Под сенью жёлтого дракона
Тем временем Цзян Цин, на правах хозяйки, предложила всем пройти к столу.
Мао Цзэдун попросил Владимирова сесть с ним рядом. По другую сторону – сел Кан Шэн.
Пока рассаживались остальные, Мао Цзэдун заговорил тихо, но его услышали все.
– Мы знаем: правительство Великобритании предупредило немцев об ответном применение химического оружия против Германии, если Гитлер будет использовать своё химическое оружие на Восточном фронте. Черчилль прав. Это бы развязало руки Японии. И в тоже время нам не совсем понятно, с какой целью в вашей газете «Правда» опубликовано явно провокационная статья автора… – Мао Цзэдун, видимо, забыл фамилию автора статьи. И он выжидающе посмотрел на Кан Шэна.
– Заславского… – торопливо подсказал тот.
– Да, да! Заславского, – повторила Мао Цзэдун, – о петэновских методах правления США на Филиппинах. Дались ему эти Филиппины!.. Зачем вам лишние враги? Не из-за этой ли статьи Молотов намерен лететь в Лондон, а затем в Вашингтон?
И Владимиров почувствовал на себе пристальный изучающий взгляд Мао Цзэдуна. Он вдруг понял: это разведка боем.
– Я боюсь вас разочаровать, товарищ Мао Цзэдун, но я не могу ответить на ваш вопрос, – сказал Владимиров. – Отсюда не видно, что делается в Москве.
Последние слова Владимирова явно не понравились Кан Шэну. Это было видно по его лицу, однако сам Мао Цзэдун отнёсся к ним спокойно и даже равнодушно.
Снисходительно усмехнулся и обронил:
– Вы меня не разочаруете. Я не женщина. – И тут же снова спросил: – Как вы полагаете, после всех неудач на юге Красная Армия выстоит?
Мао был явно хорошо осведомлен о событиях на советско-германском фронте. И доказательством был его вопрос.
– Выстоит, – ответил Владимиров. – И не просто выстоит, но и заставит врага бежать восвояси! Такое уже случалось не раз в нашей истории.
Мао Цзэдун остался доволен ответом.
– Мы очень надеемся на это, – проговорил он. – И чтобы не говорили о нас, КПК всегда будет проводить политику, в основе которой – борьба за единство антияпонского фронта. У всех есть свои проблемы. У кого их больше, у кого меньше. Вот почему и дружба, и понимание, и общение были бы невозможны, если бы не существовало между нами взаимного доверия. Так и передайте в Москву своим товарищам, – При этих словах Мао достал из бокового кармана довольно помятую пачку американских сигарет «Честерфилд» извлёк одну и неторопливо прикурил от услужливо поданной Кан Шэном свечи. Затянулся дымом и в полной тишине, вдруг воцарившаяся за столом, продолжил. – Главное для нас в настоящее время – добиться поддержки широких народных масс, населения Китая, и особенно проживающего в сельской местности. Эти люди могут представлять основную силу в решении задач, стоящих перед нами, – и обратился ко всем сидящим за столом: – Я прошу вас всеми силами содействовать нашим советским товарищем в их работе, необходимой как для нас, так и для их страны, во главе которой стоит наш верный друг товарищ Сталин. Больше я не стану утомлять вас своими разговорами. Давайте поужинаем.
Кан Шэн тут же наполнил Мао Цзэдуна высокую гранёную рюмку водкой, затем налил Владимирову и уже потом себе.
За столом сразу стало шумно. Сначала шли тосты, потом пили без тостов. Уже где-то на середине застолья по просьбе Мао Цзэдуна Кан Шэн сходил на кухню и принёс бутылку голландского джина.
Остальные продолжали пить «Ханжу».
Владимиров старался пить поменьше и с тревогой поглядывал в сторону Орлова, Южина и Алеева. Однако те держались хорошо. «Молодцы ребята, – подумал он. – Есть закалка!..»
