– Ну да, – подтвердила Ирма. – Ты про нее и рассказала? Сказками побаловала?
– А это что за зверь – «княжеская заимка»? Почему «княжеская»? – спросил Воронов.
Нателла усмехнулась:
– Пусть Ирка рассказывает, а я погляжу, чего она там врала.
Ирма кивнула.
– Ты ведь знаешь, как у костра бывает! Каждый хочет что-то рассказать, чтобы выделиться, вот и я тоже. Стала рассказывать то, что от бабы слышала про эту заимку. Будто был тут какой-то князь в наших краях. Беглый князь из знатного рода, который хотел царя убить. Не убил, поймали его и в крепость посадили. А он оттуда сбежал. Тогда его в наши края сослали. Он тут и устроил себе княжескую жизнь, отстроил эту самую заимку и стал там гостей принимать на княжеский манер.
– Погоди-погоди, – не выдержал Воронов. – Что-то я сомневаюсь, что князь сам смог построить хотя бы хилый домишко, а уж заимку!
Он поглядел на Нателлу:
– Вы говорите, будто такая же, как ваш двор?
– Да, та-то, говорят, и побольше будет. Изба-то воистину дворец в два этажа.
– Ну, вот не стал вдаваться в дискуссию о размерах «дворца» Воронов. – Князю такое не поднять.
– Так он и не сам строил. Говорят, мужиков откуда-то привозили ему, – пояснила Нателла.
По взгляду Ирмы Воронов понял, что она об этом слышит впервые.
– Сама-то я, конечно, не видела, – продолжала Нателла, – это ведь давно было, уж и не скажу – когда. Но так люди сказывали.
– А ты мне не говорила, баба, – почти обиженно сказала Ирма.
– Ну, уж и не помню. Может, ты вообще уснула посреди рассказа…
– Ну, и что эта заимка? Что Клевцов-то сказал? – вернулся к главной теме Воронов.
– Клевцов-то? А так, я же дороги-то не знала тогда. А то, что взрослый мужчина меня провожает, было приятно. Вот я и давай выдумывать причины, чтобы не рассказывать то, чего не знаю.
– Почему так ему и не сказала, дескать, не знаю.
– Так он бы и провожать перестал, – улыбнулась Ирма.
– Согласен, – улыбнулся в ответ Воронов. – Ну, а еще что ты рассказывала про заимку?
– Да я больше-то выдумывала. Вспоминала, что баба рассказывала, и сама додумывала.
– В таком случае слово вам, – посмотрел Воронов на Нателлу.
– Да, мое-то слово тоже недолгим будет. Недолгим и будет оно повторением, не больше.
Видя явное нежелание говорить, Воронов вновь обострил обстановку:
– Вы, Нателла Иосифовна, имейте в виду, что я не из праздного любопытства спрашиваю. Напомню, что перед смертью…
– Да, помню я, помню, – отмахнулась Нателла. – Мы с ребятами эту заимку много раз искать принимались. Хоть и война, да мы-то об этом мало понимали. Взрослые тревожились, а мы – что! Игрались все. Мы ведь точно так же у костра-то сиживали, друг другу истории рассказывали. Вот я как-то про заимку начала, а кто-то вдруг в рассказ влез, давай еще что-то рассказывать. Может, правду говорил, может, врал, не знаю. Потом еще кто-то заговорил. В общем, стало нам всем интересно, и решили мы ее найти. Как-то поутру и отправились дорогу искать, да ничего не нашли. Ну, и не каждый день бегать-то получалось. Все-таки война, на поле через день да каждый день выводили, по деревне работы. Городские-то в деревне только что рассуждать да учить любят, а так-то болтаются как кила.
Бабка спохватилась, глянула на Воронова, перекрестила рот.
