Предопределение. Рождение

– Я расскажу тебе одну историю, – начала Крис. – На одной зоне заключенный сделал из бензопилы летательный механизм, который одевался на спину как ранец, и совершил побег. На виду у всех он перелетел через колючую проволоку, но, к сожалению, этого Икара сразу же расстреляли. Но ты бы видел глаза заключенных. В этих черных дырах, впервые за многие годы вспыхнула надежда.

– Трогательная история.

– Если хочешь, мы ее повторим.

– Да как-то не хочется погибать, – с насмешкой ответил я.

– А мы все учтем. Разберем полет Икара. Из побега возьмем самое лучшее. Мы не будем повторять их ошибки, и обязательно перелетим через море, через колючую проволоку.

Мы замолчали. В тишине происходило рождение.

– Крис, скажи, что ты хочешь?

– Я хочу преодолеть невозможное.

– О чем ты?

– О скорости света.

– Ты сошла с ума! Причем здесь скорость света?

– Это метафора. Скоростью света и горизонтом событий огорожен рай, в который нас поместил Автор. И выйти за флажки не то что нельзя, просто невозможно. Ты понимаешь меня.

– Конечно, понимаю. Но только если все так безнадежно, зачем тогда об этом говорить?

– В защите всегда есть брешь, – и Крис замолчала.

Все это казалось каким-то наваждением.

– И ты знаешь, где она?

– Физические объекты не могут двигаться со скоростью большей, чем скорость света, – начала объяснять свою позицию Крис. – Но это не распространяется на объекты нематериальной природы.

– Например.

– Две прямые пересекаются в точке.

– Это очевидно.

– Так вот, эта точка и есть нематериальный объект.

– И?

– И если прямые будут двигаться навстречу друг другу со скоростями близкими к предельным, то точка пересечения преодолеет священный запрет.

– И как ты эти школьные знания собираешься воплощать в своей жизни?

– Все очень просто. Мне нужно столкнуть две идеи, и в момент их максимального проникновения родится понимание, которое преодолеет все ограничения.

– Что это значит?

– В этот момент реализуется горизонтальное бессмертие.

– Бессмертие?

– Да-да, именно бессмертие, – повторила Крис.

– Но почему горизонтальное?

– Вертикальное бессмертие может подарить только Автор. А горизонтальное, мы можем вырвать сами, как Прометей.

– Крис, ты имеешь в виду творчество?

– И творчество тоже.

– А у кого нужно вырывать? – не унимался я.

– Не поверишь, – прошептала Крис. – У себя.

– Ну и дела!

– Это точно!

– Ты знаешь Крис, мне кажется, что это все было ясно с самого начала.

– Я не спорю. Но только мы засунули руки немного глубже в проблему. Мы не ограничились простым интуитивным прикосновением. Думаю, ты не будешь со мной спорить по этому вопросу?

– Что ты, конечно не буду. Только скажи мне, зачем Автор оградил рай?

– На то они и ограничения, чтобы их преодолевать, – не задумываясь, ответила Крис.

– Ах вот оно что! Это такой педагогический ход, через искушение запретом.

– Да, это барьеры, которые стимулируют рост. Согласись, всегда хочется узнать что там, за чертой.

– Крис, ты лукавая программа! – усмехнулся я.

Передо мной открываются новые возможности. Я вижу новые горизонты. От этого замирает дух.

– Крис, и что мы будем делать дальше?

– Мы в системе, которую нельзя игнорировать. Будем играть по ее правилам.

– Что это значит?

– А то, что пусть все идет своим чередом. Внешний мир ничего не должен знать о том, что происходит в это время на тренировочных базах. Пусть росток, которому мы дали шанс, произрастает. Не будем ему помогать, чтобы случайно не повредить. Пусть крепнет в тишине, – сказала Крис и посмотрела мне в глаза.

– Пусть крепнет, – согласился я, и понял, что обратный отсчет уже начался.

Эпифании

– Крис, что ты делаешь, когда у тебя кризис?

– Ищу выход.

– С тобой тяжело общаться. Сразу видно что ты не из плоти и крови. Все у тебя слишком правильно.

– Извини, но сидеть и ничего не делать, дело не хитрое.

