Еще о греко-болгарской распре

– Россия так огромна, так могущественна; что мы, бедные, живущие под турком болгары, можем ей сделать? – говорят они.

А я сказал бы: «Нет! Именно потому, что болгары бедны, они могут быть опасны нам. И по вере своей, и по государственному своему сиротству, и по единоплеменности, и по педагогическим связям, и по месту они ближе к нам всех других юго-западных и юго-восточных соседей наших. По близости своей они могут принести немалый вред, не желая сами того, сперва нам, а потом всему славянству и, наконец, самим себе.

Болгары в яме, болгары в траншее, они видят лишь ближайшие свои цели.

Мы на горе; мы претендуем распоряжаться, мы должны даже претендовать на высшую стратегию и тактику во всех подобных делах!

Не пристойно было бы, чтоб ошибки и честолюбивые увлечения какого-нибудь прапорщика повлекли бы за собою неосторожное движение всех резервов великой армии, назначенной, быть может, для защиты самых священных, охранительных и творческих сил человечества!

Жертва тирании иногда незаметно и нежданно перерождается в деспота; сирота оказывается не только неразумным, но нередко и неблагодарным».

II

Мы сочувствуем болгарам…

Мы должны сочувствовать болгарам…

Прекрасно!

Но сочувствует ли нам большинство политикующих болгар? И в чем? И нет ли и между ними у нас много врагов – врагов тем более непримиримых, что это не вражда оскорбления или злобы, а вражда идеальная, вражда национального сепаратизма во что бы то ни стало? И даже если часть болгар и сочувствует нам, то в какой мере? В чем именно они России сочувствуют?

Полезно ли нам, наконец, всякое сочувствие, или могут быть иногда и вредными симпатии?

Вот в чем вопросы!

Сочувствует, положим, серб. Он желал бы, чтобы Россия помогла или по крайней мере не мешала Сербии стать югославянским Пиемонтом; чтобы Россия не помешала бы сербам составить военное и воинственное государство от Триеста до устьев Дуная и до берегов Босфора, с 14–15 миллионами здорового народа, составленного из воинственных гордых сербов и упорных, трудолюбивых, хитрых болгар, из образованных, лихих мореплавателей-далматов, из кроатов и т. д.

Потом можно будет сказать России: «Вот Геркулесовы столбы не только твоего величия, но даже и влияния твоего!»

Сочувствие грека?

Мы не говорим о сочувствии простых или прежних истинно православных людей греческого племени, о симпатии религии к религии, о симпатии полуневольной, симпатии сердца, о той симпатии, которая и в Сербии, и в Болгарии, и в Греции выражалась когда-то стонами и мольбой о помощи и спасении.

Нет, до последнего времени, до окончательного разгара болгарских дел многие и не слишком православные греки думали, что России выгодно поддерживать греков, противу Турции, противу Запада и т. д.

В простом народе, в стариках у всех почти еще очень глубока была сверх того и прежняя сердечная полуневольная симпатия.

Неудачный исход критских дел много охладил к нам греков. Враги наши и в их собственной среде, и, конечно, иностранцы стали указывать особенно на сербские крепости. Кровью греков куплена свобода славян. Чрез славян все наши несчастия; не будь славян или не будь России за югославянами, мы были бы великой нацией, мы образовали бы большое и славное государство.

Грек может сочувствовать России только как союзнице, при данных выгодных условиях. Греков у нас обыкновенно считают нацией умною, коварною и лукавою. Но не помнят, что, с другой стороны, это нация гордая, живая, подвижная, увлекающаяся и по темпераменту личному, и по неустойчивости своего государственного строя.

Например, при торжественном объявлении схизмы греки увлеклись весьма дурными расчетами.

В жажде объявить схизму совпали у них два совершенно противоположных направления, две наиболее могучие движущие силы их народности. С одной стороны, преданность старого духовенства строгости православия – то самое свойство греков, которое отстояло до нашего времени Церковь, ее дух и ее дисциплину от ересей, папства и турок.

С другой, желание отделить свою греческую народность от славян и России, спасти ее от «потока панславизма», под маской строгого православия выработать постепенно вовсе новую религию. Старый греческий архиерей и молодой адвокат, журналист, профессор, воспитанный в Европе, не верующий ни во что, кроме прогресса и гения новых греков, – оба они совпали в желании воспользоваться канонами и объявить схизму.

Гнев старых иерархов на болгарскую дерзость и радость молодых мечтателей при мысли об отделении от славян соединились дружно к одной цели, но с разными надеждами и побуждениями.

