Деревенский миллион
– Постой, а учитель, врач, библиотекарь как?
– Также рассчитывали. Работники интеллектуального труда имеют малую энергозатратную работоспособность и соответственно им мало надо платить.
– То есть интеллектуальная работа – это менее затратный труд. Менее нужный. Это у хирурга малозатратный труд или у учителя?
– Ой! Стой! Я не говорил, что он менее нужный. Не надо передёргивать. Он по энергии менее затратен. И соответственно нужно затрачивать на возобновление энергии меньше продуктов питания, чем металлургу, грузчику. Вот я о чём.
– Хы-м-мы.
– Вот так, а про другие стоимости. Так там вообще никакой экономической логики нет. Например, на западе стоимость нефти – это не математический показатель. Это показатель психолого-авантюрного склада ума. Напугали обывателя, он начинает скупать или продавать акции нефтяных или околонефтяных компаний. При этом потребнось в нефти стоимость никак не контролируется. Потому, что усвоить нефть можно в определённых объёмах и за пару-тройку месяцев, она не может быть больше или меньше. Она может меняться только в пределах пяти-десяти лет. Построили завод или его разбомбили. Аналогично и показатель стоимости акций того или иного предприятия – это не математико-экономический, а психологический показатель. Поэтому экономика – это не научная дисциплина, хоть и оперирует цифрами. Даёт предприятие прибыль, значит, нужно акции скупать, не даёт прибыль – в ноль или в минус – скидывают, продают акции. Ведь на этом афёры делают. На этом учебники экономики писаны. Они там прямо чёрным по белому пишут: "Нужно покупать акции во время, когда они дёшевы, и продавать, когда они дороги". А для этого нужно напугать обывателя. Например, держатель акций – известный человек, там политик, спортсмен, музыкант … и все акции стали расти или дешеветь. Но от работы самого предприятия это не зависит, как выпускал он 800 штук изделий, и выпускает. Или там новый товар запустили, абсолютно нового не бывает. Для абсолютно нового товара должны созреть условия его использования . Ну, например, изобрели телевизор, вот ящик или панель, так этот телевизор нужно наполнить, чтобы по нему смотрели что-то. Значит, нужно индустрию развивать подготовки передач. А её в один час, неделю, месяц, год не подготовишь, время нужно, годами наполнять этот телеящик продуктом. Вот недавно ещё лет тридцать назад вошли в эпоху видеомагнитофоны. И первые видеомагнитофоны «Электроника» поступили в наши магазины, но их не раскупали. Они месяцами стояли, хоть к ним десятки кассет были. Покупай видеомагнитофон, и они были доступны по покупательской способности нашему населению. Но что с ним делать? Ни сам человек, ни индустрия не готовы и только лет через восемь все стали гоняться за этими видеомагнитофонами! Созрели условия его потребления, появилась возможность записывать телепередачи, стало возможно покупать видеокассеты с фильмами, стали доступны видеокамеры для бытовой записи. Сейчас уже и видеомагнитофоны никому не нужны, и видеокассеты их век был около десяти лет. Наступил век Интернета и век хранения информации на нём. Но вся индустрия телевидения перешла в интернет. Значит, ничего нового не развилось. Только одно технологическое железо заменилось на технологический кремний, то есть песок. Вот и всё. Нового прорывного нечего не произошло. Бумага, то есть газета, журнал, книга ушла на другую базу. Раньше были репортёры-журналисты. Теперь репортёр – оператор-говорун. Раньше он хоть должен быть грамотным, теперь ему грамотность не нужна. Ему нужен подвешенный язык и всё. Пока в новом веке ничего нового прорывного не появилось в экономике.
– Ну, всё, давайте, друзья, расходиться или съездим искупаться?
– О! Купаться!!! Поехали…
* * * * *
Сила заранее с помощью местных мужичков выровнял площадку, где-то настил сделали, где-то землю срезали, брезентовым пологом выровняли поверхность для стульев и под некоторые инструменты. На это ушло пару дней. Долго он думал, как расположить музыкантов строго на юг или с поворота на Восток или Запад. Где-то у него закрадывалась мысль разместить музыкантов лицом на Север. Он крутил и так, и эдак сценическую площадку в своём воображении – если на запад, Солнце будет бить в глаза, на юг – само оптимальное. А на юго-восток открывается широкая панорама. На северном склоне много кустарника, убирать что-то ему не захотелось.
