Брут: Господи, Розя! Ну не все ли тебе равно, что она говорила?.. В конце концов, это было сорок лет назад.
Вербицкий: Сорок три.
Брут: Вот видишь. Сорок три.
Розенберг: Между прочим, я посвятил ей свою единственную поэму.
Брут: Ты?.. Поэму?.. (Смеется). Ох, Розенберг! (Сквозь смех, Вербицкому) Ты слышал?.. Он посвятил нашей шлюшке свою поэму… Да ведь она и читать-то толком не умела!
Розенберг (холодно): Почему-то мне это не кажется смешным.
Брут: А мне кажется!.. (Вербицкому). Ты тоже ей что-нибудь посвятил, Вербицкий?
Вербицкий (оторвавшись от газеты): Я посвятил ей четвертый сонет Шекспира. (Глядя в окно, негромко). Между прочим, вон идет Осип.
Брут (глядя в окно): Где?.. (Прижимая палец к губам): Тш-ш-ш-ш… Все молчат. (Скрываетсяза стойкой).
Эпизод 4
Звенит дверной колокольчик и в кафе появляется Осип. В руках его несколько книг, пачка газет и конвертов.
Осип (подходя к стойке бара и положив перед Брутом пачку квитанций): Ваши счета, господин Брут.
Брут (из-за коробок): Спасибо. Положи куда-нибудь.
Осип (положив на стол перед Вербицким газеты): А это ваши газеты.
Вербицкий: Спасибо, Осип.
Осип: Здравствуйте, господин Розенберг.
Розенберг(не отрываясь от шахмат): Добрый вечер, добрый вечер…
Осип (Бруту): Тереза у себя?.. Я принес ей книжки
Брут (появляясь): Ну-ка, ну-ка… (Взяв одну из книг, читает). Морсуа де Бирсиньяк. Искусство рыбной ловли. (Осипу). Ты что же это, собираешься обучать мою дочь искусству рыбной ловли?.. Не помню, чтобы она когда-нибудь высказывала интерес к этому предмету… А это что? (Взяв следующую книгу). Грамматика французского языка… Зачем ей грамматика французского языка, Осип? Вы что, собрались во Францию?
Осип: Она сказала, что хочет выучить французский.
Брут: А ты тут при чем? Разве ты француз?
Осип: Когда три года назад здесь разбился французский сухогруз, я помогал его команде и немного выучил французский.
Брут: Тогда скажи мне, как будет по-французски «смерть»?
Осип: "Морт".
Брут: Морт?.. (Вербицкому). Слышал, Вербицкий?.. "Смерть" по-французски будет "морт". (Осипу). Похоже, во Франции вы не пропадете… (Взяв в руки последнюю книгу). А это?.. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука. Сочинения господина Эммануила Канта. (Осипу). Ты не производишь впечатления человека, который получает наслаждение от таких книг, Осип, а уж Тереза и подавно. Тем не менее, если вы все-таки соберетесь во Францию, то сделайте, пожалуйста, одолжение, не забудьте взять с собой меня.
Осип: Непременно, господин Брут. (Подойдя к Гонзалесу, наклонившись, прямо в ухо). Видел что-нибудь?
Гонзалес мычит и отрицательно качает головой. Брут углубляется в изучение квитанций.
Смотри внимательно – и ящик пива твой.
Гонзалес мычит.
Розенберг (Осипу): Ты, правда, думаешь, что призраки станут шляться по улице тогда, когда еще не село солнце?.. Мне кажется, это немного не по правилам.
Осип (снимая куртку): Боюсь, вы недооцениваете моего отца, господин Розенберг. Если что-то можно сделать не по правилам, то он никогда не упустит такой возможности, уж будьте в этом уверены. (Вешает куртку на вешалку возле двери, затем возвращается и присаживается за свободный стол). Помните, как он вообразил, что может ходить по воде, словно Иисус Христос, и чуть не утонул?
Розенберг: Еще бы.
Осип (доставая колоду карт): А как он сломал руку старому Перегринусу, когда тот засомневался в этом?.. (Тасуя карты). Нет, господин Розенберг. Кто-кто, а уж он-то никогда не упустит возможности сделать все по-своему, даже если его пятки будет в это время лизать адское пламя. (Принимается раскладывать карты).
Розенберг (осторожно): Надеешься услышать от него что-нибудь стоящее?
Осип: А вы бы не надеялись?
Розенберг: Кто, я?.. Ну, не знаю. Наверное. Может быть.
Брут (тряся в воздухе квитанцией): Нет, это просто уму непостижимо!.. Двадцать пять процентов годовых!.. (Розенбергу). Ты слышал, Розенберг?.. Двадцать пять процентов!.. Ей-богу, посмотришь на все это, да, действительно, уедешь к лягушатникам! (Сердито). Может, кто-нибудь из вас все-таки посочувствует мне, черт бы вас всех подрал вместе с вашими газетами и шахматами!..
Розенберг: А мы, по-твоему, что делаем, Брут?.. (Нарочито постным голосом). Прими наши искренние соболезнования.
Вербицкий (из-под газеты): И мои тоже.
Осип: И мои, господин Брут.
Несколько мгновений Брут с отвращением рассматривает присутствующих. Небольшая пауза.
Брут (негромко, но с глубоким чувством): Мерзавцы…
Эпизод 5
Бандерес (появляясь из-за бархатного занавеса, держа в руке кий, театрально): Партия! (Машет своей черной шляпой, потом вновь надевает ее).
Николсен (в расстегнутой рубашке, мокрый, появляясь вслед за Бандересом): Это черт знает что, господа… Он играет, как молодой бог. И даже, наверное, лучше. Потому что Бог всегда имеет возможность незаметно сжулить, тогда как у господина Бандереса все зависит только от его собственного умения… В жизни не видел ничего подобного.
Розенберг: Я же вам говорил. Наше национальное достояние. (Бандересу). Ты когда-нибудь проигрывал, Бандерес?
Бандерес: Обижаешь.
Розенберг: Вот видите. Гений бильярда. Единственная в своем роде достопримечательность нашего города. Есть еще, правда, пожарная каланча прошлого века, но она, конечно, ни в какое сравнение с нашим гением не идет.
Николсен: Вы бы только видели его последний удар! Три борта луза и два шара одновременно с подскоком!.. Бог мой! (Бандересу). Вам следовало бы показывать свое искусство в столице. С вашим талантом, вы могли бы за пару лет легко сколотить себе приличное состояние.
Бандерес: Там, наверное, и без меня дураков хватает. (Бруту). Дайте-ка мне бутылочку кальвадоса, Брут.