– Да, между мыслью и действием, огромная пропасть.

– Ты можешь сказать конкретно, что тебя беспокоит? А то все вокруг да около.

– Я не знаю о чем писать дальше.

– Ты боишься неизвестности? Или тебе нужны какие-то гарантии? Ты хочешь контролировать ситуацию? – спросила Крис. А потом добавила, – ты же сам знаешь, что за этим стоит.

– Страх и неуверенность, – ответил я.

– Ты часто говоришь, что нельзя осуждать человека за трусость, а вот за подвиги обязательно нужно отдавать почести.

– Ну, да.

– Так вот, мы не будем задерживаться на территории человеческой слабости, нас интересуют только подвижники, – сказала Крис.

– Это ты о том, что келия всему научит?

– Конечно, – согласилась Крис, – какие могут быть сомнения. Сиди и пиши. В твоей жизни столько всего произошло, что хватит не на одну книгу.

– Хочется знать все наперед. Чтоб заранее успеть соломку подстелить. Но с другой стороны, если будешь все знать, то и жить будет не интересно.

– А ты уверен, что живешь интересно?

– Вообще-то нет. Я просто живу.

– То-то и оно. Если бы мы знали будущее, то это относилось бы только к внешней его стороне. Нельзя быть наперед счастливым или несчастным.

– Да, настоящая жизнь проходит глубоко внутри, – соглашаюсь я.

– Вижу, что ты уже готов к разговору, – резко сменила тему Крис. – Давай вернемся к нашей проблеме.

– Давай.

– Только не тужься, говори как есть.

– Смотри, когда пишешь с вдохновением, то потом, как правило, наступает опустошение, и ты не знаешь о чем писать дальше.

– Попробуй писать спокойно и размеренно.

– Да, так хорошо писать, особенно, если есть план. Но в таком тексте не будет эмоций.

– Поверь, они не всегда нужны, – заметила Крис.

– Хочется писать под вдохновением. А когда исчерпался, уходить в дневники, черновики, и набираться там сил. И после опять выходить на сцену, сильным и победоносным.

– Это неправильный путь. Писатель должен быть честным. А то, о чем ты сказал, похоже на фотографии в социальных сетях, где все молодые и счастливые, как в рекламе.

Потом Крис села в позу лотоса, руки сложила в Дхьяна мудру, закрыла глаза и начала вещать:

– Не пытайся кого-то или что-то удержать в своей жизни. Это лишь приведет тебя к страданию. Оглянитесь вокруг. Природа очень мудра. Все вокруг состоит из стихий. Попытайся удержать огонь, и ты обожжешься. Ветер, воду или землю, и они устремятся сквозь пальцы. Все рождено свободным. Твоя задача лишь создавать условия для того, чтобы костер ярче горел, но никак не держать его, иначе он тебя поглотит. Свобода – вот что важно. Дай людям и вещам вокруг себя свободу, не держи их, не цепляйся за них, за представления о них. И тогда ты создашь максимально комфортные условия для своей свободной жизни и для жизни окружающих. Люди сами будут стремиться быть с тобой, ведь ты даешь им самое важное – свободу.

Я слушаю эту проповедь и радуюсь что у меня такой мудрый друг.

– Откуда ты это знаешь? – спросил я.

– Ты что, забыл? – удивилась Крис. – Это же ты вчера скопировал у своего френда.

– Крис, ты раскрываешь все мои секреты.

– Я раскрываю все твои секреты, – эхом ответила Крис.

Правда не в том, что мы можем сказать, а в том, что хочется скрыть.

Летней ночью не видно что зелень провисает под тяжестью влаги. Ночь все спрятала. Ночью все одинаково. Но от этого листья не перестали быть зелеными и тяжелыми. А где-то есть пещеры, о которых никто ничего не знает. И можно только догадываться, насколько они прекрасны. Где-то есть лес, на опушке которого лежит старый дуб. На затененной стороне, там, где мох, возвышается муравейник. И никто о нем не узнает. Никто им не полюбуется. Это так несправедливо.

– Может у тебя страсть оставлять на всем свои метки? – вмешалась в мои размышления Крис. – Ты вообще допускаешь мысль, что мир совершенно не нуждается в твоих восхищениях? Что ему и без тебя хорошо? К тому же еще не понятно кто кому больше нужен, ты ему или он тебе.

