Achtung! Manager in der Luft!

– Данное приказание отдано мне семь минут назад майором Рудаковым в присутствии капитана Головнёва. Мне приказали дождаться последнего здесь.

– А сюда-то как попали?

– Перегнал с аэродрома подскока Вишнёвка самолет старшего лейтенанта Жеглова, – сказал вошедший капитан Головнев.

– Пал Федорыч, что за ерунда? Говорит, что вместо Жеглова.

– Да, Афанасьич так решил. Собери всех, срочно. Познакомились? – спросил он уже у меня.

– Только по фамилии, я представиться не успел, он документы попросил, а у меня ничего нет, кроме кандидатской карточки.

– Да, ну, будем считать, что вы пришли сюда по протекции, но так как командир принял решение разбить эскадрильи по-новому, вместо пяти звеньев и отдельного самолета командира эскадрильи, будет четыре звена по четыре самолета. Соответственно, старших летчиков будет не один, а четыре. Мы предлагали такое еще в прошлом году, Ильину, но тогда Мичугин это дело задробил. Сейчас, с твоей помощью, Виктор Иванович, это дело удалось провернуть. С утра часть людей уже действовала в парах и успешно, теперь официально будем использовать четверки. Я знаю, что там в воздухе-то произошло. Впрочем, всем расскажешь, – завершил он разговор, так как в дверь постучали.

– Тащ капитан! Летный и технический состав эскадрильи собран по вашему приказанию. Адъютант эскадрильи капитан Чечулин.

– Прошу! – мне показали рукой на выход.

Кстати, речи Молотова еще не было, пока это «провокация германских фашистов и их приспешников». Маленькое здание из шести комнат вместить эскадрилью не смогло, поэтому она выстроилась на небольшом плацу перед ним. Через один такой же дом выстроилась третья эскадрилья, командир которой также объявил построение. Командир еще раз выслушал доклад дежурного о количестве в строю, происшествиях и исполнении приказаний. Команду «Вольно» он не подал.

– Товарищи! Сегодня в четыре часа утра началась масштабная провокация на границе Союза Советских Социалистических Республик силами королевской Румынии. Действуя по приказу о готовности номер «один», объявленной в 01 час 15 минут по Одесскому военному округу, начальник штаба нашего полка отдал команду уничтожить вражеского разведчика барражирующему над городом лейтенанту Ермаку. Приказ был им выполнен, и разведчик «Бленхейм» был сбит выпущенными Ермаком ракетами РС-82. В 04.15 поднятые по тревоге самолеты нашей эскадрильи отразили налет вражеской авиации на аэродром Булгарийка, сбив два самолета противника и повредив еще несколько истребителей ИАР-80. Всего за первый налет на наши аэродромы противник потерял шесть бомбардировщиков и восемь самолетов различных марок были повреждены авиаторами нашего полка. В 9.30 из-за обстрела с земли был тяжело ранен старший летчик эскадрильи старший лейтенант Жеглов, проводивший разведку в районе реки Прут, который совершил вынужденную посадку на аэродроме подскока «Вишнёвка». Там появились сведения, что кроме войск королевской Румынии, в провокациях принимают участие ВВС Германии: четверка истребителей «Мессершмитт-109» атаковала звено самолетов-разведчиков 146-го разведывательного полка, сбив все три самолета и потеряв один свой. При возвращении на аэродром базирования командир и замполит полка в составе звена приняли участие в воздушном бою западнее населенного пункта Казаклия, в котором летчики нашего полка и 146-го РАП сбили четыре новейших истребителя ИАР-80 румынских ВВС. В связи с непрекращающимися провокациями, командование полка поставило перед нами задачу: скорейшим образом перейти на новые тактические порядки. Вместо звеньев из трех самолетов, использовать, как и наши противники, четверки истребителей, состоящие из двух самостоятельных пар, выполняющих общую задачу. Приказано в кратчайшие сроки привести в порядок приемопередающую аппаратуру всех имеющихся машин. Особенно это касается тех, кто снял ее, вместо того, чтобы ее настроить. Вопросы есть? Вопросов нет. Представляю нового старшего летчика эскадрильи младшего сержанта Суворова, Виктора Ивановича, прибывшего к нам из 146-го РАП на временно вакантную должность, которую занимал до этого раненный сегодня старший лейтенант Жеглов. В связи с переходом на новые штаты количество старших летчиков возрастет до четырех человек в эскадрилье. Ими станут все ведущие второй пары в звене. Тем не менее старшим летчиком будет числиться именно товарищ Суворов и отвечать за их тактическую и летную подготовку вместе с командирами звеньев и со мной. На этом у меня всё! В эскадрилье готовность номер два, все регламентные и иные работы с летающей техникой производить в темное время суток. Летному составу собраться в классе. Разойдись!

