– Да мне не по вкусу, – обиделся помор, – кора кому по вкусу? Я говорю – я дом свой сам буду устраивать, и лучше на погост, чем под пришлого сержанта…
Разговор по виду кончился ничем. Но спустя день Дибич послал Извекову короткую записку и потом нетерпеливо ждал, как он отзовётся.
Кирилл влетел в палату частой своей поступью, остановился, мигом оглядел всех обитателей, закинул руку за голову и потрепал себя по затылку. С крайней койки у окна улыбался навстречу совсем не тот Дибич, которого Кирилл откачивал у себя в кабинете валерьянкой. Это был скорее прежний Дибич – батальонный командир, читавший выговор рядовому Ломову в недостроенной фронтовой землянке. Впрочем, и от того старого Дибича этот отличался не только своей, ещё не изжитой, худобой, но словно бы облегчённостью всего выражения лица, казавшегося в эту минуту даже беззаботным.
– Здорово вас отремонтировали! Прямо хоть в строй!
Извеков сказал это в полный голос, без обычной оглядки на незнакомых больных, с какой входят в палаты гости.
– Я и думаю, не пора ли в строй? – улыбаясь, ответил Дибич.
– Ого! Но всё-таки не рано ли? Неужели у вас все в порядке? Позади-то, можно сказать, голгофа!
– Неделя, как гимнастику начал. Вчера вот этот стул за ножку выжал.
– За заднюю или за переднюю?
– За заднюю.
– Ну вот, когда за переднюю выжмете, тогда и выписывайтесь.
Они громко посмеялись. Что-то молодое, как шалость, соединило их в болтовне, и они впервые ощутили себя ровесниками – стали говорить друг другу, где кто учился, вспомнили чехарду на переменах, и как состязались поясными металлическими пряжками (кто выбьет глубже насечку на ребре пряжки), и как мерились силой (кто из двух, поставив локти на стол и взявшись накрест пальцами, пригнёт руку соперника к столу), и Кирилл вдруг выпалил:
– А ну, давайте потягаемся!
Он присел на кровать против Дибича.
Неудобно нагнувшись, они сжали друг другу пясти и упёрлись локтями в матрас. Дибич упрямо противился, побагровел от натуги, но постепенно рука его клонилась, и потом он сразу уронил её на постель.
– Я говорю – рано выписываться, – весело сказал Кирилл и обернулся к больным: – Кто хочет помериться?
– В лазарет за лёгкими лаврами? – усмехнулся штабист.
– Не знаю, за лёгкими ли. Вот вы, пожалуй, пересилите, – сказал Кирилл архангелогородцу.
Помор ответил не сразу, будто подбирая в уме слова.
– Против двоих давайте, что ли, – буркнул он смущённо.
– Товарищ Дибич, покажем ему!
Вдвоём они сложили вместе правые руки – Кирилл и Дибич – и поставили локти на тумбочку перед койкой помора. Тот занял место напротив, захватил обе кисти противников в свою вместительную тёплую длань и, как железным воротом, шутя припечатал их к тумбочке.
Кирилл увидел на распахнутой его груди татуированное сердце, пронзённое стрелой.
– Матрос? – коротко спросил он. – Как фамилия?
Помор качнул головой:
– Страшнов по фамилии.
– Матушки мои, а?! – отступил Извеков.
Он опять сел у кровати Дибича, изучая его озорным, необъяснимо довольным глазом.
– Что же не спросите, в какой я хочу строй идти, – сказал Дибич.
– А что спрашивать? Я по лицу вижу.
Дибич улыбнулся.
– Быстрый вы.
– Решили?
– Решил.
– Хорошо. Как выйдете отсюда – прямо ко мне. Я дам рекомендацию. Сейчас новые части сколачивать будем. Поработаете на формировании.
– Я думаю, может, сперва на побывку к матери? На коротенькую.
– А… Что же, как хотите, – сказал Кирилл.
– Вы устроите меня на пароход?
– Как хотите, – повторил Извеков.
Впервые за эту встречу они оба примолкли.
– Газеты вам дают? – спросил Кирилл.
– Да. Что там на фронтах?
– Ну, вы же читаете. Уфа наша. За Урал переваливать будем.
– А на юге?
– На юге хуже.
– Деникин, видно, в решительную перешёл?
Извеков оглянулся на соседнюю койку. Штабист смотрел на него внимательно.
– Решать будем мы, большевики, – сказал Кирилл громче и подождал, будет ли ответ.
Но стало как будто только тише.
– Почему я так говорю? Народ с нами, вот почему. Согласны?