Укрощение дьявола

–А откуда твое богатство?

–Одних я разоряю, других заставляю платить, прибегнув к шантажу. Раньше я внушал старым женщинам указывать меня в завещании. Мне это приносило много денег. Недавно, Каддафи перевел на мой счет внушительную сумму.

–Почему?

–Я что-то сделал за него.

–Почему ты не выходишь на улицу днем?

–Мои глаза не выносят яркого света.

–Почему?

–Есть вещи, которые не могут служить темой для разговора. Тем более с тобой.

–Как ты, зная меня, можешь так говорить?

–Мои разочарования показали мне, как глупо доверять женщине. Ты не разочарована во мне?

–Что ты! Ты проявил великодушие, а это уже что-то! Я в большом долгу перед тобой с тех пор, как мы встретились. Помнишь, как это было? Ты пригласил меня к себе. Я хочу знать была ли тут причиной жалость?

–Скорее всего симпатия.

–Трудно поверить, что тебе симпатична женщина моего возраста.

–Иногда я приближаю к себе таких как ты, чтобы избавится от обвинения в том, что я растлеваю молодых.

–Но кто вообще может тебя обвинить в этом?

–Подумай хорошо.

–Ты Бога видел?

–Я с ним лично знаком. Если бы ты вдруг предстала перед ним, чтобы ты сказала в свое оправдание?

–Ну, я бы сказала, что я женщина с грустным прошлым, которая снискала себе в этой жизни расположение дьявола. В молодости я хотела всем нравится, быть кому-то нужной. Сейчас мне сорок пять, и я думаю только о себе.

–А чтобы ты сказала Богу про меня?

–Ну, что знаю в тебе хорошее и плохое, что ты прячешь за своим цинизмом доброе сердце.

–По-твоему я циник?

–Когда человек слишком много говорит о себе и мало о Боге, он начинает подвергать сомнению традиционные ценности и нравственные принципы. Это превращает его в циника.

–Но я не человек!

–Ты незабываемый, вот ты кто! Я не понимаю, как может Бог существовать вечно!

–Единственный путь понимания это – молитва.

– Ты способствовал распространению коммунизма?

–Должен признать, в том немалая моя заслуга.

–Ты симпатизировал коммунистам?

–Не больше, чем Рональд Рейган. А! Люди возвеличили Добро, но добро имеет разрушительные последствия. Зло – это все. Советы повсюду нагнетали напряжение, в отсталых странах они насаждали коммунистический режим, они спровоцировали много региональных войн. Люди против войн. Они не понимают, что война несет обновление миру.

–Но как же массовые смерти?

– А что об этом сказать? Я не буду тратить время на пустые разговоры.

–У тебя нет определенной политической позиции.

–Я далек от того, чтобы занять сторону одних с целью выступить против других. Политические партии, профсоюзы рабочих, братства, лиги, союзы создаются для защиты и власти. Это своего рода закрытые клубы, где решения принимаются узким кругом посвященных. В действительности они безразличны к жизни общества и озабочены только тем, чтобы сохранить свои привилегии. Простые люди презирают тех, кого считают избранными, но мало кто из их числа откажется стать членом закрытого клуба. Какова бы ни была суть и форма власти, могущество ее непостоянно, ценности относительны, а средства к ее упрочению всегда неизменны.

–У меня много вопросов. Теперь ты мне все разъяснишь.

–Я немного устал. Давай где-нибудь поедим и отдохнем.

Тут как раз они свернули за угол и пошли по менее оживленной улице. Шли молча, глядя вперед и по сторонам. Иногда их тела касались друг друга. С внутренним трепетом Сара смотрела на Вельзевула и видела, что только для него это не имело никакого значения. Он казался задумчивым, рассеянным.

–О чем ты думаешь? – спросил он.

–О том, что по этой улице идут два разных человека. Мужчина, еще молодой, очень привлекательный. И я, влюбленная в дьявола. Ах, Вельзевул! Сказать не можешь, но хоть бы раз показал, что нуждаешься во мне. Не можешь поцеловать, обнять, приласкать, скажи хоть доброе слово! – воскликнула Сара, едва владея собой.

Но как ему было не удивиться!

–Почему женщины легко соглашаются быть обманутыми.