Цзян Цин за столом не было. Она появилась уже к концу застолья, завела патефон и помещение сразу наполнилось завораживающей мелодией старинной китайской оперы.
Мао Цзэдун некоторое время сидел неподвижно, вслушиваясь в мелодичные звуки. Потом грузно поднялся и прошёл в дальний угол, где стояло несколько кресел, обтянутых чёрной кожей. Опустился в одно из них и прикрыл глаза.
Казалось, его уже ничего не интересовало. Но когда Владимиров, Орлов, Южин и Алеев намеревались тихо уйти, по-английски, Мао Цзэдун поднялся из кресла и направился к ним.
– Я вас провожу, – сказал он совсем трезвым голосом. И, придерживая в своей руке ладонь Владимирова, продолжил. – Все мы действительно рады вашему появлению у нас. Мы дорожим дружбой с вашей страной. Конечно, хотелось бы большего…
В это время к ним подошёл Кан Шэн и Мао Цзэдун не стал говорить дальше. Это немного удивило Владимирова.
– Я вижу, вы уходите, – сказал Кан Шэн. – Но я полагаю, мы скоро увидимся. Заходите ко мне в любое время. Я всегда буду рад вас видеть…
Пока добирались до дому в сопровождении всё тех же маузеристов хмель из головы вышел. Прохладный ночной воздух приятно освежал и дышалось легче.
У дома их поджидал Долматов.
– Слава богу! – с облегчением проговорил он. – А мы с Колей уже волноваться стали…
– Что-нибудь случилось? – спросил Владимиров.
– Нет, Пётр Парфёнович, ничего не случилось… Просто темень такая… А тут ещё накануне вашего прилёта по городу слухи пошли о какой-то банде, которая появилась в окрестностях города…
Уже перед тем как ложиться спать, Владимиров поинтересовался у Алеева:
– Борис Васильевич, ты что-нибудь знаешь о Цзян Цин? Мне кажется она особа не простая…
Алеев усмехнулся.
– Это ты, Пётр Парфёнович, точно заметил, – сказал он. – Её настоящее имя Ли Юнь-хао. Родилась в провинции Шаньдун, в небольшом городе Чжучень. Отец её умер рано. Мать работала прислугой у какого-то местного богача. Свою дочь она очень любила и смогла дать ей первоначальное образование. Когда Ли Юнь-хао исполнилось 17 лет, по одним сведениям, она поступила в Шаньдунскую школу под именем Лэ Шу-цзя по другим – сбежала из дома с бродячими артистами. В последнее я больше верю, – Алеев снова усмехнулся и продолжил. – В 1929 году она оказалась в Циндао и там поступила в институт. О том, что она мечтала стать артисткой, тем более, что её внешность было достаточно заметный и мужчины старались с ней знакомиться, я узнал от Бо Гу, – Пояснил Алеев. – Видимо, это так и было, потому как свою дальнейшую карьеру девушка строила не без участия богатых покровителей. И вот тут самое интересное! В 1934 году она с неким богачом по имени Хуан Цзинем приезжает в город Бэйпин и знакомиться здесь на одной из вечеринок с неким Пэн Чжэнем, который и вовлекает её в революционную работу. В Бейпине Анна она устраивается в местной театр и играет роли бедных крестьянских девушек. Но вскоре меняет покровителя и уезжает в Шанхай с известным профессором Шаньдунской театральной школы Вань Лай-тянем. И этот профессор, очарованный её красотой, устраивает девушку в кинофирму «Мин Син» где она снимается в японских фильмах.
