками так, что мальчик упал, после чего принялся лупить пятками, стараясь не попадать по лицу. Один раз он всё-таки промахнулся, увлёкшись, и рот Тарша наполнился кровью.
– Это теперь моё. – заявил победитель, убедившись, что сопротивление подавленно, присев на корточки перед поверженным, демонстрируя свою добычу – поднятые с камня, где они лежали, пока мальчишка мочился, сладости. – И впредь будешь всё отдавать мне, а не мелким ублюдкам. – приказал он.
Тарш приподнял голову и плюнул в ладонь, на которой лежало угощение Урпатаса, за что был награждён очередным пинком под рёбра. Сабир в ярости ударил его носком, повредив пальцы. Он прихрамывая и ругаясь, отошёл в сторону, чем и воспользовался избитый, но несломленный мальчик – метко отправил новый плевок прямо в ведро с водой.
– Ах ты тварь. – ещё пуще прежнего разозлился Сабир, но бить не стал, боясь изувечить товар хозяина. Он ограничился тем, что выплеснул испорченную воду на обидчика. – Твоё счастье, что я уже отлил, а то бы обоссал тебя, гнида. – и раздосадованный поковылял к ручью.
Тарш ещё с час провалялся, приходя в себя. С трудом добрёл до лагеря.
– Что это с тобой? – поинтересовался один из охранников, оглядев его потрёпанный вид. – Никак упал.
– Ага. Хотел удрать, да со скалы свалился. – в свойственной ему манере отшутился всеобщий любимец. – Хвала Ахура-Мазде, лично слетевшему с вершины и спасшего несчастного раба.
– Неужто сам Всевышний снизошёл до спасения такого похабника, как ты. – к ним начали подтягиваться и другие караванщики, в надежде послушать трёп находчивого мальчишки.
– Я ж говорю, слетел, а не снизошёл. – поправил охранника враль. – Перья во. – Тарш развёл руки, показывая размах крыльев, и тут же пожалел об этом – дико заболели отбитые рёбра, но он и виду не подал, а скорченную от боли гримасу выдал за изображение испуга, который якобы испытал от встречи с богом.