Понятно, сколько оттенков личных мнений вместилось между этим патриаршим «non possumus»[2 - Не можем (лат.).] и этим греческим «farа da se»[3 - Неофит, митрополит Дерконский, в брошюре своей «Диевкринисис ту Вулгарику зитиматос» [ «Разъяснение болгарского вопроса» (греч.)] говорит, что «Д. (4-й?) Вселенский собор определил округ Константинопольского престола и утвердил в 28-м правиле его права над тремя округами: Сицилийским, Понтийским и Фракийским, который содержит в себе всех северных варварских народов» (до Дуная и дальше на Македонию). // На подобных основаниях, между прочим, греки отстаивают права Вселенского патриарха на две спорные области – Фракию и Македонию. // Митрополит Дерконский слывет, правда, за фанатического эллина и за врага России; он может, конечно, выражать эти чувства в различных действиях своих явных и тайных; но из этих чувств не следует еще, что в брошюре его все неправда, даже и ссылки на такие факты, которые многие могут проверить. Я упомянул здесь об этом лишь для того, чтобы дать понять хоть сколько-нибудь мимоходом и кратко и не обременяя читателей сухими фактами и скучными цитатами, что за греков вообще в этом фрако-македонском вопросе право историческое (консервативное), порядок и за болгар право этнографическое, племенное.].

Патриарх, говорится с одной стороны, не может отдать Фракию и Македонию болгарам. Он есть лишь наместник Вселенских соборов в этом случае, делегат их. Вселенские соборы укрепили за цареградским престолом эти страны[4 - Неофит, митрополит Дерконский, в брошюре своей «Диевкринисис ту Вулгарику зитиматос» [ «Разъяснение болгарского вопроса» (греч.)] говорит, что «Д. (4-й?) Вселенский собор определил округ Константинопольского престола и утвердил в 28-м правиле его права над тремя округами: Сицилийским, Понтийским и Фракийским, который содержит в себе всех северных варварских народов» (до Дуная и дальше на Македонию). // На подобных основаниях, между прочим, греки отстаивают права Вселенского патриарха на две спорные области – Фракию и Македонию. // Митрополит Дерконский слывет, правда, за фанатического эллина и за врага России; он может, конечно, выражать эти чувства в различных действиях своих явных и тайных; но из этих чувств не следует еще, что в брошюре его все неправда, даже и ссылки на такие факты, которые многие могут проверить. Я упомянул здесь об этом лишь для того, чтобы дать понять хоть сколько-нибудь мимоходом и кратко и не обременяя читателей сухими фактами и скучными цитатами, что за греков вообще в этом фрако-македонском вопросе право историческое (консервативное), порядок и за болгар право этнографическое, племенное.]; только новый Вселенский собор может отдать их болгарам. Русское духовенство опасается Вселенского собора; оно уже чувствует, что каноны за нас и что придется отказать фракийским и македонским болгарам в свободе. На отделение Антиохийской, Александрийской и Ираклийской и т. п. Церквей указывать нельзя. Эти учреждения древние, византийские. Новогреческую (королевства Эллады), сербскую, русскую отделили потому, что она была в более или менее независимых владениях. На такие уступки, правда, нет правил древних и писаных, но есть древняя практика Церкви, древние примеры. Пусть эти болгарские страны станут политически независимыми, тогда мы вынуждены будем уступить; ибо и по правилам, утвержденным патриархом Фотием, церковные права и особенно епархии меняются согласно с политическим развитием округов. Своевольно теперь мы можем отделить лишь придунайскую Болгарию и некоторые части других двух стран. Великий Петр не позволил себе даже и форму своей независимой Церкви изменить своевольно; он просил совета и благословения у восточных патриархов для замены русского патриарха синодом. Отчего же одни болгары будут иметь особые права? Великий московский святитель Филарет говорил, что болгары не имеют права отделиться без благословения патриарха, если хотят считать себя православными.

Православие состоит из догматов, нравственного закона, обрядов и канонов. Все четыре элемента одинаково необходимы. Без догматов нет основ, без нравственности нет жизни практической, без обрядов нет внешнего единства, нет постоянного возбуждения чувств, без канонов нет порядка и суда. Каноны – это юриспруденция православия. Как же можно жить без суда, без администрации, без законов!

Нет сомнения, русские объявят болгар раскольниками и болгары смирятся тогда пред ними!

Вот что говорили и говорят еще до сих пор греки, ревностные к православию.

Англо-немецкие идеалисты из греков судили и судят иначе.

