
Нулевой год
Посовещавшись, мы решили, что Семенов останется ждать завершения работ над "Адмиралом Колчаком", на котором отправится в Новый Нью-Йорк, где ситуация не казалась критической. А мы возьмем "Ришительный" и пойдем на поиски самолета. Вот там дорог каждый час. Непонятно, в каких условиях оказался экипаж FW-1, какие опасности им угрожают. Там, в тропиках, мы еще никогда не были. И, если не поторопимся, имели все шансы вместо живых людей обнаружить обглоданные косточки. Это – если повезет. С фауной Новой Земли могли даже костей не найти.
Я набрал в экипаж судна двадцать человек, включая Родина, Белкина и Молодцова. Мы погрузили продовольствие, закрепили на палубе "Бандерлога" – трехосный броневик, собранный из деталей автомобилей, не подлежавших восстановлению по тем или иным причинам. Его вооружение составлял курсовой ПКМ и еще один такой же пулемет, спаренный с ракетной установкой на башне.
Тихим ходом прошли по реке. На выходе из устья Урала я послал позывные. Экипаж самолета отозвался. В ту же минуту "Ришительный" покачнулся на волне – мы вышли в открытое море.
На четвертый день вдали показалась земля, хотя мы все время шли одним курсом. Вероятно, материк здесь изгибался, или это был какой-то остров. Мы приближались к тропическим широтам. Жара стояла нестерпимая – термометр в тени показывал сорок два градуса. Обшивка броневика накалилась до такой степени, что кузнец кипятил чайник прямо на нем. Палубу обливали водой ежечасно.
Я связался по радио с Верхнезаводском. Дядя сказал, что, несмотря на все усилия, установить связь с Новым Нью-Йорком пока не удалось, зато Семенов смог ускорить работы над "Адмиралом Колчаком" и судно сегодняшним утром вышло из порта.
На восьмой день пути на горизонте показались острова – где-то здесь и разбился самолет. По словам пилота, на острове был лес и горы, но под эти признаки подходил абсолютно каждый клочок суши. Провиант у американцев подходил к концу – нам следовало торопиться.
После полудня Миша ворвался в мою каюту и вытащил меня на палубу. Я изо всех сил сопротивлялся – внутри была хоть какая-то тень. Но сразу забыл про жару – над одним из островов поднимался дымовой столб.
Я связался с американцами, уточнить – не они ли развели костер, чтобы привлечь наше внимание. Оказалось – нет. Тогда я спросил, не видят ли они дым. И на этот вопрос ответ был неутешительным – вокруг слишком густая растительность, чтобы видеть хоть что-то. Но попросили поторопиться.
Что же… Кинжай говорил, что их предки пришли с юга, из-за большой воды. Похоже на этих островах и живут предки наших знакомых скагов. Помня, чем началось наше знакомство с чертями, я приказал удвоить посты и выдать экипажу автоматы.
Мы еще полтора дня искали нужный нам остров. Аэронавты матерились по радио, недоумевая, как можно не найти четвертый с севера большой остров. Нет, маленькие острова они не считали. И на кадрах аэрофотосъемки их слишком много, чтобы попытаться сосчитать. Плюс, была облачность, потому сколько маленьких островов – они не знают. Но клянутся демократией, свободой и независимостью, что если считать только большие острова, то они на четвертом с севера. И вообще у них кончается провиант, а таблеток для обеззараживания воды осталось всего две.
Меня уже подмывало утопить судовой журнал и по возвращении отрапортовать, что нашли только трупы. Но под вечер мы увидели остров, наиболее подходящий под описание. Однако берег нас разочаровал: деревья поднимались прямо из моря, толпились на илистых топких, отмелях, где кишели неведомые гады, а воздух был отравлен невыносимо зловонными испарениями. О высадке не могло быть и речи.
Мы поплыли вдоль побережья, отыскивая местечко погостеприимнее. Через несколько километров "Ришительный" достиг устья мутной реки. Несмотря на быстрое течение, нам удалось в него войти и подняться километров на пятнадцать. Но и здесь илистые наносы окончательно преградили нам путь. Гребные колеса черпали грязь со дна, забрасывая ею палубу. "Бандерлог", не успев сойти на берег, уже уделался от колес до верхушки башни.