Прежде чем попасть в Яньань и стать подругой Мао, Цзян Цин сменила четырёх покровителей. Это известно из разных источников, но проверить что-либо невозможно. Что ещё?.. В 1937 году она с группой актёров приезжает в Чунцин, а через год вот появляется в Яньане. Да, совсем забыл. Но это важно! В 1934 году она была арестована гоминдановцами. За что – неизвестно, но вскоре её выпустили из тюрьмы. В Яньани поговаривают, что ей помог Кан Шэн. Каким образом – тоже неизвестно. Кан Шэн и познакомил с Цзян Цин, с Мао. Правда, жёны соратников Мао сразу же её возненавидели, и по городу поползли слухи о любовных приключениях Цзян Цин. И даже говорили, что в тюрьме она была завербована гоминдановцами и является их агентом. Но Мао уже было на всё наплевать. Он влюбился в неё, как говорят у нас, по уши. По поводу их отношений даже собиралось заседание Политбюро, и Мао запретили жениться на Цзян Цин. Но и это не помогло. И опять же говорят, что хорошую услугу Мао оказал всё тот же Кан Шэн. Он представил Политбюро материалы следственной комиссии, в которых утверждалось, что в Шанхае и в Чунцине ничего подозрительного в поведении Цзян Цин не было. Таким образом, она стала женой Мао. В сороковом году у них родился ребёнок. Девочка. Назвали Ли На. Вот и всё, – Заключил свой рассказ Алеев. Но тут же добавил: – Через Цзян Цин проходит вся секретная почта Мао. Она в курсе всех его дел. Есть у неё подруга. Она жена одного из докторов госпиталя. Теперь, кажется, всё.
– Ну коль всё – ложимся спать, – усмехнувшись каким-то своим мыслим, проговорил Владимиров. – Дела спланируем завтра, памятуя о том, что утро вечера мудренее…
4
Владимиров проснулся от того, что за окном, оклеенном плотной полупрозрачной бумагой, услышал чьи-то торопливые шаги.
Рассвет уже проникал в комнату и на полу, и на стенах появились светлые пятна, которые медленно расплывались, заполняя собой всё пространство.
Владимиров оделся, вышел во двор и сразу почувствовал легкую приятную прохладу, идущую со стороны гор. Там, за круглыми вершинами ещё пряталось солнце, но его свет уже растекался по всему горизонту, окрашивая его в малиновые оттенки.
Владимиров осмотрелся. Нигде никого не было. Зашёл за угол дома. Тоже никого.
Направился к крыльцу и только тут увидел идущего со стороны кухни Орлова. Он был одет в данье, а на ногах верёвочные тапочки.
– Доброе утро, Пётр Парфёнович, – сказал Орлов, подойдя поближе. – Ну как я выгляжу?
– Прекрасно, Андрей Яковлевич, – ответил тот. Не удержался и заметил: – Однако вчерашний костюм смотрелся лучше.
Орлов пожал плечами.
– Мне с утра в госпиталь ехать, а Южин предупредил: в госпитале всех, кто не носит их даньи, называют «заморскими дьяволами». А ты чуть свет куда собрался? – поинтересовался он.
– Показалось мне, что кто-то ходит по двору, – ответил Владимиров.
– Я тоже слышал, – ответил Орлов. – Думал завхоз или повар… Сходил на кухню посмотреть, но там никого нет… Может охранники?…
В это время за каменным забором послышались голоса, и во двор вошёл завхоз Чан с поваром.
Владимиров и Орлов переглянулись.
– Ну вот тебе… – проговорил Орлов. – Выходит всё же кто-то у нас в гостях был…
Китайцы, поравнявшись с Владимиром и Орловым, с почтением поздоровались и прошли в сторону летней кухни.
Орлов направился на конюшню. Владимиров уже собрался идти в дом, но в это время из-за вершины горы показался раскалённый до белизны край солнца и по склонам гор в долину хлынул поток утреннего света, заполняя с собой всё пространство между землёй и небом.
Владимиров как заворожённый стоял и смотрел на это чудо природы, подаренные людям неведомой силой.
…За завтраком решили: Долматов и Риммар займутся привезённым оборудованием для радиостанции, а Алеев с Южиным поедут в агентство «Синьхуа» к Бо Гу, чтобы получить последнюю информацию о ходе боевых действий на китайских фронтах.
Сам Владимиров решил с утра съездить к Кан Шэну и сообщить ему о незваном госте.