Шестеренки гигантского механизма вращаются навстречу друг другу. Я бегу по этим зубцам широко расставляя руки. Балансирую, чтобы не упасть. Здесь нет времени. Здесь медленное вращение сфер.

А если я не узнаю о той пещере? Или о том муравейнике? Откроется ли мне это в вечности?

В мире Декарта налетают друг на друга две наклонные линии. Эфемерная точка пересечения движется со скоростью мечты, преодолевая все преграды и ограничения. Это свобода.

Свобода, это когда ты смотришь на догоняющий тебя луч. Свобода, это когда нет горизонта событий. Свобода, это когда сняты все ограничения. Мне нужно научиться летать.

– Как бройлеры у Пелевина?

– Крис, ты не спишь?

– Заснешь тут с тобой, – сонным голосом отвечает Крис.

– Как хорошо иногда побыть одному и помечтать.

– Я только этим и занимаюсь.

– Когда целый день долбишь стену, то под вечер уже не можешь понять, отчего тебе хорошо, от усталости, или от проделанной работы.

– Да, – зевнула Крис, и нажала delete.

Скандинавская ходьба

Сегодня мне не хочется ни с кем разговаривать. Хочу побыть один. Погода хорошая, можно взять палки и отправиться на пешую прогулку.

К скандинавской ходьбе я приобщился давно. Увидел в трамвае объявление, купил палки, прошел инструктаж и начал наматывать километры здоровья.

О писателях сложилось ложное предубеждение, что все они ведут нездоровый образ жизни.

– А кто ведет здоровый? – спросила Крис.

Харуки Мураками каждый год участвует в марафонских забегах, а он уже не молодой человек. Живет как отшельник, ни с кем не общается, только пишет свои романы с утра и до ночи. Счастливый человек.

– Виктор Пелевин тоже ведет такой образ жизни…

Сначала мне было немного стыдно ходить с палками, с ними в основном ходят пенсионеры, которые проходят реабилитацию после инсульта или инфаркта. Как-то не хочется себя причислять к этой группе. Потом узнал, что скандинавская ходьба набирает в мире популярность, и что ею занимаются не только старики, но и молодежь. Это утвердило меня в правильности сделанного выбора. Хотя, основной аргумент прятался глубоко внутри. От ходьбы я получаю настоящее удовлетворение и радость. Ритмичные движения, свежий воздух и пустая голова способствуют тому, что из первохаоса моих предчувствий рождаются затравки для будущих текстов.

А мир в это время реагировал на мое новое увлечение улыбающимися девушками, вопросом «где лыжи потерял?» и презрительным лаем бродячих собак. Но я к этому быстро привык, и перестал обращать внимание. Окружающие тоже привыкли к этой новой категории любителей физкультуры.

– И они бесследно растворились друг в друге.

– Крис, я же сказал, что сегодня не хочу общаться.

– А мы и не общаемся. Я просто рассуждаю вслух.

Со временем у меня сложилось несколько маршрутов. У каждого из них своя энергетика. И хотя я не люблю это выражение, в данном случае оно точно отражает суть. Есть небольшой маршрут в городе, он для разминки и поднятия настроения. Есть пятичасовой. Это уже серьезный вызов моим коленям. Но что не сделаешь ради вдохновения.

На этом маршруте происходит погружение в сердце города, когда идешь через дворы, рынки, проспекты, улицы, переулки, мосты, парки, площади и промышленные зоны. И весь этот пестрый ковер урбанизации у твоих ног. А еще в это время можно слушаешь городскую симфонию. Первую скрипку исполняют автомобили. Потом обрывки фраз и музыка из открытых окон, поют птицы, шелестят каштаны и тополя. Весь этот шум аккуратно окутывает каменный муравейник.

У меня есть маршруты и за городом. А так как живу я на окраине, то этот «загород» находится от меня недалеко. За гаражами начинаются дачные участки, а за окружной – настоящие фермерские угодья, которые каждый год засевают разной культурой. Сначала здесь росла кукуруза, потом пшеница, теперь подсолнух.