Как самый младший по званию среди летного состава я вошел в класс предпоследним, за мной был только командир эскадрильи, который рукой указал мне место, где я мог расположиться.

– Вольно, товарищи, садитесь. Чтобы предотвратить разного рода разговоры: почему принято такое решение, и кто такой младший сержант Суворов, сразу хочу сказать, что на сегодняшнее утро мы все должны равняться на него: у него два боевых вылета, в которых проведено два боя, в которых младший сержант одержал три подтвержденных личных и одну групповую победу. Более того, он сумел наглядно показать командованию полка преимущество построения двумя парами и необходимость скорейшего перехода управления в бою на радиосвязь. Комполка Рудаков сказал, что звено в составе его, замполита полка Мягкова и младшего сержанта Суворова было атаковано противником, находившимся выше и с превышением по скорости. Атака шла со стороны именно правого ведомого, который первым и на большой дистанции обнаружил противника и сумел предупредить всех. Чтобы не сорвать маневр командира, разворачивавшегося на противника, Суворов применил такой же правый вираж со снижением и последующей атакой второй пары противника, отсекая ей возможность атаковать пару командир-комиссар. Добился попадания по ведущему и ушел вверх, где развернулся и атаковал ведущего первой пары, находящегося на вираже. Обстрелял его и ушел наверх с переворотом. Там увидел, что обе пары стремятся выйти из боя, не стал присоединяться к звену, а пошел добивать вторую пару. Сбил обоих и после этого вернулся в строй. То есть во время боя правый ведомый действовал как самостоятельная боевая единица, не мешал эволюциям первой пары, но тем не менее поддерживал ее огнем и маневром. Что позволило не отпустить далеко вторую пару противника и приземлить ее. В результате появился этот самый приказ командира полка о переходе на новые строи. Набросочки этого у меня с января месяца в кармане лежат, сейчас поправим пару фамилий, и – вперед и выше.

Он наклонился над столом, черканул что-то карандашом и зачитал состав звеньев и пар. Тут в класс постучали, вошел какой-то старшина, махнул рукой в виде приветствия, и, не говоря ничего, крутнул ручку переменного сопротивления на черной тарелке: «Говорит Москва, передаем важное заявление Советского Правительства…», но за окном взревела сирена, и все бросились на выход, используя для этого даже проемы двух окон, не только дверь.

Глава 3. Разминка перед обедом, или «Учи матчасть!»