…Кан Шэн встретил его с улыбкой. Усадил за стол и предложил чай. Но, когда Владимиров рассказал о незваном госте, вдруг нахмурился, шумно втянул в себя через зубы воздух и задумчиво проговорил:
– Вы правильно поступили, что пришли ко мне. Я с этим делом разберусь. Единственное, о чём я вас попрошу: об этом больше никому не говорите, – и добавил: – Бродяг у нас в городе хватает… – И сменил тему разговора. – Насколько мне известно, вы не первый раз в Китае?
– Не первый, – ответил Владимиров. – Я был командирован ТАСС в Китай в мае 1938 года. И находился в Чунцине в качестве корреспондента до середины 1940 года. Затем был отозван в Москву. А с апреля по август 1941 года снова был командирован Чунцин…
– Я знаю об этом, – прервал Владимирова Кан Шэн. – Вы были в Чунцине под именем Сун Пина. – И, заметив настороженность на лице Владимирова, поспешил добавить: – Нет, нет!.. Вы не подумайте ничего такого… Просто наши отношения с Гоминьданом настолько нестабильные, а временами, к сожалению, даже враждебные. Поэтому о вашем пребывании в Чунцыне лучше никому не говорить.
Вечером, когда уже все собрались за столом, Владимиров поделился своими мыслями о встрече с Кан Шэном.
– Кан Шэна здесь все боятся, – сказал Алеев. – Да и нам с ним надо быть предельно осторожными…
– Я это почувствовал, – согласился Владимиров. И обратился к Орлову. – А что у тебя, Андрей Яковлевич?
– Завтра приступаю к исполнению обязанностей заведующего хирургическим отделением. Хотя самого отделения, как такового, нет. Придётся начинать всё с ноля, – усмехнулся и добавил. – На фронте и хуже было…
Владимиров понимающе кивнул головой.
– Вот и прекрасно. А что у вас, друзья-товарищи? – спросил он у Алеева и Южина.
– Для первого раза неплохо, – ответил Южин.
Владимиров с нескрываемым удивлением посмотрел на него.
– А почему для первого?
– Потому что до сегодняшнего дня дела с агенством «Синьхуа» имел только Борис Васильевич. Я занимался другими делами. Я об этом потом доложу.
– Ясно… – проговорил Владимиров.
– Бо Гу нам рассказал не только о боевых действиях на фронтах, но кое-что об отношениях к среди руководства КПК, – продолжил Алеев. – По его мнению, идёт размежевание: на одном фланге Мао с Кан Шэном и те члены политбюро, которые их поддерживают безоговорочно, на другом – так называемая здесь «московская группа» во главе с Ван Мином. К чему это приведёт, одному богу известно.
Вывод, сделанный Алеевым, заставил Владимирова задуматься. Сейчас не хватало только раздора среди руководства КПК. И это в то время, когда все силы КПК и Гоминьдана надо было мобилизовать на борьбу с японскими захватчиками.
– Бо Гу посоветовал обратить внимание на членов ЦК Ли Фучуня, который заведует хозяйственными и финансовыми делами в партии, и на Линь Боцюя, председателя правительства Особого района, – заметил Южин. И тут же добавил: – По мнению Бо Гу, от них много зависит в дальнейшем развитии событий внутри КПК.
Владимиров согласился.
– Ну что же… – сказал он. – Так и сделаем. – и уже после этого спросил у Долматова. – Новое оборудование подключили?
– Подключили, Пётр Парфёнович, – ответил тот. – Теперь мы сможем принимать даже английские и американские радиостанции…
– И с центром будет постоянно двухсторонняя связь, – добавил Риммар.
– Молодцы ребята! – похвалил их Владимиров.
Он действительно был доволен работой Долматова и Риммара, и особенно отношениям, которые сложились за эти дни между ними.