Наконец он разместил инструменты, как ему подсказало его подсознание. На концерт без зрителей приехало много музыкантов, а он не ожидал, что откликнутся на его затею. Их даже не остановило то, что последние вёрсты нужно было пройти пешком с инструментом и костюмом. За год, что он прожил здесь с женой, столько набралось психбольных, которым понравилась его затея. Они помогли, и встретить, и накормить музыкантов, а также разместить их более или менее комфортно.
Музыканты собрались на сценической площадке. Кто в чём – некоторые в классических фраках, другие в народных костюмах и даже в шаманских одеяниях были музыканты. Все слушали его указания: кому и где садиться. Местные парни помогали переносить стулья и инструменты.
На вершине завывал тёплый ветер, сюда долетал звук колыхания ковыли. Даже полевые колокольчики и те вроде как звучали в ответ. Пролетавшие степные птицы тоже создавали звучание. Многие музыканты, увидев просторы с вершины Мара, заахали красоте и величию простора. – Это наша Россия? Вы смотрите, степь, русская степь, – и многие стали цитировать «Русское поле» Инны Гофф. Другие стали напевать: «Степь да степь кругом» или "Ой, да ты степь широкая".
В раннем летнем мраке, ещё не окрашенном лучами солнца, двигалась большая группа странных сонных людей кто во фраках, кто в старинных грубой выделки холщовых тканях. … А кто и в странных одеяниях с перьями и в шкурах диких животных. Шли они по почти прямой дороге на возвышение, называемое местными жителями «Маром». Ярко-зелёный ковёр подходил к возвышению, которое выделялось холмом на степной равнине. К холму прямой линией текла группа людей по практически ещё ночной малозаметной грунтовой дороге. Группа медленно поднималась к вершине холма, теряющейся в зелени. Музыканты и заинтересованные селяне поднимались к вершине возвышения, где обильно росли молодые ели. В ненаступившем раннем сумраке по обочине дороги местами можно было с трудом различить траву. Наступающий по часам летний день заставлял группу спешить, чтобы прийти задолго до восхода и встретить его музыкальными звуками. Под ногами шуршала тёмная зелень, которая во всю буйствовала из-за тёплых июньских дождей, которые несколько недель назад обильно полили землю, превратив её в яркую зелёную даль. Группа вышла к последнему в несколько метров возвышению, где на вершине и разместилась их сценическая площадка, многие не знали, как они там будут располагаться. Только знали, что Силе Макаровичу помогали устраивать подиум местные жители.
Музыканты постепенно подходили и собирались на импровизированной сценической площадке. Все слушали указания Силы кому, где садиться. Местные парни помогали переносить стулья и инструменты.
Подъехали и мужчины хора из соседнего села. Им, местным, Сила разрешил приехать, а не прийти. Они в широкогорлых бутылях расставляли квас для музыкантов.
– Это что? – спросил их Сила.
– Это квас. Жарко будет. Пить захочется.
– Так у нас вот «Кувака».
– Это вода, а это напиток, – возразили они ему.
Этих тоже рассадили на отведённые им места на импровизированной сцене. Состав музыкантов наподобие оркестра усаживался, и располагался, как просил Сила и как они это отрабатывали на репетициях. Наконец все уселись и расположились на местах. Сила переспрашивал музыкантов о готовности, а те звуком инструмента, а кто голосом, некоторые подъёмом руки обозначали себя и готовность. Высокая трава, кусты и молодые ели частично скрывали участников.
– Меня всем видно? – спросил он. – Ребята кусты отверните, – попросил он своих добровольных помощников, – только ничего не ломайте. Отверните и всё.