Двигатель «моего» «ишака» был уже запущен, незнакомый техник-лейтенант сунул мне в руки шлемофон, тяжелый, с наушниками и разъемом для радиостанции. Но ларингофонов не было, как и передатчика. Все поднимали две руки с флажками, и я сделал то же самое. Плохо, что не успел познакомиться с ведомым, но куда деваться. Номер на хвосте у меня двадцать первый, «очко», неплохо, а у ведомого «22-й», «два туза» или «перебор». Посмотрим, who is who? Я следую на старт вслед за номером «20-м», или одиннадцатым по счету, а по факту получилось шестым, так как выскакивали машины из укрытий попарно. «Двадцать второго» вижу, показываю ему двумя пальцами «V». Задание пока неизвестно, слышно было только Головнёва, за которым и выстраивается наше звено. Четные звенья занимают места левее нас. Звено командира побежало вперед, наш ведущий «19-й» номер увеличивает обороты, и мы тоже уходим вперед, чуть приотстав от первого и второго звеньев. Давненько я не летал в таком составе! В 12.12 я услышал задание: «Всем, я – Борис! По докладам ВНОС, к аэродрому Булгарийка следуют большие группы истребителей и бомбардировщиков противника. Перехватить и уничтожить!» А чё, хороший приказ! Главное – понятно, уничтожай. Хоть бы слово о высоте и прочем! Здесь тоже хороши! Идем все на одной высоте, растекшись, как блин по сковородке. Слов нет, одни слюни! Прибавляю, подхожу к ведущему и показываю ему, что надо уйти выше. Тот показывает рукой вперед, дескать, все идут, и я иду. Я злобно большим пальцем показал наверх и повел свою пару выше. А он нормальненько так, пристроился сзади меня, встав на мое место в звене. Покачиванием крыльями, и, доворотом в сторону цели, показываю на появившегося противника. И, наконец, слышу его голос:

– «Десятый», «Девятнадцатому»! Слева десять тридцать, эшелон три, выше вас, группа самолетов противника. Как поняли, прием!

– Один девять, понял. Займись прикрытием.

– «Двадцать первый», слышал? Вопрос! – Мне пришлось покачивать крылышками и ползти еще выше, чуть довернув южнее, так, чтобы зайти от солнца. Как только солнышко заиграло на капотах неизвестных мне самолетов, валюсь на крыло и двумя руками показываю остальным, что строй – фронт. Сам чуть придержал машину, давая остальным выстроиться. Но, блин, только высоту зря потеряли! Восемь «куриц» бросились во все стороны и оставили бедные «Потезы» двенадцати нашим истребителям. А мы вновь полезли наверх и отходили на юг. На западе снова видны новые точки, так что банкет продолжается, а вот с топливом у нас ну совсем не очень хорошо. Благо, что «Булгарийка» почти под нами, так что в случае чего сядем. Меня поняли, и все убавились. Румыны идут ниже нас. Здесь другие самолеты, и Головнёва «девятнадцатый» предупредил. Четвертое звено Ермака атаковало ракетами в лоб «ликов», «лосей» по-польски. «А у нас в квартире газ! А у вас?» Шесть «ха?рей» прикрывают «лосиков». «Прикрой, атакую!», но толстый лоб «ишака» не дает возможности быстро набрать скорость, а атаковать в лоб – себе дороже, у «харя» восемь пулеметов, пусть и смешного калибра. Так что только сверху, и один раз. Потом хрен догонишь. Ведущий «харь» мою атаку пропустил, выцеливал идущего в лоб «15-го». Горит он славненько! Даром, что «зажигалками» их наши называли. Но потеря ведущего мало отразилась на характере боя. У них было преимущество в скорости, и румыны попытались его разыграть. Вот только «харь» проигрывает любой машине в скороподъемности. И я перевел бой на вертикаль. Еще один задымился и вышел из боя, но у нас уже горят лампочки у всех. Выручила вторая эскадрилья, дав нам возможность плюхнуться на «Булгарийку». У нас еще одна потеря: «Пятнадцатого» сбили, вернее, ранили, и ему пришлось прыгать. Переть на восемь пулеметов в лоб, не имея даже бронестекла и нормальной противопожарки, на это мог решиться только… Затрудняюсь классифицировать. Поступок, конечно, геройский, но минус одна машина и минус летчик. Нам плеснули в баки немного топлива, переснарядили боезапас и выпроводили «домой», в Болград. По прилету мне засчитали два «харрикейна», второй линию фронта не перетянул, и поставили в пример всему полку по части грамотного использования тактического построения. Тут стоит сказать спасибо не мне, а той программе по тактике, по которой я заканчивал Качу. Она учитывала опыт Отечественной войны.