– Единственное, что меня тревожит, – продолжил Владимиров, – это доступное расположение антенны на горе. К ней может беспрепятственно подойти любой, кому не лень. Подумайте оба над этим. И зовите Чана, пусть кормит…
– Пётр Парфёнович, а может по полчашечки за удачный день, – вдруг предложил Долматов и почему-то посмотрел на Орлова.
– Вообще-то можно, Пётр Парфёнович, – поддержал Орлов. – С точки зрения медицины допускается… – Шутливо добавил он.
Владимиров укоризненно качнул головой.
– Сговорились…
– Да нет!.. – искренне возразил Долматов. – Однако Андрей Яковлевич прав. За здоровьем надо следить, особенно в таких условиях, как у нас: здесь чуть ли не субтропики летом, я совсем рядом за Циньлинским хребтом континентальный климат…
– Уговорили, – согласился Владимиров. – только по полчашечки.
После ужина Владимиров вышел во двор. Жара уже спала и на землю вот-вот должны были опуститься спасительные сумерки.
Внизу, в лёгкой дымке, ещё просматривался город, пострадавший в прошлом году от налётов японской авиации.
Древняя крепостная стена тоже пострадала от бомбардировки. Она чёрной полосой отделяла Старый город от новых построек вдоль реки. Из разговора с Чаном Владимиров узнал, что в Яньани почти не осталось коренного населения. Город в основном заселяли, как выразился Чан, пришлые люди. В Яньани был один большой рынок под названием Синьшичан и множество маленьких лавок и закусочных.
Скоро из дома появился и Алеев.
– Подышать свежим воздухом вышел, Пётр Парфёнович? – спросил он.
– Да, Борис Васильевич. Какой резкий перепад температуры! – продолжил Владимиров, вглядываясь в дымку, сползающую с гор в долину. – Днём дышать нечем, а ночью хоть ватник одевай.
– Яньань спасает ещё Циньлинский хребет, – пояснил Алеев. – поэтому здесь сносная температура…
– Борис Васильевич, – мягко прервал Алеева Владимиров, – а сколько в городе населения?
– Тысяч сорок, – ответил тот. – Но это приблизительно. Навряд ли кто здесь проводил перепись населения. А вот в провинции Шаньси до войны жило больше девяти миллионов человек. Эта провинция в Китае считается центром их древней цивилизации…
В это время со стороны летней кухне показался старик Чан. Поравнявшись с Владимировым и Алеевым, он попрощался и пожелал спокойной ночи.
– А где ваш помощник? – спросил Владимиров.
– Повара я домой отпустил. У него пятеро детей. Надо и о них заботиться, – ответил старик Чан. – Ребята здесь останутся дежурить, чтобы больше никто не заходил сюда.
– Хорошо, Чан, – согласился Владимиров. И вдруг поймал себя на мысли, что он не просил Чана оставлять охрану и не говорил ему о ночном госте.
– Интересно выходит… – задумчиво проговорил Владимиров, когда Чан вышел за ворота.
– Ты о чём, Пётр Парфёнович? – спросил Алеев.
– Одно дело надо проверить, – ответил тот.
Алеев усмехнулся.
– Если ты имеешь в виду сторожей, оставленных Чаном, можешь не сомневаться: все они, и Чан в том числе, люди Кан Шэна. На сто процентов, – уверенно добавил он.
5
Четырнадцатого мая Владимиров отправил в Центр донесение, в котором сообщил о прибытии в Яньань и тёплой встречи со стороны руководителей КПК.
Накануне Долматов предупредил, что в десяти километрах от них находится мощная радиостанция КПК. Подчиненная Бо Гу, но практически весь персонал станции состояла из людей Кан Шэна.
– …Не исключено, что все наши радиопереговоры с центром прослушиваются, – сказал он. – И кое-что надо будет шифровать.
В этот же день Владимиров отправил в Центр ещё одну телеграмму с зашифрованным текстом, в которой сообщил о настроениях в руководстве КПК, складывающемуся отношению к Гоминьдану, и о расколе в самом руководстве КПК, связанном с оценкой деятельности Коминтерна.
