Континент. От Патагонии до Амазонии

– Больше двухсот, – ответил друг. – Четвертая полоса для обгона и особо сумасшедших, любителей быстрой езды.

Лавируя между полосами и автомобилями, иногда ловко проскальзывали спортивные мотоциклы, порой и с двумя седоками, полулежавшими один на другом.

– Эти и вовсе самоубийцы, – сказала о владельцах мотобайков Ольга. – Достаточно лишь их небольшого касания с другой несущейся на такой скорости машиной или ограждением автобана и мотоцикл выбрасывает с полотна дороги… уже с покойниками.

Я заметил ранее пару раз стальные профили ограждения автострады, завязанные от удара в затейливые бантики, но не придал этому особого значения.

– Для чего же нужна первая полоса, она ведь пустая? – задал я вопрос моим спутникам.

– Для разгона, чтобы достичь минимальной скорости на автобане, составляющей сто километров в час, – сообщила мне Сабрина, слушавшая наш разговор, не отвлекаясь от вождения. – С меньшей вас сразу же остановит дорожная полиция и выпишет внушительный штраф как создающему угрозу жизни остальным водителям транспортных средств, камер наблюдения вокруг полно.

Вдоль автострады, находившеюся на некотором возвышении над окружающей местностью, мелькали населенные пункты, спрятанные за матовыми шумозащитными экранами. Потом пошли различные промышленные предприятия, складские терминалы.

Я обратил внимание, что все ремонтные работы на автобане начинаются на ходу. Чтобы ограничить требуемый участок сначала отводят поток несущегося транспорта на другие полосы и вводят ограничение максимальной скорости. Для этого используются специальные машины с поднимающимися информационными щитами, видимыми издали в любое время суток. Затем в полотно дороги другие специальные машины очень быстро вбивают катафоты разных цветов, образующие цепи временных полос.

– Глубина подушки автострады составляет около десяти метров, а стоимость прокладки ее одного километра вместе с бетонным полотном равна нескольким миллионам американских долларов, – добавила Сабрина. – Это очень дорогое удовольствие и оно по карману только ограниченному количеству государств.

– Какова максимально разрешенная скорость на немецких автобанах? – поинтересовался я у подруги Ольги.

– Ограничений нет, но есть рекомендованная скорость, составляющая 130 километров в час, – сказала та. – Ограничения существуют только у населенных пунктов из-за повышенного шума двигателей идущего транспорта и на временно ремонтируемых участках автострады. Вот в этих местах скоростной дороги возможны санкции. Два вежливых предупреждения на табло над трассой, замеренные автоматическим радаром или лазером, и по месту жительства придет официальное письмо с фотографией вашего авто, с государственным номером транспортного средства, временем и датой произошедшего и на какую величину превышена скорость. Не хочешь платить, и не надо, полиция через быстрый суд снимет сумму с вашего счета, в пару раз превышающую выписанный штраф, чтобы надолго запомнилось.

Мы помолчали.

– Кстати, строительство сети скоростных дорог, связывающих все части государства воедино, началась при одиозных режимах Муссолини и Гитлера в 30-х годах ХХ века, – сообщила Сабрина.

Ближе к Фрайбургу вдоль автострады появились посадки овощей, фруктовые сады и виноградники. Вдали показались горы в сизой дымке. Объехав город, мы стали подниматься по извилистому серпантину шоссе среди возвышенностей, съехав с автобана. Встречались участки дороги, к которым спускались накрытые мелкой сеткой откосы круч.

– Это от возможного камнепада, – проследив направление моего взгляда сказал Кирилл. – Обычное дело здесь, может и пришибить.

Крутые кряжи, вздымавшиеся вокруг нас, были поросши хвойными деревьями и сильно напоминали мне Карпаты или Крым.