А дальше начались проблемы! Поставили мне снятый передатчик, а он мог только издавать хрипы и стоны, впрочем, примерно так же обстояло с ними у всех. Стоило чуть удалиться от пункта управления, как шум полностью забивал полезный сигнал. Я был в курсе, что эта проблема существовала и была решена в 1942 году. Нам об этом говорили, и кафедра радиооборудования у нас в училище была. Но за два выпуска до нас умер полковник Щербицкий, начкаф, который драл на экзамене три шкуры с каждого курсанта, вместо него назначили подполковника Рядько, у которого была классная дача на левом берегу Волги. Мы, вчетвером, с моими приятелями-одногруппниками, помогли ему провести водопровод и сделать, по его проекту, систему полива. После этого все зачеты и экзамены у нас принимали «автоматом». Третий курс! То есть этот курс я прошел мимо. Помню, что что-то сделали с преобразователями, но что именно – давно вылетело из головы за ненадобностью. У нас же было и есть все просто: что-то не работает – вызывай спеца. И принимай работу. Можешь покочевряжиться, что хотелось бы вот так и вот так. Можешь потом ему сказать, что больше вас сюда приглашать не буду, и пусть как хочет, так и зарабатывает деньги. И клиент всегда прав! А здесь никто, подчеркиваю, абсолютно никто не знал, что делать. Даже два «крутых» спеца с местной радиостанции из Болграда. Не существует теоретической базы для этого! «Говорили мне: учи матчасть! Там за это так пи… бьют!» Я четко для себя понял, что я, конечно, инженер по эксплуатации авиационной техники, по гражданскому диплому, но как был «ледчегом», так им и остался: ручка, случка и получка. Три основных критерия. Ручку тягать я умею. Но мозг «манагера» – это вам не хрен сабочачий! Если нет в этом месте, то есть за границей, там можно купить, а во время войны – украсть. Четко уловив, что товарищи с радиостанции ни хрена сделать станцию не могут, я тут же предложил командиру вывезти их к «упавшим» истребителям противника, пусть глянут там: что и как. Открутят чего, поправят, мож чё и поймут. А там глядишь и сделают. Предложение было принято, тем более что зафиксировать места падения необходимо, чтобы комар носа не подточил. На двух У-2 вывезли мужиков на место, в первую очередь, к севшему на вынужденную «харрикейну», а потом прошлись по сбитым «яркам» или «иркам». Организовали перевозку в Болград почти целенького «харрикейна», у него только вытекло топливо. Внимательно осмотрели останки четырех машин румынского производства. Нашли умформеры радиостанций, и тут я вспомнил, где собачка порылась!

– Снимайте вот эту хрень, аккуратненько. И вот эти проводочки высоковольтные. И полетели! – а сам зарисовал со всеми изгибами и кольцами эту разводку.

Полностью все убрать не удалось, но часть проблем ушла, появилась возможность хоть что-то слышать и передать по назначению. На следующий день, когда притащили «харя», я увидел то, что не смогли увидеть ни радисты, ни наши специалисты: магнето, а их четыре на «харрикейне» и три на «ишаке», у «хари» были закрыты сеткой из проволоки. Поставили аналогичные себе, и связь у меня заработала! Я с ужасом подумал, что бы было, если бы сюда попала «жертва ЕГЭ» или «бакалабр».