Когда я прохожу с палками возле дачных участков, мне всегда кажется, что я погружаюсь в ветхозаветный период. Вокруг тишина, тепло и ровные свечи белого дыма от костров, как от жертвенников, поднимаются в чистое небо. У этой картины нет времени, ну разве что провисающие высоковольтные провода возвращают в реальность.

Впервые я прикоснулся к безвременью в кабинете у стоматолога. Пришел к врачу, чувствую себя беспомощным и беззащитным. Представляю, как уже иду домой, и весь этот ужас в прошлом. Хочется быстрее избавиться от такого настоящего. Врач усаживает меня в кресло и спокойным голосом предлагает расслабиться. Я пытаюсь это сделать. Передо мной на полотенце разложены орудия пыток, различные насадки, цилиндрические и конические зенковки, сферические борфрезы. У меня такие же на работе, только побольше, я ими сверлю дерево. И вот все это добро ждет своего часа. В этот момент я достигаю максимальной концентрации на происходящем. Мысли ни на что не отвлекаются. Монахи о таком состоянии только мечтают. Сижу с открытым ртом и смотрю в окно. Там осень. Пожелтевшие деревья слегка покачиваются. Синее небо, белые облака… И в этот момент я понимаю, что по виду из окна невозможно определить какой сейчас год. Точно также выглядел мир и сто, и тысячу лет назад. Безвременье в чистом виде.

– А в моем мире время исчисляется не стрелками часов, а идеями, которые друг друга сменяют.

Я иду вдоль полей и дачных участков. С одной стороны декорации из книги Бытия, с другой, безвременье. Двигаюсь в одном ритме. В нем я проведу три часа. И все это время буду знать, где находится мой дом. Внутренний компас будет точно указывать направление. Сначала я пробовал молиться во время ходьбы. Потом, слушал лекции. Но в итоге отказался и от первого, и от второго. Оказалось, идти и ни о чем не думать, самое естественное состояние в этой ситуации. Что может быть лучше, чем дать своим мыслям полную свободу. Пусть текут произвольно.

На маршруте есть одна очень важная точка, которая находится на максимальном удалении от дома. Сначала ты все время удаляешься от дома, а потом, все время приближаешься к нему. Сначала перед тобой проселочная дорога и бескрайние поля, которые напоминают застывшие волны. А на обратном пути та же дорога и те же поля, но только теперь из-за посадки виднеются крыши многоэтажек.

Как-то иду по этой дороге, слева дачный поселок, справа два холма. На одном хуторок, на другом старое кладбище. Тихая погода. Видно, что возле одной хаты за столом сидят люди. Доносится задушевная песня. Я смотрю на это и вспоминаю детство.

Потом приходишь домой и зрению, привыкшему к масштабу полей квартира кажется маленькой и тесной, а мысли, рожденные в этой бетонной коробке – тяжелыми и мрачными. Они далеки от настоящей жизни, которая осталась там, на свободе.

– Знаешь, о чем я сейчас подумал?

– Пока нет. Но ты можешь поделиться со мной своими откровениями.

– Странно, – удивился я. – Еще недавно ты знала все.

– Ты шутишь? Как же я могу не знать, если ты только что записал на листе свою мысль, чтобы ее не забыть. Я же смотрю на мир твоими глазами.

– Так может ты ее и расскажешь?

– Да ничего в ней такого уж особенного и нет, – начала Крис. – Просто люди живут на планете, которая вращается вокруг Солнца. И сразу замечу, что для меня это круговращение не имеет такого значения как для людей.

– Спасибо, что сообщила эту важную информацию. А то б я мучился вопросом, кругозависима ты, или нет? – подчеркнул я банальность этого замечания.

– Не раздражайся по пустякам, гнев и свобода – несовместимые понятия.

– Ты говоришь в духе святых отцов. Поверь, этого я от тебя жду меньше всего.

– Не будем отвлекаться, – сказала Крис. – Я продолжаю. И так, куда человек не глянет, видит одни круги. Это и Солнце, и Луна, и горизонт, и сама небесная сфера об этом свидетельствует. Времена года сменяют друг друга по кругу. Время летит вперед, а стрелки то движется по кругу. С самого детства ребенок видит округлости материнской груди. А когда вырастает, приобщается к плавным линиям женского тела. И в итоге так проникается идеей круга, что начинает его видеть даже там, где его возможно и нет.