8. Только исполненное страсти влечение могло экзальтировать Сару. Волшебной была встреча с Вельзевулом. Она черпала силу из романтических источников, главным образом из старых фильмов, поэтому ярко выраженный субъективизм имел именно эту направленность. Сама того не замечая, она стала кокетничать с дьяволом, которого считала непревзойденным интеллектуалом в теле красивого молодого мужчины. Каждая вещь в его доме свидетельствовала, что он довел свой изысканный вкус до самой высокой степени. Глубокие и яркие впечатления, полученные Сарой от встречи с ним, вдохновляли ее на служение культу дьявола и это при том, что она имела религиозное чувство. Она так этим увлеклась, что смотрела на себя, как на первую избранную смертную женщину, а такое проявление личного самоутверждения питалось мнимой симпатией Вельзевула. Она возомнила, что сделалась богиней темных сил и эта позиция, которую она себе сама определила, не казалась ей безумной в своей чрезмерности. Еще недавно она была несчастной и несвободной и тяготилась теми последствиями, которые возникали у нее в семье брата, особенно из-за его жены и которые привели к тому, что она стала испытывать раздражение и неприязнь к ним обоим и к отношениям внутри дома. Теперь же она жила с дьяволом. От него она взяла склонность к вечернему чаепитию и вкус к красивой жизни, а в доме Вельзевула красота репродуцировалась в материальных формах. Само собой Вельзевул ощущал физическое и духовное превосходство перед Сарой и этим частично объясняется та снисходительность, которую он проявлял по отношению к ней. К этому времени все попытки Сары вызвать его на откровенность были безуспешными: кое-что о нем она уже знала, причем с его же слов. Как и у всех у нее было самое общее представление о дьяволе, и как все, она считала его воплощением темных сил. Попутно замечу, что я сам никогда так не воспринимал его. Собственно говоря, давая оценку его оригинальности, следует сказать, что его не так уж просто понять – я все еще открываю в нем нечто новое и мне многое в нем нравится, даже при том, что наблюдая за его делами, у меня не сложилось впечатление, что их исполнитель – добрая душа. Удивляясь всему, Сара понимала, что не она первая обнаружила что он привержен к романтизму, а поскольку великая культура Америки пронизана романтикой, Вельзевул боготворил Голливуд, в фильмах которого люди часто изображались красивыми и благородными. И потом, красота в американских фильмах была в избытке, а это и на него производило сильное впечатление.

Разговор, который я привожу ниже имел место в конце января и требовал от обоих душевных излияний. Он как бы показывает, что Сара цеплялась за любую возможность, чтобы продлить свое пребывание в доме Вельзевула. Очень уж она не хотела возвращаться туда, откуда пришла.

–Ах, Вельзевул, будь добр ко мне, – с мягким упреком сказала Сара.

–Ты живешь, как сама того желаешь. Сколько раз тебе говорить! Чего тебе не хватает? – спокойным голосом сказал он, и с последней фразой стал смотреть в окно.

–Мне кажется, в отношении некоторых вещей мы понимаем друг друга очень хорошо.

–Я дам тебе время, и ты увидишь, что я почти во всем с тобой не согласен.

–Помнишь, ты обещал, что будешь снисходителен ко мне.

–Помню.

–Но ты как раз этого и не делаешь.

–О чем ты?

–Не заставляй меня думать, что месяц, который мы провели вместе, был для меня потерянным временем.

–Очередная сцена! Это так по-женски добиваться своего с помощью упреков и слез.

–Но ты не воспринимаешь меня как женщину. Хорошо. Я хочу уподобиться пчелке, которая собирает свой мед.

–Для пчелки ты слишком ленива.

–Ты находишь столько удовольствия в насмешках!

–Да потому, что ты больше походишь на корову, чем на пчелку.

–Удивляюсь, что ты не поставил меня на место старой коровы.

–Это один из тех редких случаев, когда я сознательно проявил учтивость.

–Я устала от нелепой серьезности твоего показного равнодушия! Твоя игра меня утомила. Не любовница, не подруга, не сообщница… Кто я тебе? А хочешь я буду твоей сестрой по духу? У меня много общего с тобой.

–Если бы ты родилась с хвостом и копытами, тогда бы ты состояла в свойстве со мной.

–Почему ты такой непримиримый?

–Именно! Я раб злой силы, для которой полагаю создан.

–Но твой тонкий вкус, врожденное понимание красоты, универсальный ум, меланхолический пессимизм. В тебе масса обаяния, ты умен, занятен, оригинален. Знаешь, кажется мне, что своей мнимой фригидностью ты дразнишь меня.

–Я женоненавистник. Я бесчувственный, бездушный, упрямый.

–Да, конечно, но также великодушный, изысканный, взыскательный. Тут есть противоречие. Я тебе еще не все сказала. Ты боишься любви, потому что она поглотит всю ту злобу, на которую ты способен, а без нее ты ничто. Сделай над собой усилие и признайся, что ты томишься по женской ласке, что тебе не достает ее участия и руководства.