Вокруг на заболоченных берегах шевелились, хлюпали и шипели в тине омерзительные, почти протоплазменные создания. Странные серые или ядовито-зеленые кучи живого студня амебовидными движениями переползали из лужи в лужу. Мы задыхались от запаха гнили; термометр показывал сорок пять в тени! Когда настала ночь, берега осветились фосфоресцирующими пятнами разных цветов, размеров и форм, которые медленно передвигались в удушливом мраке.
После долгих поисков мы обнаружили на правом берегу скалистый выступ, на котором, по-видимому, не было живых существ. "Ришительный" пристал к нему. Мы пришвартовали судно канатами, вбив в мягкий сланец железные клинья. С борта на берег лег бревенчатый помост, по которому броневик осторожно съехал на сушу.
– Кто пойдет? – спросил Миша. – Ты, я, Паша и Дима?
– Ты и Дима останетесь, – возразил я. – На судне должен остаться хоть кто-то, кто сможет довести его до порта. И достойный механик. Белкина я брал именно как механика.
Взяв с собой, кроме геолога, еще одного матроса, я вызвал самолет. Узнав, что мы по столь расплывчатым ориентирам умудрились найти нужный остров, американцы завопили от радости.
– Будем у вас часа через два, – проинформировал я их. – Если у вас осталось горючее – зажгите костер. Дым будет служить отличным ориентиром.
Я проверил напоследок автомат. Зарядил подствольный гранатомет. Загнал патрон в патронник Стечкина и, убрав пистолет в кобуру, забрался в башню к ракетнице. Паша сел за штурвал, матрос устроился в грузопассажирском отсеке и мы тронулись в путь.
Глава 15. Леденящий ужас
Молодцов уверенно вел машину на юго-запад. Я крутил башней по сторонам, осматривая окрестности. Каменистая полоса протянулась всего километра три, после чего пошел мягкий, скользкий грунт. Несмотря на все три ведущих моста "Бандерлога", автомобиль то и дело буксовал, пытаясь закопаться в грязь. Сказывалась кустарная сборка машины. Да и все было изношенным – шины, двигатель, ходовая. Я в очередной раз пожалел, что мы не смогли взять испытанный БТР, но мы элементарно не смогли бы разместить его на палубе "Ришительного".
Броневик продвигался с большим с трудом. Возможно, я погорячился, обозначив американцами столь короткий срок прибытия. Вода фонтанами вылетала из-под колес. Кенгурин раздвигал заросли тростника, а катки с хрустом перемалывали их в труху.
Запах тухлых яиц, вызванный гниением этих трав, а может быть, желатинообразных существ, преследовал нас неотступно. Через два часа этой мучительной езды мы увидели, наконец, далеко впереди столб дыма. Местность начала повышаться и отвратительные ползучие твари исчезли. Грунт снова пошел твердый, каменистый. И вот я увидел вдалеке силуэт транспортного самолета бородатых годов. Он, небось, еще живым Рузвельта застал.
Заметив нас, американцы, сначала остолбенев от удивления – все же не каждый день видишь в тропических джунглях на чужой планете такое чудо инженерной мысли на шести колесах. Но вскоре пришли в себя.
– Русские идут! – радостно завопили приземленные воздухоплаватели.
Все они, кроме одного, одетого в авиационный комбинезон, были в форме военно-морского флота США. Я открыл боковой люк и впустил их внутрь. Ввосьмером мы еле уместились в броневике – столько народу в нем отродясь не было. Но это не помешало бурным излияниям американцев. Они едва не сломали мне пальцы восторженными рукопожатиями.
Самому старшему из них было лет тридцать пять. Как начальник экспедиции, он представил мне остальных, начав с белокурого гиганта, который был выше меня на целую голову – капитан Эллиот Смит. За ним шел коренастый брюнет, капитан Рональд Брюстер. Огненно-рыжего расхлябанного парня звали Дональд О'Хара, он был лейтенантом.
Оставался человек в комбинезоне. Указывая на него, американец сказал:
– А это для вас сюрприз: Бежан Шоев, географ и ваш соотечественник!
– Ничего себе – соотечественник, – удивился я.
– Ну он же – таджик! – возразил американец.
– Не обращая внимания, – отмахнулся Шоев. – Для них таджики, белорусы, казахи, армяне и даже поляки – все русские. Я уже привык.
– С такой логикой мексиканцы – американцы, – покачал я головой.