Несчастие наше – это соседство славян. Еще большее несчастие – единоверство с ними. Но мы воспользуемся теперь орудием православия и объявим раскол, так как каноны во всяком случае говорят больше за нас, чем за болгар. Взгляните, что за триумф! Турецкие государственные люди объявляют себя за болгар, синод русский переходит явно на их сторону. Но для Запада мы уже не «батарея русская, направленная против Европы». Англия и Германия возносят нас до небес. Они простирают нам свои объятия. Встает манящий образ Византии…

Собирается местный собор в Царьграде. Народ, подстрекаемый агитаторами, шумит и угрожает патриархам и епископам, требуя объявления раскола.

Раскол объявлен. Болгарские крамольные архиереи преданы проклятию; акты собора посланы ко всем независимым Церквам. Греческие газеты гремят против панславизма, против России, против нашей дипломатии и нашей печати. Отборные ученые, более гуманные архиереи сбираются ехать во все болгарские епархии, чтобы бороться там против этно-филетизма авторитетом старой, православной Церкви, у Порты греки стараются вымолить приказание болгарскому духовенству изменить камилавки и вообще внешний вид, чтобы поразить новшеством болгарский простой народ. Греки пишут брошюры, жертвуют деньги, устраивают везде силлоги (литературно-политические круги). Патриарх и берлинский посол обмениваются визитами и любезностями.

Греческое духовенство с содроганием, а молодые этно-филетисты (и старые тоже) с радостным нетерпением ждут официального ответа от русского синода. И те, и другие думают, что русский синод, быть может, станет открыто и безусловно за болгар…

– Неужели за болгар? Ведь их формальная неправота так ясна, так неоспорима? – думает грек православный.

– Неужели противу болгар? – спрашивает себя грек этно-филетист.

Но вот проходит год, два, три… Денежные жертвы небогатой, малочисленной нации скудеют; настает усталость, начинаются раздоры, упреки умеренных людей. Находятся наконец и такие греки, которые говорят, что объявить схизму в церковном смысле, пожалуй, и правильно, потому что болгары сами себя отделяли; но что именно в национальном отношении со стороны греков собор был ошибкой, ибо при схизме, при той свободе действий, которую эта схизма дает болгарам, не будет уже никакой возможности удержать грекам за собою Фракию и Македонию, что болгарские всходы, благодаря схизматической свободе, пробьются с неудержимой силой везде, даже и на стенах самого Царьграда!..

Порта отказывает в бератах тем греческим архиереям, которые хотят ехать в болгарские епархии. Турецкие министры говорят, что они уже утомлены беспорядками, спорами из-за владения церквами, что они позволят ехать греческим епископам только в те болгарские города, откуда придут прошения, подписанные значительным числом жителей. Прошений этих, конечно, нет, ибо и болгаре не дремлют; движение их столько же сильно, как и движение греков, хотя и менее шумно.

Посол германский ничего не может сделать… кроме одного или двух визитов к патриарху.

Европа Грецию еще не носит на руках; не прогоняет турок для немедленного создания эллинской Византии, русским не объявляет войны.

Простые греки по-прежнему серьезно смотрят на православие (они и на русских теперь сердиты за то, что подозревают их в потворстве схизматикам). Простым грекам и слово вымолвить еще страшно против православия.

Еще недавно (в 1868 или в 1869 году) в Патросе паликары перебили молодых прогрессистов за то, что они сбирались на совещания в какой-то дом с целью сделать всех греков масонами (так зовут на Востоке деистов, прогрессистов).

Официальная Турция искусно колеблется между греками, которые, насупя брови и скрепя сердце, курят ей фимиам, и между болгарами, восклицающими беспрестанно везде, в церквах, в училищах, в статьях: «О! Наш милосердый царь, султан, Абдул-Азиз-хан, даровавший нам свободу от врагов наших греков!.. О! как правы были те из вождей наших, которые говорили нам: „Не на Россию надейтесь, а на султана; Россия боится разрыва славян с греками, она всеми силами будет стараться придержать наше стремление на юг Фракии и Македонии, чтобы через это нетерпение наше не произошел раскол. Россия слишком связана со строгостью древлеправославных уставов, она ими держится; она не может, не вредя себе, во всем нам потворствовать… А туркам и нам выгодно совершенное обособление наше от греков“.

Так радуются те болгаре, которых враг раскола, редактор болгарской газеты «Век», зовет схизматофилами; но таких схизматофилов, болгар, множество…

И греки слышат эту радость и понимают ее…

Они видят еще, что западные державы теснят слабую Элладу за Лаврийские рудники.

Они видят, что болгаре не дремлют, рукополагают, венчают, крестят, учат свой народ в самых спорных землях, во Фракии и Македонии. Греки даже замечают, будто бы болгаре все свои силы напрягли на эти страны, а об дунайской, чистой, обеспеченной Болгарии думают гораздо меньше.

А Россия?..

Напрасно ждал афинский прогрессист от России грубой племенной политики!..