– Ну, еще как-то собрались, но снова ничего не нашли. В общем, оставили мы эту заимку, другие развлечения ведь есть. А один мальчонка из ленинградских все выспрашивал-выспрашивал про эту заимку. Над ним уж и посмеиваться стали. Мол, умом так тронешься. И вот как-то вечером, поздно уже, появляется он возле костра. Не помню уж, видела я его днем или нет, а вечером его поначалу точно не было. Я точно помню, потому как симпатию к нему имела, – едва улыбнулась Нателла. – Появился, значит, и рассказывает про эту самую заимку. И рассказывает так ладно, что все заслушались, когда он про дом рассказывал. Дескать, забор там такой же, как в любом нашем дворе, а изба совсем не такая, необычная, в общем! Мол, первый этаж из камня выложен и высоко поставлен. Метра два с лишком от земли, да и сам высоченный. А второй этаж уже деревянный, но не так, как у нас из бревен скатан, а дощатый. И внутри тоже деревом обшит, но уже, мол, с украшениями какими-то.
Воронов смотрел на Нателлу так внимательно, что она смутилась.
– Ну, чего смотришь! Я ведь только повторяю то, что он говорил. Мы, конечно, смеяться начали: мол, ври дальше. А он и дальше точно так же гладко, как по писаному, рассказывает, какие там комнаты, какие лестницы, даже посуда, говорит, стоит в шкапчике. Ну, закончил он рассказ, все дальше смеяться: мол, завтра веди нас туда. Он говорит: а и пойдем очень даже просто. Только, говорит, дрын надо с собой взять каждому парню, потому что там, наверное, много собак, потому что он все время лай слышал. Ну, тут снова кто-то насмехаться начал, а мальчонка-то и говорит: вот завтра и проверим.
– И что назавтра увидели? – спросил Воронов, потому что Нателла вдруг замолчала.
– А ничего «завтра», – ответила она. – Пропал мальчонка тот. Только через пару недель нашли в камышах. Ногами в траве запутался, а в воде трава длинная, густая. Кто в нее попадет, считай, уже утопленник. Он, видать, с утра купаться побежал, да и…
Старушка перекрестилась.
– Ну, больше мы про это и не вспоминали.
Воронов подождал несколько секунд, а потом спросил:
– Всё?
Нателла кивнула.
– Так. Значит, насчет заимки мы прояснили, – заключил Воронов. – Тема темная, запутанная, возможно, и вовсе пустая.
– Это в каком смысле? – подала голос Ирма.
– В том смысле, что этой вашей заимки может и вовсе не быть.
– Ну… не знаю… – Ирма не скрывала растерянности. – Да разве это так важно?
– Важно? – переспросил Воронов, глядя на нее в упор. – Важно, что убит Овсянников. Важно, что он счел нужным предупредить тебя. Важно, что он – ты ведь помнишь – мгновение сомневался, а потом все-таки решил предупредить при мне, чтобы я слышал, чтобы я был в курсе дел.
Он закурил, наблюдая за Ирмой.
– Важно, моя милая, что вскоре после этого он был убит! И сейчас мы с тобой должны, просто обязаны понимать его предупреждение как слова об опасности смерти. Я очень хочу, чтобы ты это поняла, в конце концов, и рассказала все, что может иметь хоть какое-то отношение ко всей этой истории.
– Да что ты ко мне привязался! – со слезами в голосе вскрикнула Ирма. – Я не знаю больше ничего! Я тебе все рассказала.
– Ирма, внученька, – бабка говорила каким-то необычным голосом – трепетным и осторожным. – Ты не шуми. Он ведь правду говорит: ничего не ясно. А просто так не убивают ведь. Может, и Иван тоже думал, что ничего важного не знает, а люди решили, что скрытничает. А?
Она повернулась к Воронову всем телом, словно надеясь, что он сейчас развеет ее сомнения и защитит внучку.
– Нет, – ответил Воронов, уперевшись взглядом в стол. – Если бы они решили, что он скрытничает, как вы сказали, Нателла Иосифовна, то они бы его не стали сразу убивать. Они бы его пытали. А они его убили быстро и просто, без затей.
То ли ответ Воронова, не оставлявший лазеек для простого решения, то ли осознание того, что где-то рядом ходит смерть, были тому причиной, но старуха села, и слезы потекли по ее щекам.