Самого начальника экспедиции звали Артур Джейнс, целый полковник! Я в свою очередь познакомил всех с Павлом и матросом, оказавшимся моим тезкой. Изголодавшие летчики с жадностью набросились на наши сухпайки. Я обратил внимание, что американцы прекрасно знакомы с ними, составом консервов и весьма ловко орудуют пластиковым консервным ножом, на освоение которого мне в свое время понадобилось почти неделю. Только таджика смутил давно истекший срок годности, но после того, как я заверил, что они хранятся в глубокой заморозке, и он с аппетитом зачавкал.
– Знакомы с ИРП-1? – поинтересовался я у полковника.
– Только в качестве трофейных, – ответил он и набитым ртом.
Но, заметив, как я напрягся, он поспешно пояснил:
– Шутка. Я служил в Ираке, туда их нам поставляли из Казахстана. Наши пайки, они… – Джейнс скорчил брезгливую мину. – А у вас и обмундирование, и питание, и особенно оружие – во! – американец показал большой палец. – Мы первым делом после десантирование собирали АК, и воевали исключительно с ними. Сперва командование пыталось бороться с этим, а потом отстали. Запретили только фотографироваться с Калашниковыми. А у наших винтовок… хм… проблемы из-за песка.
– Ты б не шутил так больше, – улыбнулся Молодцев, убирая руку с рукоятки пистолета.
Фраза была произнесена на русском и осталась непонятой янки.
Накормив американцев, мы стали собираться в обратный путь. Я сказал, что возьму с собой только троих, а мой матрос и двое летчиков пусть останутся – вооружение с самолета все приборы, которые можно спасти. Особую ценность, конечно, представляли четыре авиационных мотора, но собирать их пришлось бы по всей поляне. Да и "Бандерлог" был маловат для такого груза.
Полковник приказал ехать Шоеву, Смиту и Брюстеру, а сам с О'Харой и моим тезкой заперся в самолете. Пренебрегая безопасностью, я уселся рядом с Бежаном. Мой разговорный английский был далек от совершенства, да и практики сколько лет не было, так что с таджиком мне было проще общаться, чем с американцем. Все же, братья-славяне.
От него я узнал, что после падения Челябинского метеорита, который никто не ждал, второй метеорит, значительно больший, и именно тот, который ждали, пролетел над Юго-Западом США. Нет, пролетел он слишком высоко, чтобы нанести какой-либо урон, но британские ученые, которые бороздили океан неподалеку на исследовательском судне, считают, что железо-никелевый метеорит создал какое-то возмущение в электромагнитном поле, в результате чего город и был заброшен на другую планету.
Американцам повезло значительно меньше, чем нам. Новый Нью-Йорк угодил прямо в середину океана. Из семидесяти тысяч в живых осталось около десяти тысяч человек! На острове оказалось кладбище самолетов и несколько производственных объектов, наполовину разрушенных катастрофой. Естественно, как и в любом техасском городе, в Новом Нью-Йорке каждый припас по паре-тройке пушек под кроватью. С продовольствием было сложнее – пришлось питаться исключительно рыбой.
– На то, что плавает, я теперь даже смотреть не могу, – признался Бежан.
Но самое странное – на острове оказалось достаточно много судов! Уже упомянутое британское научно-исследовательское судно, японский атомный подводный крейсер, французский легкий крейсер, американский эскадренный миноносец, канадский эсминец, норвежский сухогруз и аргентинский танкер. Все эти суда находились в море поблизости и, потрепанные штормами и схватками с морскими чудовищами, чудом нашли кусок родной планеты в бескрайнем океане. Сколько их там, еще не нашло сушу?
– Почему же вы только сейчас вылетели на разведку? – удивился я.
– Были дела поважнее, – уклончиво произнес Шоев. – Ты же заешь этих американцев. Их хлебом не корми – дай демократию и посудиться. Почти половина населения города были безработными, жили на пособия, а тут такое… телевидения нет, интернета нет, сотовой связи нет. Социального обеспечения – и того нет. Вот и пошли по судам. Нет, вначале и правда пытались удовлетворять иски, а когда поняли, что помощи от дяди Сэма не дождешься – начались беспорядки. Целая война! Полгода на улицах стреляли. Там разные банды захватывали власть раз в неделю. Потом японцы пригрозили, что если не наступит мир – они грохнут реактор со своей субмарины. Вот тогда уж точно будет тишина и порядок. Японцы, чего с них взять? Им дай суши потрескать, да харакири сделать.
