Запретная застава

– А обязательно?

– Ну… можно, в принципе, и у меня посидеть.

– Хорошо. Жди.

В дверях обозначился отец:

– Ты картошку чистить думаешь? Чего смотришь? Картошку! Мать скоро придет!

Игорь молча пошел на кухню.

Когда мать пришла с работы, на столе стояло ведро начищенной картошки.

– Николай! – позвала она мужа. – Зачем мне столько?

Появился отец с новой книгой. Увидел картошку. Пожал плечами:

– То не хочет… то целое ведро… Протестует, что ли! Побитый сегодня пришел. Говорит, упал…

– А где он?

– К Инне, наверное, пошел. Она ему звонила.

Фильм оказался тупым и предсказуемым. Бродили по экрану восставшие мертвецы, текли реки крови и слизи. Но это было неважно. В объятиях Игоря сладко стонала прекраснейшая из девушек, та, которую он обожал всей душой, та, ради которой готов броситься в любой бой, на любую смерть. Даже проблемы с Сеньком казались ерундой.

Кто-то из родителей Инны постучал в запертую дверь.

– Что такое? – крикнула Инна.

– Вы чай будете?

– Попозже, мама!

– Хорошо. Сделайте телевизор потише, такие крики жуткие. Ужасы, что ли, смотрите?

Игорь с Инной заржали в подушку.

Инна достала пульт, убавила громкость.

Как изящно она это сделала! Игорь не выдержал и снова навалился с поцелуями.

Девушка тонко рассмеялась, нежно оттолкнула влюбленного, вспорхнула с постели и накинула халатик с синими драконами.

– Какой ты голодный! Может, чайку? С булочками?

– А может…

– Хватит-хватит. Уже и так полфильма пропустили.

Булочки были шикарные. Мягкие, пышные, с легким запахом корицы. За столом напротив молодых сидели родители Инны: мама Эльвира Викторовна и папа Аркадий Петрович.

– Я в мебельном такую стенку присмотрела! – воскликнула мама. – Необыкновенно красивая вещь! В зале поставим, обалденно будет смотреться! Гости попадают, когда увидят.

– Остается только денег на нее заработать, – парировал папа. – Игорь, ты видел, как наша Инна рисует? Это же просто Глазунов какой-то!

– Пап, не надо, – Инна сделала сердитое лицо, – рисую я плохо. Другие в студии намного лучше. Я отстающая от всех серость.

– Серость?! – папа вскочил и убежал в соседнюю комнату. Вернулся с кипой разрисованных листов ватмана. Выложил на стол перед Игорем. – Вот это она называет серостью! Посмотри! Какие цвета! Как выписаны детали! А свет, свет! Да я такого света у Левитана не видел!

– Вот это кайф! – Игорь восхищенно перебирал рисунки. Он видел много картин великих художников в «Детской энциклопедии по искусству», но такой красоты не встречал. А ведь рисовал не кто-то далекий и чужой, рисовала любимая! Удивительно!

Любимая, фыркнув, убежала в комнату.

Игорь бережно взял охапку картин и пошел следом.

– Ну, ты чего? Стесняешься?

Инна лежала на кровати, отвернувшись к стене.

– Я положу… на стол.

Осторожно опустил бумаги на гладкую коричневую полированную поверхность. Повернулся к девушке.

– Ну, Инн, хорош дуться. Классные же картины!

Инна резко развернулась:

– Ты просто ничего не понимаешь в живописи! Это примитивно!

– Ну, хорошо, хорошо, может, не понимаю. Но мне нравится. Имею я право на мнение?

– Серьезно? Тебе на самом деле нравится или ты, как родители, не хочешь меня обидеть? Скажи честно.

– Честно! Клянусь.

Инна села в кровати.

– Ну тогда иди сюда, ценитель прекрасного. Сейчас я тебе объясню, что картины – это не самое удивительное!

глава четвертая

Русская лапта

Утро раскрасило мир тревожными мазками. Воробьи бесились в ветках смородины совершенно неискренне. Люди стали печальными и милыми. Смотрели с сочувствием и пониманием. Игорь медленно шел по самому нелепому в этой ситуации маршруту – в техникум. Что заставляет нас, чувствуя дрожь, слабость и страх, поступать вопреки здравому смыслу? Упрямство? Презрение к слабости? Боязнь себя? Вера в Человека? Почему всегда остается в глубине души странная надежда, что Плавт с его Homo homeni lupus est должен долго идти лесом к Сенеке и татуировать на своей боязливой груди Homo sacra res homeni. Ну не волк человек человеку! Ведь приходит младенец в этот мир беспомощным и беззащитным, и не едят его, не убивают, а даже любят и заботятся. Куда потом доверие пропадает? А может, не пропадает оно, а прячется где-то глубоко и иногда, как сейчас, выходит наружу?

В техникумовском фойе здоровались, обнимались, хлопали друг друга по плечам. Бдительно фиксировала ситуацию завуч Мария Мироновна. Ее взгляд из-под больших круглых очков выпрямлял спины самых отпетых хулиганов техникума. У обшитого старой фанерой гардероба беседовал с незнакомым пестро прикинутым пацаном Федор. Заметил Игоря, сразу съежился, отвернулся. Сеньковских ребят не видно. Может, лажа это все. Может, обойдется сегодня без разборок и братоубийств…

Сенёк появился на второй паре. Лекция уже началась. Юрий Михайлович рассеянно кивнул опоздавшему и опять зачертил на доске уравнения. Сенёк, обнаружив Игоря, подмигнул как-то особенно весело. Сел у входа. Игорь присмотрелся к аудитории. Гены не было. Не было и его друзей. Может, Сенёк с ними уже разобрался? Теперь его, Игоря, очередь.