И чтобы ещё раз убедиться в том, что он не ошибается, Владимиров на другой день поехал к Бо Гу вместе с Алеевым.
…Бо Гу встретил их как старых знакомых, усадил в кресло и попросил своего помощника приготовить для гостей чай.
На вид Бо Гу было лет тридцать пять. Он был худощав со светлым лицом и очень подвижный. Поправляя свои очки в круглой оправе, сказал:
– Я очень рад вашему приезду. Глядя на вас, я вспоминаю самое прекрасное время в своей жизни. – И пояснил: – с 1926 по 1930 годы я учился в Москве…
В это время в кабинет вошёл помощник Бо Гу с большим ярко расписанным подносом и с тремя чашками чая. Молча поставил поднос на стол и вышел.
Владимиров и Алеев поблагодарили Бо Гу за чай.
– Вы пейте, пейте, – сказал он. – Его надо пить пока он свежезаваренный. Тогда он действует как бальзам. А если чай вчерашний или стоял долго, он будет как укус змеи.
Чай действительно оказался настолько приятным на вкус, что Владимиров не удержался и спросил:
– Мы будем надеяться, что когда-нибудь вы откроете нам секрет приготовления такого превосходного напитка?
– Обязательно, – улыбнулся в ответ Бо Гу. – А теперь говорите, что привело вас ко мне?
И Владимиров почувствовала на себе внимательный и даже слегка настороженный взгляд Бо Гу.
«Да… Тут действительно не всё так просто…» – подумал он. А вслух сказал:
– Во-первых, я хотел познакомиться с вами в неформальной обстановке. Насколько мне известно, вы один из тех, кто последовательно отстаивает линию Коминтерна, направленную на сплочение всех политических сил Китая против японских захватчиков. Для нас это очень важно, особенно сейчас, когда положение на советско-германском фронте довольно сложное. Гитлер бросает на Восточный фронт всё новые и новые дивизии из Европы и даже из Африки…
Владимиров сделал паузу, чтобы убедиться, как Бо Гу воспринимает его слова. Этой паузой и воспользовался Бо Гу.
– А во-вторых? – улыбаясь, спросил он.
– А во-вторых, нам установили ограничения в получении информации…
– Кан Шэн?
– Да…
– Ну, ясно, – Бо Гу покачал головой. – Я буду помогать вам в меру своих возможностей, – пообещал он. – Что вас интересует в первую очередь?
Вопрос был поставлен прямо и Владимиров тоже прямо спросил:
– Почему командование корпуса в ходе «Великого похода» своей конечной целью выбрало провинцию Шаньси?
Бо Гу слегка задумался. Снял очки, протер их носовым платком и только после этого ответил:
– Причин, на мой взгляд, было много, – начал он говорить медленно, – Но главная заключалась в том, что в Шаньси уже существовал советский район, который возглавляли Лю Чжидань и Гао Ган. Лю Чжидань погиб при невыясненных обстоятельствах, а Гао Ган и по сей день жив и здоров. Он является секретарём Северо-Западного бюро ЦК КПК. Более того, в ЦК он отвечает за решение одного из самых трудных вопросов по национальному примирению на территории Особого района. Вы, возможно, знаете, – продолжил он, – что у нас проживает около пятидесяти национальностей. А это сотни тысяч человек. И здесь постоянно случались кровавые распри на религиозной почве. Особенно с участием мусульман, которые переселились сюда из Синьцзяна. Со временем мусульмане ассимилировались с китайским населением, и их стали называть дунганами. Однако распри не прекратились. В Шаньси сегодня, по некоторым данным, около миллиона дунган. Много здесь монголов и тибетцев. Без решения национального вопроса мы не сможем надеяться на успех в нашей борьбе. У Гао Ганя, как я сказал, большой опыт в этой работе. Он ещё к 1936 году сумела примирить самых ярых врагов и избавил провинцию Шаньси и другие районы от религиозной резни, в которой прав был тот, кто сумел отрезать больше голов у своих противников. Я вас не утомил? – вдруг спросил Бо Гу. – Хотите ещё чая?