Появился первый ярко-красный отсвет восхода на небе, и степь сразу заиграла своей красотой. Ноты на пюпитрах стало значительно легче рассматривать. Сила взмахнул руками в направлении мужской вокальной и группы и…
…Тихо, басовито стало нарастать аккапельное звучание мужских голосов, усиливающихся редким глухим звуком бубна, и приглушённым оттеняющим звуком медной тарелки. Могучая унисонная басовитая тема будила природу. Завибрировало всё вокруг, пространство вершины от мужских басов. Зазвучал речитатив высокого юношеского голоса. Его подхватили струны гитар, за которыми шла партия труб, разносимая по русской степи. Часть, исполненная басовыми струнами семиструнных гитар, долго висела в воздухе. Грубоватые мужские голоса разносили звуковой текст и речь далеко в русскую степь. Песня «Русское поле» сменилась темой духовых «Мокшанского полка». Музыканты подхватывали одну за другой темы мелодий. Стремительное скерцо вырывается из глубины басовых звуков на фоне повторяемой духовыми октавы, а затем несётся вниз, словно «не переводя дыхания». Солнце, которое, когда они начинали действо, ещё не показалось из-за горизонта, теперь практически шествовало над их головой. Если бы не вершина мара, по которому проходил прохладный лесостепной ветер, то жара была бы не выносимой для оркестрантов. И тут новоприбывшие духовики-флейтисты сотворили маленькое чудо, вызвав прохладу своими высокими одами. Затем семиструнные гитары своим синкопированным ровным ритмом создали ощущение быстрой скачки коней по бескрайнему русскому степному пространству. А вдали с вершины мара музыканты увидели лошадок, так что Силе пришлось слегка постучать носком ступни, чтобы привлечь всеобщее внимание. Музыка звучала, извергая свои эмоции. К полудню среди чистого неба стал накрапывать дождь, охлаждая градус раскаленной вершины. К этому времени тема звучла несколько мягче, спокойно сохраняя твёрдый мужской характер. Музыка, подхваченная нагревающимся от земли воздухом, поднималась в высь и ветром с вершины мара, разносилась по простору, звучала и звучала, наполняя силой и вдохновением землю, и разносились на многие километры пространства. Вновь возобновляется стремительный бег, постепенно угасая, словно уносясь в неведомое. Вновь мужские голоса с юношеским звонким начинают и вступают на этот раз с Херувимским псалмом.
Иì-и-и же-е-е Хе-е-ерувиì-и-и-и мы-ы-ы таìй-й-й-йно образуìюще и Животворяìщей Троìице Трисвятуìю песнь припеваìюще, всяìкое ныìне житеìйское отложиìм попечеìние. Яìко да Царяì всех подыìмем, аìнгельскими невиìдимо дориносиìма чиìнми. А-а-алл-и-и-иилу-у-у-уиìа, а-а-а-алли-и-и-илу-у-уиìа, алли-и-ии-лу-и-ииìа-а-ая.
Сменяющие звуки труб на флейту уносят голоса хора вверх. Лёгкие освежающие капли летнего дождичка проходят, восстанавливая ясность аромата хвои и полевых цветов. Скрипки и гитары поочерёдно дают мелодию полёта шмеля, сменяющегося покоем и полным растворением в природе. После этого рахманиновская скерцандо «Праздник жизни» из слияния звонов, стремительно летящих скерцозных мотивов, плясовых и маршевых ритмов, а завершается лирическим дифирамбом побочной партии, трижды возвращаемым, раз за разом всё ярче и ярче. После аккапельное звучание, на фоне мужских голосов, высокого юношеского голоса, который выводил «Аве Марию», подкрепляя солирующей скрипкой и приглушенным оттеняющим звук медной тарелки. Тихая-тихая унисонная басовитая речь разносила призыв.
Дощатый клеёный в виде груши музыкальный инструмент с грифом на конце, который венчала прекрасно выпиленная в виде лиры головка, лежал на родной тёплой земле, нежно опираясь на листья подорожника, стебли ковыли, тысячелистника, луговой ромашки. Сюда уселся шмель, прыгнул, цокая, кузнечик, а вот заползла пара божьих коровок, обследую круглое отверстие – они заглянули внутрь, как бы рассматривая внутренние пружины гитары. Пощекотал ребро обечайки ковыль, спрашивая: «Как Вам, сударыня, наше возвышение?» Гитара нежно пропела высокой нотой, задетой лапкой жаворонка: «Замеча-ча-чельно!!!»