– Горно-лесной массив Шварцвальда, что в переводе означает черный лес, является нашей маленькой Сибирью, – смеясь и ловко управляя машиной стала рассказывать подруга Ольги. – В Германии осталось не так уж много мест со столь девственно сохранившейся первозданной природой. По сути, это единый национальный парк, где строго соблюдаются законы охраны оберегаемого растительного и животного мира. Этот уникальный район лежит в приграничье с Францией и Швейцарией. Тут имеется свой самобытный, исторически сложившийся, тип архитектуры и народных промыслов, традиционные наряды проживающего населения.

Проезжая сквозь проходы между горами наш автомобиль оказывался в небольших долинах. Меня привлек вид крыш жилых строений, деревянных и каменных, вроде хуторов, мимо которых мы проезжали.

Своей формой они напоминали мне стальной шлем ландскнехта[1 - Ландскнехт (нем.) – немецкий наёмный пехотинец эпохи Возрождения. (прим. авт.)] с боковыми и задними напусками, крытые черепицей.

– Столь мощная кровля объясняется обильными снегопадами в зимний период в здешней местности, – заметил мой друг. – Большой вес снега на ней требует такой мощной конструкции.

Так, переезжая из долины в долину, с очередного подъема до спуска, поглядывая на огоньки жилья среди дремучих лесов, мы и добрались наконец к ночи к Рютте, где я и заночевал в предложенной мне уютной комнате горного пансиона «Шрёдерхаус», вмиг отключившись от действительности с дальней дороги.

* * *

Чуть слышно журчал ручеёк в мастерски сделанной горке, стоявшей на подставке сбоку от массивного двухтумбового старинного стола из мореного дуба хозяйки кабинета. Всю стену напротив занимал обширный открытый стеллаж с рядами книг, некоторые из которых были в потертых кожаных переплетах. Легкий полумрак при слегка спущенных шторах выгодно оттеняла ярко горящая свеча в подсвечнике, в дрожащем свете которой поблескивал серебряный имперский орел на тяжелом основании.

– Вы пока будете жить, Константин, в той же комнате, где остановились по прибытии, – стала объяснять мне моя матрона Урсула Круг, одна из старших и авторитетных специалистов психологической школы «Рютте», от мнения которой много чего тут зависело. – Потом, быть может, мы вам подыщем жилье подешевле.

Наступила пауза.

– Питаться будете либо в столовой Верены Гётте в «Херцельхаусе», либо за наличный расчет, покупая продукты в магазинах Тодтмоса и сдавая чеки в конце каждой недели в наш секретариат, – добавила она и со вздохом произнесла. – Деньги мы вам будем давать на полный пансион.

Как я позже узнал, скупость и экономность моего нового научного руководителя по учебе была здесь притчей во языцах.

– Для оплаты вашей студенческой медицинской страховки вам придется убирать секретариат «Бергкранца», – продолжила Урсула. – На первое время будете проходить учебные курсы у меня, Томаса Шинделина и Акселя Хольма.

Перед окончательным принятием решения по мне фрау Круг меня буквально обнюхали и просветили своими внимательными взглядами пару здешних специалистов-психологов и дали ей компетентное заключение. Что новоявленный неофит и возможный адепт вполне вменяем и подходит по всем статьям на гордый статус немецкого студента. Замечу, ваш покорный слуга к столь праздничному и приятному дню уже обладал дипломом одного из питерских вузов и некоторым опытом практической работы.

Получив деньги на первую неделю, я раскланялся с Урсулой и отправился восвояси на улицу, где меня около часовни уже поджидали Кирилл с Ольгой, собравшиеся пойти вниз в Тодтмос за покупками. Говорю вниз, потому как самой высокой точкой в округе была доминирующая на триста метров над деревней Рютте вершина Престенберг, потом Хинтер-Тодтмос, лежащий на триста метров ниже Рютте, потом уже расположенный на триста метров ниже сам Тодтмос со своими магазинами, пивными и отелями. Вот такая была у нас диспозиция.

Мы устремились под уклон по единственной улице Рютте, имевшем пару десятков домов, из которых одна половина принадлежала крестьянам, владевших также прилегавшими землями в виде лугов. А вторая половина домов этой чудесной деревеньки принадлежала психологической школе или собственникам пансионов, принимавших людей для нее.