– Нет, нет! Спасибо, – ответил Владимиров. – И вы нас вовсе не утомили, – добавил он. – Скажите, пожалуйста, что по вашему мнению сегодня мешает объединению усилий КПК и Гоминьдана для успешного противостояния японского нашествия на Китай?
– Вы хотите услышать именно моё мнение? – почему-то переспросил Бо Гу.
– Да… И, если можно, откровенно.
Владимиров пожалел, что сказал это. Он побоялся, что Бо Гу обидится на него, но тот не обиделся. По крайней мере, внешне это было не заметно. Однако вопрос Владимирова заставил Бо Гу снова задуматься. Он снял очки, бесцельно покрутил в руках, затем водрузил на место.
– Я полагаю, Вы знаете, что в сентябре 1937 года такая наша попытка увенчалась успехом, – начал говорить Бо Гу медленно, словно взвешивал каждое сказанное им слово. – Антияпонский фронт был создан. И Красная Армия КПК перешла под командование центрального правительства во главе с Чан Кайши. Однако этот союз продержался недолго. Слишком разные цели стояли перед нами. И в этом главная причина развала нашего союза. К тому же и КПК, и Гоминьдан – не единственные силы, которые способны влиять на ход событий. Очень большая территория Китая находится под властью различных марионеточных правителей. И Япония этим пользуется. В противовес центральному правительству в Чунцине японцы сформировали китайское правительство в Маньчжурии. По нашим данным, только в марте и апреле этого года в Маньчжурию было дополнительно переброшено с Японских островов четыре дивизии. Единственная надежда у нас – ваша страна, но она, к сожалению, оказывает всестороннюю помощь только Чан Кайши…
– У нас с ним договор от 1937 года… – напомнил Владимиров.
Бо Гу с сожалением развёл руки.
– Я понимаю… Договора надо выполнять…
Бо Гу произнёс последние слова так, что Владимирову стало немного не по себе.
У Бо Гу Владимиров с Алеевым пробыли ещё с полчаса, а когда стали прощаться Бо Гу посоветовал:
– Постарайтесь рассеять настороженность, которая сложилась вокруг вашей группы у некоторых наших партийных и военных руководителей. И ещё: будьте осторожны с Кан Шэном. Знаете, как у нас о таких людях, как Кан Шэн, говорят? Такого человека не узнаешь, пока не попадёшь ему на удочку.
Владимиров поблагодарил Бо Гу за совет. И тут же спросил:
– А могу я задать вам ещё один вопрос?
– Я готов ответить на любое количество ваших вопросов, – с улыбкой проговорил Бо Гу.
Было заметно, что он остался доволен встречей.
– Скажите, пожалуйста, какую роль в делах председателя партии товарища Мао Цзэдуна играет его супруга Цзян Цин.
Бо Гу не сдержался от удивления.
– Вас и это интересует?
– Очень, – ответил Владимиров.
– Ну, тогда слушайте. Против брака Мао с Цзян Цин были все члены политбюро и многие другие товарищи. Дело в том, что в это время Мао ещё находился в браке с Хэ Цзычжэнь. Это вторая его жена. Первую казнили гоминдановцы. С Хэ Цзычжэнь Мао познакомился, когда ей было 18 лет. Но, несмотря на свой юный возраст, она уже командовала одним из отрядов самообороны. С ней Мао прошёл весь нелёгкий путь «Великого похода». У них было пятеро детей. Трое умерли, двоих Мао был вынужден оставить в одной из крестьянских семей. Хэ сама была трижды ранена. Всё это закончилось для неё тем, что она лишилась рассудка, и её под чужим именем отвезли в психиатрическую лечебницу в Шанхай. Поэтому и появление здесь двадцатишестилетней актрисы, и желание Мао жениться на ней было воспринято в ЦК, мягко говоря, негативно…
