Познакомлюсь с ведьмой

Шаркая по полу, Филыч прошёл на кухню, будто услышал заветное журчание. На столе уже стояли тарелки с закуской и рюмки, в которые Багданыч и правда разливал бесцветную жидкость.

– Ему там самое место, – закончил художник.

– Жалко котика.

– Ну, тогда за него и выпьем. Уф, – выдохнул художник на рюмку, а затем и опрокинул её в свой рот.

– Аа, хорошо, – поморщась от удовольствия, добавил хозяин квартиры.

Николай проделал тот же трюк, а художник уже наливал себе вторую порцию.

– Не часто ты заходишь, сосед. Давай, что ль, за встречу, – предложил гостю Багданыч. – Жена опять довела?

Николай кивнул, подтвердив догадку художника. Но сегодня не совсем однозначно, кто и кого довёл. Конечно, Марья нарочно всё это устроила, но ведь Филыч сам повод дал. С другой стороны он бы не пошёл на этот опрометчивый шаг, будь Марья чуточку добрее и моложе. Но ведь и Филыч красотой не блещет, так что вопрос остаётся открытым.

– На этот раз пить запрещает? Или под табак место на огороде не выделяет?

– Эх, не в этом дело, – отвечал Николай с грустью. – Перед соседями стыдно, Таньку и Зинку втянула, теперь весь дом меня засмеёт.

Художник удивился, не понимая, о чём говорит Филыч, но с расспросами не спешил. Первая бутылка только началась, так что Николай ещё успеет всё подробно изложить.

– Зинка дура, а моя и того лучше, – продолжал Николай, наблюдая за действиями художника. Тот с видом мастера разливал по рюмкам очередные пятьдесят грамм. – Удумали меня проучить. А за что, собственно? Ты газету не читал?

– Нет ещё, всё, знаешь, занят как-то. Ну, давай за Зинку и Марью, чтоб их.

– Ну так вот, – продолжил Тёскин после ещё одной стопки. – Звоню я, значит, в газету, спрашиваю, можно ли подать объявление. Мне говорят, что можно, ну я им и продиктовал. Познакомлюсь, мол, с ведьмой. Рыжей, красивой, и обязательно с зелёными глазами.

– Ведьмой? – переспросил Смешков. Ему показалось, что Филыч оговорился.

– Ведьмой, так и продиктовал.

– Хм, ну ладно. Ещё по одной, – предложил Илья Багданыч, наполняя рюмки. – Ну и?

– Ну и моя взяла газету, а там это объявление.

– Мда, – после паузы протянул художник, будто уже узрел в корень проблемы друга. – А Зинка причём тут?

– Жёнушка моя возьми да расскажи ей, мол, ведьмочку мне подавай. А сегодня, поди ещё сидят у меня на кухне, Танька зашла. Ну эта, из соседнего подъезда, дочка Зинки.

– Ну-ну. И?

– Рыжая, размалеванная вся. Вы, говорит, объявление подавали? Я говорю, я. А она такая, а я ведьма, вот пришла. И моя заходит.

– А где она была? – спросил художник.

– Сделала вид, будто на рынок собирается вместе с Зинкой.

– А сама, значит, караулила.

– Выходит. Подослали ко мне Таньку. А в парике-то я её и не узнал.

– Вот как. Ну, за душевное равновесие, – предложил очередной тост Багданыч. – Нам с тобой вредно волноваться, так что давай душу с нервами в равновесие приведём.

Незатейливо опрокинув рюмку в рот, Илья Багданыч потянулся за сигаретой. К проблеме друга стоило подойти основательно, обмозговать её со всех сторон, иначе делу не поможешь.

– Выходит, что за простое объявление они решили тебя разыграть.

– Так розыгрышем-то это не назовёшь.

– Посмеялись со злобой, – уточнил Смешков. – Нехорошо. Я, конечно, не знаю, на кой тебе ведьма, да ещё и рыжая, у тебя вон Игнатьевна та ещё кикимора. И всё же эти бабы на каждом углу теперь будут трепаться, что ты решил загулять на старость лет. На самих-то ни один мужик не позарится. Надо их проучить.

– Месть, точно, – согласился Филыч.

– Я сейчас.

Смешков поднялся из-за стола, чтобы проделать путь в соседнюю комнату. Оттуда донеслось шуршание бумаги, причитания художника, а затем он вернулся к стратегическому столу.

– Вот, – показал он соседу снизу карандаш и огрызок белого листа. – Сейчас я им такое нарисую, что в жизни не забудут.

– Ты это чего? – не понял Филыч.

– А то, что я это в газету отправлю, и пусть про них потом весь дом судачит. Наливай, что сидишь.

Смешков трясущимися пальцами марал бумагу, вычерчивая карандашом силуэты старушек, в то время как Филыч разливал водку и следил за движениями художника. У старушек появились кошёлки, по всей видимости с капустой, а затем горбы. Постоянно поправляя свой шедевр ластиком, Смешков таки довёл свою карикатуру до ума, а затем предложил тост:

– Ну, за искусство.

– Что-то я не совсем понял, – взглянув на двух сгорбленных старушек, сказал Николай. – А почему они лысые?

– Погоди, сейчас всё будет, – и художник вновь отправился в комнату за другим инструментом. На этот раз он вооружился цветным карандашом.

– Вот так, – закончив своё творение, улыбнулся Илья Багданыч.

Филыч ещё раз взглянул на карикатуру, и чуть было не закричал. С огрызка бумаги на него смотрели две старые рыжие ведьмы. И каким-то образом Смешкову удалось придать чертам их лиц схожесть с Марьей и Зиной.

– Ну ты и мастер, – растягивая каждое слово, заключил Филыч. – За карандаш и художника!

Пришлось уговаривать редактора газеты напечатать эту карикатуру. Владимир Ильич долго упирался, мол, это неактуально, но Смешков пришёл в редакцию не только с соседом Филычем, но и с бутылкой коньяка, после чего Владимир Ильич заверил пенсионеров, что работа местного художника появится в следующем номере.

Всю неделю Николай Филыч метался между магазином и квартирой художника, игнорируя все призывы Игнатьевны остепениться. Но, всматриваясь в лица соседей и продавщицы, Тёскин был убеждён, что молва о содеянной им подлости всё же пошла. Не иначе как дело рук его благоговейной, а может и Зина не осталась в стороне. Тем лучше, думал Николай, возвращаясь из очередного похода за бутылкой. Значит обе они ведьмы, и обеих заденет карикатура соседа.

Будто молодость вернулась, когда Филыч помчался в ларёк за газетой. Суббота, выход очередного номера, и, скорее всего, рисунок будет напечатан. Не мог же Владимир Ильич обмануть пенсионеров, тем более что за это уплачено коньяком.

– Ну, купил? – от волнения местного разлива художник едва не выронил протянутую ему газету.

– Это надо отметить, – доставая из кармана бутылку, сказал ему сосед.

– Безусловно, друг мой дорогой, – согласился Багданыч.