– Жесть, – ужаснулся я.
– Америка, – вздохнул Бежан. – Снова хоронили мертвых, восстанавливали дома. И вдруг оказалось, что остров тонет. Быстро тонет. По три дюйма в месяц. Собрали остатки топлива, восстановили один самолет… и вот мы здесь.
– И вы ни разу не слышали наши передачи?
– Нет, – развел руками географ. – Хотя, может кто и принимал. Но нам про это ничего не известно. Ты-то откуда?
– Я ж уже говорил, – улыбнулся я. – Из Новоземной Республики.
– Да нет, я имею в виду там, дома… на Земле, где жил?
– Челябинск.
– Челябинск? -с благоговейным ужасом повторил Шоев.
– Да, а что?
Я уже приготовился услышать про "суровых челябинских мужиков", слесарей и начальников труболитейного завода №69, сама технология которого – литье труб – вызывает большие сомнение. Но украинец меня сообщил совершенно кошмарную новость.
– Челябинска больше нет.
– То есть как – нет? – переспросил я.
– Так – нет. У нас в новостях передавали – ударом метеорита многомиллионный город стерт с лица Земли.
Я услышал удивленный возглас Молодцова. А сам переваривал полученную информацию. То есть как так – нет? Неужели, нам повезло больше, чем мы предполагали? Неужели там, дома, не осталось никого из родных и близких? Я отдавал себе отчет, что мы и так, вероятнее всего, никогда не увидимся, но как-то спокойнее было думать, что на родно планете все живы и здоровы. А тут такая новость… догнала через пять лет!
Весь остаток пути прошел в гробовой тишине. Часа в три дня мы добрались до "Ришительного". Мы высадили спасенных людей и собрались во второй рейс, как кузнец взмолился взять его с собой вместо геолога. Уж очень ему хотелось поглазеть на разбившийся самолет. Он нудил и нудил, как ребенок. Короче, было проще взять его с собой, чем отмазаться.
Мы уже видели самолет, когда вдруг нас опередила огромная студенистая масса ядовитого фиолетового цвета. По форме она напоминала гигантскую амебу. Я попросил Диму остановить автомобиль, а сам высунулся из люка.
В этот момент дверца флюзеляжа открылась и оттуда выглянул ирландец. Завидев остановившийся броневик, он приветливо помахал рукой и пошел нам на встречу. За ним из самолета вылезли полковник с матросом. Я перевел взгляд на чудовище. Его окраска стала бледнее. Тварь почти слилась по цвету с грунтом. Если б я не знал, где она находится – не рассмотрел бы.
Почувствовав опасность, я закричал О'Харе, отчаянно маша рукам. Он приближался, улыбаясь в ответ. И вот, наконец, он тоже увидел тварь. Но, вопреки моему ожиданию – не побежал прочь, а замер. Черты его лица разгладились, глаза не выражали совершенно ничего. Я бросился было к пулемету, но сообразил, что прошью не только амебу, но и ирландца, и самолет с Джейнсом и Алексеем вместе взятыми. Чертыхнувшись, выдернув из кобуры АПС, я спрыгнул на землю. Но опоздал. Тварь медленно обволакивала летчика, а тот стоял, словно истукан, даже не пытаясь оказать сопротивление. И только когда осталась торчать только голова, он завопил истошным криком. Матрос стоял с открытым ртом. Полковник скрылся в самолете и грохотал железками, видимо, извлекая упакованное оружие.
Перехватив пистолет обеими руками, я нажал на спуск. Потом еще. И еще. Пули тонули в слизняке с характерным хлюпом, словно в куче грязи, не причиняя видимого вреда. Тварь повернулась ко мне. У нее не было ни переда, ни зада, просто я почувствовал, что она повернулась ко мне. И в этот миг меня сковал ледяной ужас. Такого страха я никогда не испытывал. Захотелось бежать, но ноги словно приклеились к земле. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Я просто смотрел на амебу, ползущую ко мне, не смея даже моргнуть. Кто-то что-то кричал.
И вдруг слизняк разлетелся на мелкие кусочки. Меня сразу отпустило. Я снова поднял пистолет, намереваясь нашпиговать ее свинцом, но стрелять было уже поздно.
– Командир! – услышал я голос кузнеца.
