Паликар Костаки

– Не отдадут ее за Костаки! – говорим мы.

– Старуха Катинко – колдунья! Не бойтесь. Уж не знаю, отчего это я полюбила этого паликара? Или оттого, что мне за мои грехи Бог детей не дал; так уж ему душу всю отдаю!.. Будет, будет это! Пусть Костаки еще годик поторгует телятиной и немножко поправится деньгами!

Катинко призналась мне, что она и Софице говорила.

– Хочешь замуж, дочь моя? – сказала ей старуха. Софица только глаза опустила.

– Нет, ты мне скажи…

– Это воля отца моего, – говорит.

– А твоя воля?

Конечно, девица скромная на это не должна ответить… Да старуха успокоиться не могла.

Велела паликару пройти мимо окон, и позвали Софицу.

– Смотри, что, эта картинка хорошая?

– Какая? – говорит.

– Этот паликар.

– Хорош, – говорит Софица, – я его знаю; это Костаки, сулиот, который кожей торгует. Я в школу мимо его магазина ходила.

– Вот тебе муж! – говорит старуха. Софица обиделась и покраснела.

– Ба! – говорит, – белошапочник, и вдруг мне мужем будет! Простой человек. Весь, как клефт, в белом платье!..

Этого мы не сказали Костаки бедному, чтобы не огорчить его.

Так-то шло это дело. А старик Стефанаки в это самое время о мошеннике Жоржаки с ума сходил.

Тот изверг ему все льстил, в делах своих советовался, способности его хвалил.

– Как же не проклянуть вам, здешним православным, эту Турцию! Сколько великих способностей пропадает. Да вы министром, губернатором должны быть.

– Не брани Турцию, – скажет Стефанаки, – как бы хуже не было!

– Ба! ба! ба! Да вы такой умный, да вы такой честный и опытный гражданин… Я, который столько видел людей… Мало видел таких, как вы… Вы меня извините, я вам скажу, у ваших здесь мало благородства в обращении… А у вас благородство свыше всякой меры. Вы мне отец. Я отца своего так никогда не любил.

Катинко все это сама слыхала и сама рассказывала нам.

И полюбил старик Жоржаки крепко. Пироги ему шлет; виноград привезут ему из деревни, он целые вьюки винограда к Жоржаки шлет.

Похвалит Жоржаки у него в доме ковер болгарский, – старик ковер дарит ему.

Сам по улице идет в драгоманской фуражке с базара, а слуга за ним большую каракатицу для Жоржаки несет.

– Каракатиц свежих, – говорит, – привезли из Превезы!

Жоржаки плачет, обнимает его: «Ты мне отец!» – кричит.

А Стефанаки везде вздыхает и рассказывает: «много я жаловался, что судьба дала мне одних дочерей, и пожалел меня Бог, послал мне сына в Жорже!»

Катинко сокрушалась, боялась смерть, чтобы Софицу за Жоржа не отдали.

– Нет! – я говорю ей, – этой-то мерзости уж не сделает старик. Все как бы то ни было христианин, за Франка не отдаст!

– Закрутился, – уверяет Катинко, – закрутился старик от похвал и от драгоманского галуна!

Недолго, однако, веселился с франками Стефанаки.

Смотрю я раз поутру – бежит за мной мальчик от Хаджи-Димо:

– Идите, – говорит, – кир-Янаки! госпожа моя желает вас видеть.

Прихожу.

– Что такое случилось?

– Случилось, капитан Яни, дело мерзкое. Жоржаки ограбил кир-Стефо нашего.

– Как? – удивился я.

– Как? Лестью. Брал у него деньги взаймы и в срок отдавал, а гляди и раньше срока. Раз пришел и говорит: «Сыном ты меня считаешь, кир-Стефо». – Лучше сына. – «А если я тебе лучше сына, так дай мне под залог имения, которое у меня в Молдавии, полторы тысячи лир. Вот тебе мои документы».

Старик дал и расписку взять не хотел; Жоржаки насильно дал ему расписку. А там, как это случилось, что и расписка пропала и в Молдавии, говорят, имение разоренное, двух пиастров не стоит, и сам Жоржаки уехал.

– Плохо старику! – говорю я. – Жалко. А что же мусьё Бертоме с женой о племяннике говорят?

– Они тоже бранят и проклинают Жоржаки. Поди теперь, ищи его. Ведь здесь Турция, и на месте дело не кончается, а каково в Египте или Молдавии мошенника искать?

Встречал я не раз после этого дела старика. Снял он и драгоманскую фуражку, и сапоги бросил, и опять башмаки надел, чтобы легче было снимать у турок. Об трактатах уже ни слова! Стал опять согнувшись к паше и к кади подбегать. К вали-паше ездил подавать прошение. Писал вали и греческому консулу (потому что мошенник греческий подданный был), и в Константинополь писал. Дело и до сих пор не кончено.

Старик горюет, а у нас с Костаки и с Катинкой все его дочь на уме.

Стал жаловаться старик Катинке, что старшая уж на возрасте. Катинко и говорит:

– Это еще не велико несчастие, что на возрасте. Все девушки растут скоро.

– Время замуж, – говорит Стефанаки. – Время приданое готовить. Кто у нас с малым приданым возьмет? Разбойник ограбил меня, теперь и мне тяжело будет, Софице под пару не найти теперь жениха. Из большого дома жених большие деньги попросит.

А Катинко говорит ему.

– Не смотри на большие дома, смотри на человека. Я тебе жениха нашла.

И сказала ему, кто жених.