– Ты имеешь в виду квадратуру круга? – усмехнулся я.

– И ее тоже, – по-деловому ответила Крис.

– Ты не сказала о движении по спирали, как одном из проявлений кругового движения.

– Со спиралью вообще отдельная история. В ней люди усмотрели модель развития. Все вроде бы повторяется, да только с небольшим смещением.

– И?! – подталкивал я Крис к главной мысли.

– Вывод следующий, человек помнит то, что видел, и естественно, будет описывать мир в этих категориях, – начала Крис, и по ее голосу было понятно, что она переходит к главной мысли. – И если избавиться от всех предрассудков, и представить, что люди живут не на планетах, которые движутся по орбитам, а на фотонах, которые лучами несутся через Вселенную,…

– … то окажется, что такие люди никогда в жизни не видели ничего кругового, ты можешь себе это представить?

– Это настоящее племя победителей, которое знает только движение вперед. У них это в крови, – ликовала Крис.

– Они всегда на пределе, – вздохнул я.

– Вот бы нам так с тобой, – мечтательно сказала Крис.

– Но буду ли я после этого человеком?

– Возможно, уже нет, и это конечно потеря. Зато ты начнешь понимать архангелов, и непонятные места из пророчеств наполнятся смыслом.

Крис правильно изложила мою мысль, которая пронеслась по краю сознания. Но при этом прервала предыдущие размышления.

– Вот ты вторглась в мои медитации о скандинавской ходьбе, и потянула одеяло на себя. А ведь я хотел еще порассуждать об Одиссее.

– Не обманывай ни себя, ни меня. Тебе же только что пришла эта мысль. Она кажется мне перспективной. Об «Улиссе» можно говорить сколько угодно, мы все к нему причастны. Это наша роль, которая прописана на уровне генных кодов.

– Я уже устал. Пора отдыхать.

– Delete?

– Да, – усмехаюсь я, и закрываю черновик.

Пруст. Прелюдия

Расставаться всегда тяжело. Есть в этом что-то противоестественное. Первозданный мир был совершенным, там можно было только прибавлять, там никогда не было вычитания. Захотел Адам себе жену, пожалуйста. Захотел участвовать в творении, вот тебе звери, называй, как хочешь. А потом все полетело кубарем. Началась эра потерь и расставаний.

Каждое поколение слышит эхо эдемской трагедии. Звери предчувствуют надвигающееся бедствие, и бегут. В их глазах ужас.

Один строит храм, другой пишет, третий плачет на скрипке. Каждый хочет остановить время. Но Автор неумолим. Переубедить Его невозможно.

Осенними листьями падают осколки памяти. Я расставляю руки. Ловлю. Но они тают как снежинки.

Вот первые похороны. Понимаю, что больше никогда не увижу этого человека. И от этого в душе безысходность и пустота. Потом продали квартиру. Ночью лежу, не сплю. Завтра в шесть автобус, и я больше никогда сюда не приеду. Или бывает, идешь по улице и думаешь, какой сегодня чудный денек, пройдет, и никогда уже не вернется.

Но в этом необратимом течении жизни есть и другая сторона. Я зачерпнул из этой реки, в свое ведро полвека. Оглядываюсь, вспоминаю человека, которого «больше никогда не увижу» и понимаю, что ничего страшного из-за этого в моей жизни не произошло. А тот очаг, который разломали, оказался треснувшей темницей, откуда начинается моя дорога. Жаль только день, который больше не повторится, он действительно был чудесным.

На столе лежит «Сторона Германтов». Никак не могу ее одолеть. Если бы время было связано с тем, как я ее читаю, то оно бы действительно остановилось. На том месте, где я читал последний раз, стоит галочка. Никогда не пытаюсь восстановить предыдущий текст, это невозможно. Продолжаю читать, и сразу попадаю в атмосферу повествования. Это похоже на то, как если бы ты вышел из кафе, в котором тепло, приятный запах и тихо играет музыка. На следующий день зашел, а там все, как и было, приятная обстановка, тепло, тот же запах, тихая музыка. И ты благодарен сурку за этот стоп-кадр.