Я резко повернулся всем корпусом и только чудом не успел утопить спусковой крючок. Передо мной, недоверчиво уставившись на пистолет, стоял Белкин. Зажав ствольную коробку под мышкой, он держал автомат, сжимая рукоятку подствольного гранатомета своим богатырским кулаком.
– Тихо, тихо, – произнес он. – Все свои.
Я поставил пистолет на предохранитель и убрал его в кобуру. Тем временем подошли остальные
– What an awful thing! – пробормотал Джейнс.
Меня все еще трясло. Успокоился я лишь после того, как сделал два приличных глотка из фляги со спиртом. Причем обжигающая жидкость прошла по пищеводу легко, как вода.
Остальные тем временем искали остатки ирландца, чтобы похоронить его по-людски. ДА где там? От всего летчика удалось найти только пряжку от ремня, металлические пуговицы и золотой перстень.
В подавленном состоянии мы погрузили оружие, навигационные приборы, радиостанцию и вернулись на "Ришительный".
Едва автомобиль коснулся палубы, я отдал приказ немедленно сняться с якоря. На вопросы друзей я не отвечал, предоставив рассказать обо всем американцу, матросу, Дмитрию – да кому угодно. Никогда не забуду этот леденящий ужас. Черт, а ведь, скорее всего, я – единственный, кто остался в живых, испытав это на себе!
Лишь чуть погодя я подошел к Белкину.
– Спасибо.
– За что? – на сразу понял кузнец. – А, ты про то. Тебе спасибо, что вовремя остановился, а то пригвоздил бы меня…
Глава 16. Где не ступала нога человека
Полностью перепоручив технические вопросы полковнику Джейнсу и его офицерам, я оставил за собой только общее руководство экспедицией. Было бы непростительной глупостью, забравшись в такую даль, не исследовать остальные острова, что я и собирался сделать. Выбравшись из зловонной реки, я первым делом связался с Верхнезаводском. Ответила Марина. Она рассказала, что Семенову удалось достичь Нового Нью-Йорка и он, с уполномоченным представителем американского правительства, читай – послом, уже отплыл в Порт-Артур. Грачев готовится к приему высокого гостя.
– Дядя, я не знаю, как сказать… – произнес я. – В общем, американцы говорят, что Челябинск уничтожен метеоритом.
– Не обращай внимания! – ответил полковник. – Семенову сначала дали аналогичную информацию, но когда показали запись выпуска новостей… короче, вместо Челябинска там были кадры из "Космического Десанта"…
– "Звездного десанта", – поправил я.
– Ну да, из него самого… те самые кадры разбомбленного жуками Буэнос-Айреса. Я повторю – не похожие, а именно те, из фильма!
– Фух! – отлегло у меня. – А самих жуков не показали, с припиской "мутировавшие челябинские тараканы"?
Потом, по совету Джейнса, я попытался связаться с Новым Нью-Йорком. Как ни удивительно, они ответили сразу. Полковник сделал короткий доклад, после чего передал мне благодарность правительства.
Мы взяли курс на северо-запад. Дул сильный ветер и "Ришительный" сильно качался на волнах, вызывая протесты в наших желудках. К ночи море успокоилось, однако мы все же сбавили ход. Я оставил на мостике Смита, а сам отправился спать.
Сон снился донельзя жуткий. И до жути реальный. Я чувствовал каждым волоском на коже дуновение и степного ветра, и даже запах потных тел скагов. Снился покойный Кинжай. Поставив на костер гигантский котел, он, в фартуке с ромашками, крошил в него морковку, картошку, свеколку. А затем забросил и меня в кипящий бульон. Бульон был наваристым, тягучим, вязким, как студень. И вдруг я понял, что в котле вовсе не бульон, а фиолетовый слизняк! Я закричал от ужаса и начал раскачивать котел, чтобы выбраться. Я раскачивал его и раскачивал…
Проснувшись, я внезапно обнаружил, что судно и в самом деле качается! Забегая вперед, скажу, что в моей жизни не было больше ни единой ночи без кошмаров с участием фиолетового студня. Торопливо одевшись, я поднялся на палубу.
– Что случилось? – спросил я у рулевого.
– Не знаю, командир, – развел он руками. – Мы только что остановились.
– Где американский капитан?
– Слева по борту, вместе с американским полковником.
Из люка высунулась голова Михаила – он тоже проснулся. Вдруг раздался громкий всплеск, и весь корпус судна вздрогнул. Я услышал звонкое английское ругательство, потом удивленный возглас и крик, страшный крик:
– Вниз! Вниз!