Но это было позже. В тот день было еще два вылета, безрезультатных, противник отворачивал, бросал бомбы в поле и уходил. А потом, наверное, писал докладные о том, что 67-й полк и Болградский аэроузел уничтожены. Мы же, позвенно, патрулировали над аэродромом, причем днем и ночью. Практически все летчики полка нормально летали в СПУ и ночью. Вечером на аэродром приземлился УТИ-4, сопровождаемый шестеркой истребителей. Прилетел командующий ВВС округа генерал Мичугин, который еще днем отметил боевую работу нашего полка. Всех летчиков, которые имели в тот день сбитые, выстроили перед штабом. Одного из них уже не было: безвозвратную потерю понесла 4-я эскадрилья, лейтенант Мокляк погиб в воздухе при атаке самолета «Савойя». Полк за первый день войны достоверно уничтожил 26 самолетов противника, повредил еще восемнадцать. Полная эскадрилья выстроилась перед начальством. Это были те летчики, которые добились успехов в первый день войны. Выстроились все согласно воинским званиям. Возглавлял шеренгу капитан Артамонов, 4-я эскадрилья, затем семь человек первой, девять, должно было быть десять, представители остальных подразделений. Вне строя еще двое: командир и замполит, которые тоже внесли свой вклад в этот результат. Ну, а на шкентеле – я, собственной персоной. Сейчас будет решаться самый главный вопрос: какой воинской части я принадлежу? Орденов и медалей не вручали, этот порядок еще не заведен, и у Мичугина наград с собой не было. Он объявлял благодарности каждому, с занесением в личное дело. А мое личное дело непонятно где находится. Тарутино – аэродром подскока. Сейчас на этом провалюсь. Надо следить за языком. Они подошли ко мне минут через пять. Если завалить этот «экзамен», то все насмарку.

– Младший сержант Суворов, пять сбитых лично, один в группе, наш главный специалист по истребителям. Один «мессершмитт», два «харрикейна», два ИАР-80 лично и еще один ИАР со мной и полковым комиссаром Мягковым в группе.

– Ха, и до сих пор младший сержант? Непорядок, товарищ майор! За что понизили?

– Он еще утром был в другом полку, в 146-м РАП, «мессера» он завалил неподалеку от нашего аэродрома подскока, был сбит за Кодрой, вышел на подскок, а мы с комиссаром и старшим летчиком 1-й эскадрильи вылетали на рекогносцировку. У Прута были обстреляны зенитками, Жеглов был ранен. Сели там, Жеглова увезли в госпиталь. Площадка не прикрыта и постоянно подвергается штурмовым ударам. Попросили Суворова помочь перегнать машину Жеглова сюда. По дороге вступили в бой, вместе с истребителями 20-й САД. Показал себя грамотным воздушным бойцом. Возможности отправить его в тыл не было, я предложил ему занять место и должность Жеглова и обещал перевести его сюда на постоянной основе. Пять самолетов он сбил уже в составе нашего полка, тащ генерал-майор.

– А, ну тогда я его знаю, сам его из старшин в младшие отправил. Драку устроил и жениться отказался на дочке главы района.

– На бл…ях не женятся, товарищ генерал-майор.

– Вот! Он опять за старое! Впрочем, какое это сейчас имеет значение: кто с кем спал до войны? Ну, что? Хочешь перейти сюда?

– Там я правым ведомым летаю, а здесь уже звено вожу.

– Ну, хорошо, раз прижился здесь, то и оставайся. Из Теплицы документы заберите.

– А что со званием его делать? Он – старший летчик эскадрильи, очень тактически грамотный боец.

– Ну, заберете документы, подавайте на младшего, подпишу. На сегодняшний день у него лучший результат в округе, а может быть, и во всех ВВС. Так что в Москву пойдет под новым званием.