–Ого. Даже в минуту полнейшего умопомешательства я не мог бы представить себе ничего ужаснее женской власти. Говоря, между нами, Сара, живя с тобой в одном доме мне приходится многое терпеть.

–У меня опускаются руки, когда ты такой! Я обиделась.

–Вот как! Что же мне остается раз я не могу избавиться от тебя, и выносить тебя я тоже не могу.

–Говори, что хочешь, унижай, смейся надо мной, только этим ты ничего не добьешься. Ты принял мальчишеское решение сделать вид, будто не увлечен мною.

–Это никак не проявляется.

–Ах, Вельзевул, я схожу с ума!

–Сейчас и я близок к этому, – промолвил Вельзевул и умолк.

–Вот что… пойду-ка я принесу тебе и себе кофе.

Вот уже и месяц прошел, как Вельзевул и Сара стали жить вместе. Но что, собственно, представляет собой союз двух людей, когда в их отношениях нет ничего определенного? Что тут сказать. А то еще можно сказать, что все это время они держались особняком и до сих пор об этом они не обмолвились и словом. Следует отметить, что во взглядах Вельзевула особенного благочестия не было; независимый, своенравный он полагал, что их отношения носят самый невинных характер и ни к чему не обязывают. Со стороны Сары были робкие уловки сблизиться (несмотря на все препятствия, она тратила силы и время в тщетных попытках добиться его благосклонности), но Вельзевул, всегда занятый своими делами, не замечал, а может и не придавал большого значения стремлению Сары должным образом осуществить своеобразную женскую опеку над ним. Если подумать немного, в этом нет ничего удивительного. Вообще он мало и неохотно говорил о себе, тем не менее мы уже получили исчерпывающее представление о нем, чего, однако не скажешь о Саре, которая, как вы знаете, была влюблена в красивого и умного мужчину. В нем она видела больше благородства, чем в любом человеке, которого она знала лично. Она восхищалась Вельзевулом и старалась думать, что встречи с дьяволом, как бы вообще не было. Хотя для нее было много лестного в том, что ей покровительствует сам дьявол.

9. Как-то вечером они вышли на террасу подышать свежим воздухом. Обычно они выходили ночью, однако на этот раз вышли до того, как стемнело. У Вельзевула было еще много что рассказать про себя, а у Сары к нему было немало вопросов. Больше других ее занимал один, противный ее здравому смыслу он раздирал душу.

–Тебя возраст не угнетает? – спросила она, кутаясь в меховую накидку.

–Почему ты спрашиваешь? – осведомился он с таким видом, будто любопытство Сары не возымело на него ни малейшего действия.

–Только не подумай, что я посягаю на твою тайну.

Вся эта показная сторона, впрочем, мало ей помогла. Последовал вопросительный взгляд в сторону Сары. Тот, кто хочет обмануть дьявола будет сам обманут – замечание это в пояснениях не нуждается. И пусть это послужит введением к дальнейшему.

–Как-то так получилось, что я не могу спокойно спать, зная о физической невозможности моей причастности к бессмертию, – не без упрека сказала Сара. Понимая, что эти слова не объемлют всех ее чувств, к тому, что было сказано, она добавила:

–А все из-за того, что ты так бессовестно молод!

Вельзевул вдохнул глубоко и выдохнул холодный воздух, при этом взгляд его терялся где-то в ночи. Он был серьезен и неподвижен, опять вздохнул, перед тем как ответить, потом перевел взгляд на Сару и спокойно сказал:

–Пять тысяч лет назад я рожден был в шторм на дне моря.

Как нетрудно себе представить, сей поэтический пассаж впечатлил Сару, я бы сказал даже – поверг ее в изумление. Слова были волшебными. Их стоит цитировать. Бывает, что от полноты чувств мы теряемся и не знаем, что ответить. Именно это и случилось с Сарой. Она помолчала немного, потом махнула рукой и бросила:

–Все равно я тебе не верю.

Тут наш пиитический дьявол, удивлявший Сару не только отменным чувством юмора, но и, ей-богу, своей человечностью, которая время от времени доводила ее до раздражения, предался размышлениям самозабвенно, как если бы величайшей заботой его было распространение безошибочных суждений.

–Существует общепринятая точка зрения, что понятие стремительности жизни более соотносится с возрастом человека, нежели с его темпераментом, а единственным чувством, которое воодушевляет его душу является увлеченность. Мое чувство жизни связано с возрастающим числом впечатлений, я воспоминания черпаю как будто из бездны. Оттуда и возникает то, что Гейне назвал «усталостью духа». Вот так. Ну, а теперь разойдемся по своим комнатам. Хочу немного почитать.

–Что читаешь?