Выйдя из селения, наша троица перебралась на пешеходную дорожку, шедшую слева между елями по косогору прилегающей горы над шоссе, круто спускавшейся в долину, куда лежал наш путь. Пройдя Хинтер-Тодтмос, насчитывающий с десяток домов и один кабак с пивной по улице с разлегшимися тут и там в вольных позах нежившимися на солнышке котами, мы пошли дальше.

– А как же ездят хозяева автомобилей? – кивнув на спящих животных и припаркованные машины, спросил я своих спутников, – Останавливаются и просят уступить им дорогу?

– Так и происходит, – невозмутимо ответила Ольга, жившая раньше в Питере. – Мы в цивилизованной стране, не пинком же их поднимать или резким сигналом.

– Не дай Бог обидят или задавят кота, так его владелец и в суд потащит, – добавил Кирилл.

Через двадцать минут, проходя по мосткам через текущую с гор речушку Вера, наша компания прибыла в туристический городок Тодтмос, имевший полсотни домов, кирху, небольшую автобусную станцию, пяток отелей, семь ресторанов, два продуктовых магазина с энным количеством лавок. Магазины назывались «Шмидт» и «Абель» по имени их хозяев, первый с продуктами подешевле, а второй просто супер, но и товар денег стоил. Выглядел он как декорации про гномов и прочих сказочных существах германского фольклёра, чистоты необыкновенной с приодетым вышколенным персоналом. В заведение херра Абеля, самолично сидевшего за кассой, можно было ходить просто как на выставку, настольким разнообразием ассортимента обладал вроде бы не такой уж и большой с виду гешефт. А по выбору редких и качественных марок пива и вина я позже более не встречал подобного уровня.

Набрав всего необходимого в магазине и сложив в заранее прихваченные с собой рюкзачки и большую дорожную сумку, мы развернулись в обратный путь.

– Что, будем все это переть в гору? – в предвкушении мытарств уставился я на враз разбухшие котомки.

– Можем взять такси или подловить кого-нибудь из преподавателей или специалистов нашего центра, – предложил мне Кирилл. – Они часто бывают тут в это время. Кстати, для значительного уменьшения забрасываемого веса продуктов из Тодтмоса на будущее многое ты мог бы покупать у крестьян за половину цены в нашей деревне. Молоко, хлеб, масло, мясо, форель из их заводей, картофель, мед, варенье, даже самогон.

– А как же отчитаться по чекам за выданные деньги в секретариате? – спросил я.

– Очень просто, – ответил друг, подойдя к херру Абелю, восседавшему за кассой в магазине.

Он с разрешения хозяина заведения порылся в картонной коробке с выбитыми чеками, выбрав пару подходящих.

– Главное, чтобы в них не были пробиты излишества, – пояснил Кирилл. – Спиртное, табак, копчености. Мясо тоже считается пустым баловством. На них ты заработаешь в свободное от учебы время на халтурах, которые тебе предложат.

– Вот побольше бобов с мукой и обрезков колбас – это совсем другое дело, – продолжил он.

– Зачем? – тупо поинтересовался я.

– Для сытости густой похлебки, – сообщил мой друг. – Которую можно есть три раза в день.

Я так и не понял, шутил ли он или говорил всерьез.

Мы остановились на первом варианте доставки продуктов и старушка преклонных лет из семейства Кайзеров, владевших этим бизнесом в Тодтмосе, лихо довезла нас на бежевом «мерседесе» с шашечками до Рютте.

* * *

Мое жилье в пансионе «Шрёдерхаус» представляло собой меблированную комнату скромных размеров под крышей на третьем этаже. Окно в ней располагалось в наклонной черепичной кровле и откидывалось вверх на манер стеклянного люка, что придавало помещению невероятный уют. На нашем этаже имелись также туалет и душ с санузлом, очень современные, как в больших отелях.