Благодарности он мне не объявил, но я не в претензии. Получив в штабе полка направление, подписанное тут же командующим, я забрался во вторую кабину У-2, и мы вылетели в Теплицу. Летели долго, сели ночью. В штабе был только дежурный, которому, строго по уставу, доложился и передал копию направления на перевод. О своих «заслугах» перед Отечеством предпочел скромно умолчать. Доложил только о результатах утреннего вылета: что все сбиты, двое погибли. Расписался в журнале боевых вылетов, где и напротив моей фамилии стояло три печальных буковки: НБЗ. Кроме того, доложил дежурному, что меня сюда доставил связной самолет командующего ВВС округа и надо срочно его вернуть. Начштаба спал в соседней комнате, его разбудили, тот недоуменно посмотрел на меня, я ведь, по его данным, был уже с утра покойником. Тот прислонил круглую печать в учетном листе, скрепил все своей подписью и сунул папку в коричневатый пакет, на котором была надпись: «ДСП». Сургучная печать скрепила хвостик обратной стороны конверта. Заходить и забирать «свои» вещи я не стал, сказал, что все они на аэродроме в Тарутино. Буду жив – еще куплю, тем более что получил отпускные и денежное довольствие за двадцать два дня безупречной службы в июне 1941 года. Садиться в Тарутино я отказался, сказав, что не успеем до восхода вернуться домой. Пока мой «личный пилот» транспортировал мое тело к месту постоянного расположения, я вскрыл пакет и прочел собственноручную автобиографию, заодно рассмотрел дипломы и характеристики из тех мест, которые были перечислены в личном деле. После этого бумаги перекочевали в мой персональный «секретный» портфель, доставшийся мне по наследству от Жеглова, с нашлепками из кожи и зеленой пластилиновой мастикой для опечатывания секретных документов. Послюнявил печатку, найденную в тумбочке Жеглова, за которую уже я несу полную ответственность, такую бумагу я подписал после того, как решился вопрос о переводе, и прислонил ее к двум местам на портфеле. Внешняя часть полного сохранения секретности была соблюдена. По прилету просто передал весь портфель в штаб полка и пошел спать комнату № 4, разделенную перегородкой между мной и адъютантом эскадрильи. По должности я младше его, но являюсь «секретоносителем». Самое смешное: из-за наставлений по тактике ВВС.

Глава 4. Что день грядущий нам готовит?

Утром обошлось без тревог, поэтому удалось поспать до 7.30, затем была общая зарядка и завтрак, на котором я узнал много интересного. Свободный от полетов младший командный личный состав, зычным голосом старшины эскадрильи, получил приказание выходить строиться на завтрак. Я, вздохнув, еще раз поправил койку, старшина – довольно строг и за порядком следит, и выбежал на построение, однако старшина попросил меня покинуть строй и следовать в столовую самостоятельно. У меня глаза широко раскрылись.

– Вот так вот, товарищ младший лейтенант, вы теперь не мой клиент! – улыбнулся Самсоныч.

Шлепаю в сторону столовой, козыряя встречным. В столовой мне тут же помахали рукой, подзывая к себе, три «старших летчика», оказывается – это «наш стол». Вчера мы особо познакомиться и не успели, меня всем представили, а вот обратного знакомства не состоялось.

– Иван Ананьев, первое звено.

– Виктор.

– Прохоров, Гриша, второе.

– Тебя еще вчера запомнил. Витя.

– Михаил Буженков, четвертое. Здорово ты нас вчера вывел, мне «Потез» засчитали, уже ночью подтверждение пришло.

– Да чего там, займешь удобную позицию до боя – и атаковать легче, – я пожал руку и ему.

Кастрюлька с геркулесовой кашей, булочки с сосисками и какао уже стояли на столе, но завтракать никто не начинал. Я предложил выпить по глоточку за знакомство и приступить к завтраку. Церемонно чокнулись большими кружками с горячим какао и начали завтрак. Михаил сказал, что не будет кашу, он уже завтракал, заодно сообщил, что, несмотря на «тихое утро», у нас еще одна потеря: ранен Коля Ермак, командир 4-го звена.

– Сел?

– Ему прыгать пришлось. Румыны стали осторожнее, не дают приблизиться. Он бил эРэСами, а они почему-то не взорвались, подошел ближе и нарвался на огонь стрелка. А мы били-били по нему, но огонь с обычных дистанций их не берет.

– Издалека стреляете, вчера видел. Поэтому все идет в молоко. Пушки и пулеметы плохо сведены. Я уже смотрел тир, он – стометровый. Вот и нужно бить со ста. Стоит неверно определить дистанцию, и пушечные снаряды проходят ниже цели. Пулеметами попадаете, «брызги» летят, а взрывов нет. Или пристреливать все на сто пятьдесят – двести метров. У меня та же проблема.

– Да не дают нам! Наставление, говорят! – заявили все трое.

– Ну, заканчиваем тогда сейчас развод, и после него подойдем к командиру и к инженеру. Что ссылаться на зеркало, коли рожа крива.