В тот же момент Смит сбил меня с ног и мы оба кубарем покатились в открытый люк. Джейнс нырнул следом за нами. При свете лампы я разглядел белые, искаженные ужасом лица американцев. С грохотом захлопнулась дверь матросского кубрика. Последовал новый толчок и "Ришительный" накренился на правый борт. Споткнувшись, я больно ударился о переборку.
– Что это за фигня? – взревел я.
Я уже был готов подумать, что янкели устроили диверсию по какой-либо только им известной причине. Рука потянулась к кобуре, но я вовремя понял, что тогда они не были бы сами настолько напуганы.
Американцы переглянулись.
– Морские гады! – произнес Смит.
– Гады? – переспросил я.
– Морские, – уточнил полковник. – И гигантские!
Я похолодел. Никогда не отличался большой любовью к морям и океанам. Потому что там, на суше, можно быть только съеденным или разорванным на мелкие кусочки. А в воде можно быть еще и утопленным! Нет, плавать я умел. Но сама мысль о том, что какая-то морская тварь утащит меня в пучину – ужасала.
Я вспомнил прошедший день. Вспомнил слизняка. Да и все свои остальные опыты с большой водой, которые никогда не заканчивались ничем хорошим. Я даже вспомнил, что как корабль назовешь – так он и поплывет. И помянул недобрым словом Семенова, которому стоило бы почаще листать орфографический словарь или, хотя бы, не спать на уроках в школе.
На подгибающихся ватных ногах мы поднялись по лесенке на закрытый мостик. Сквозь большие иллюминаторы я увидел, что залитая светом трех лун палуба пуста. Только на носу, у самой ракетной установки, извивалось нечто вроде толстого каната.
Смит рассказал, как все произошло. Когда колесо по левому борту застопорилось, они с Джейнсом пошел посмотреть, что стряслось. И вот там, в воде, увидел огромный купол, усеянный чешуей. Нет, тогда еще он не понял, что это – чешуя. И, вообще, посчитал, что судно налетело на мель. А потом чудище начало шевелить щупальцами. Вот тогда-то капитан и завопил, что есть мочи.
Мы попробовали запустить машину; колесо сделало пару оборотов, затем мотор снова заглох. Последовала новая серия толчков и рывков.
Казалось, эта ночь никогда не кончится. Но только на рассвете мы увидели, как велика опасность. По крайней мере три десятка морских гадов окружило судно со всех сторон.
Оказалось чертовски сложно найти аналог этим существам в нашей, земной мифологии. Они походили одновременно на медуз – точно такой же купол, гибкий, покрытый чешуей. И на осьминогов – каждая тварь обладала шестью щупальцами. Но вместо четвертой пары щупалец торчали клешни, как у краба. Рот у них, скорее всего, тоже был, но оставался там, внизу. В той части, что мы не могли разглядеть.
– Ктулху, – произнес я. – Назовем этих штуковин ктулхами.
– Вообще-то, "Ктулху" – имя собственное, – заметил Михаил. – И во множественном числе не употребляется!
– Вот сейчас они тебя на завтрак употребят, – мрачно проговорил кузнец. – Там, изнутри, и объяснишь им, что куда употребляется.
– Вот эта вся дискуссия, конечно – хорошо, – вздохнул я. – Стало быть, не я один вижу этих ктулх. Вопрос в том, что делать? Если они разнесут корабль в щепки – конец наш будет быстрым и печальным.
– Может, снять пулемет с броневика и накормить их свинцом? – предложил Белкин.
– Давай-давай, – кивнул я. – Кто сейчас решится прогуляться по палубе?
– Вообще-то у нас в самолете был FN Minimi, – напомнил Эллиот. – И он упакован где-то в трюме!
– Отлично! – воскликнул Михаил. – Тащите сюда свой пулемет!
Пока матросы искали в трюме ящик с американским оружием, мы могли лишь безучастно наблюдать за тем, как ктулхи крушат "Ришительный". Одно чудовище как раз приближалось, пеня воду щупальцами. Вот оно уцепилось за поручень правого борта и оторвало его напрочь. Я молился только о том, чтобы эти гады не нащупали "Бандерлога". А, если и нащупают – чтобы он оказался достаточно крепко привязан.
– Может, если мы завалим одного, остальные похавают его и успокоятся? – предположил кузнец со свойственной ему добротой.