–«Два года простым матросом», – ответил он.

–О море?

–Да. Это великая книга, лучшая среди книг, написанных о море. Ее написал американский юрист Ричард Дана в 1840 году. Он описал свое плавание из Бостона в Калифорнию и обратно.

Вельзевул ушел к себе, а Сара какое-то время еще оставалась на террасе. Она смотрела на звезды и думала о нем. Есть ряд соображений, с убеждающей силой раскрывающих его индивидуальность, дьявольская природа которой почти не наблюдалась, и, хотя Сара была пристрастна, она правильно думала о Вельзевуле, как о человеке мечтательного склада, не любящего стеснять себя условностями. Более того, здесь он был не один, – Сара тоже с условностями не считалась. С момента их встречи, а вместе они были уже скоро месяц, личность Вельзевула не утратила для нее ни капли своего очарования – поражало, как много в нем необычного. Даже в теле человека он выделялся среди смертных, чрезвычайное большинство которых даже не считает нужным скрывать свое ничтожество или как-то оправдывать бездарность, которая оставалась в силе до их последнего дня. Слушая его, она понимала какие он обнаруживает незаурядные способности в кознях и лукавстве, и как много дел ждут его в грядущие годы – времени на жизнь у нее оставалось мало, тогда как у него впереди – целая вечность. Там, где у людей что-то кончалось, у него как раз обычно все и начиналось. Ко всему прочему внимательно наблюдая за Вельзевулом она все больше хотела узнать, где находится неиссякаемый источник обновления, из которого черпает он силу. Надежда, что источник вечной молодости находится где-то рядом приятно будоражила сознание Сары. Подумать только! Вот какие мысли бродили в голове у нее. Опять же искушение вернуть себе молодость стало уже больше, чем просто желание, это уже навязчивая идея, а побудительной силой было увлечь собой дьявола. Вельзевул искал общения с ней, был изыскан в обхождении и это доставляло ей радость. При всем том одно только беспокоило Сару – за все время он так и не дал повода с ним сблизиться. Из всего этого явствует, что она стара для него. Дело не в том, что он бесчувственный, а в том, что у нее нет тонкой талии и чистой кожи. За их отсутствием, все что она может, это бросать на Вельзевула томные взгляды, в чем она и успела. Нельзя сказать, что она носит грузное и бесформенное тело, однако, ей все-таки сорок пять, а в таком возрасте тело уже не свежее потеряло свои округлости и совсем мало надежды, что кто-то пленится им. Да, старость смеется ей прямо в лицо. И впрямь, если она помолодеет хотя бы на двадцать лет, тогда возраст уже не будет для нее препятствием, а пока она стара и непривлекательна, соблазнить дьявола не было никакой возможности. Неужели она может перевоплотиться в себя молодую? Такие вещи еще не случались, во всяком случае, до нее. И потом, не она ли Сара Гуд, истинная американка, ведь уже одного этого достаточно, чтобы она обрекла себя на то, чтобы всегда и везде гордо защищать честь своего флага. Так! Тут она обратила взор небу и проговорила: «Господи, вмешайся ты в это дело».

9. Днем позже беседуя за чаем, Сара вдруг сказала:

–Дай мне почувствовать себя снова молодой.

–Что?

–Я уже говорила, что, задумываясь о будущей жизни, я не вижу себя в ней старой женщиной. Меня тошнит от ограниченности и бессмысленности своего возраста. Скажи, как произойдет мое преображение?

–Совсем недолго ты будешь пребывать в каком-то трансе. Но это не погружение в прошлое, что-то вроде сна, с той лишь разницей, что отдых будет замещен биологической метаморфозой.

–Что ты знаешь о жизни?

–Жизнь – это неиссякаемый поток чувственных проявлений.

–«Бога ради, говори по-человечески».

–А, Фальстафа цитируешь.

–Я вспоминаю какой счастливой была и мне очень, очень грустно оттого, что я такой уже не буду. Жизнь имеет цену лишь тогда, когда ты молод, здоров и полон собой. Мне сорок пять, и я не могу освободиться от мысли, что жизнь моя с каждым днем убывает. Вот бы вернуть молодость! Я хочу знать, можно или нет сделать это.

–Ты находишься в доме дьявола, где стоит только пожелать – и все исполнится.

–Я отчаянно хочу быть молодой.

–Что же ты мне раньше этого не сказала?

–Не решалась начать этот разговор. И вот теперь, устав вертеться вокруг да около, я наконец обрела смелость и говорю. Эй, скажи, а молодой, я тебе понравлюсь больше?

–Сара, ты скромная и умная женщина. Именно эти два достоинства побудили меня взять тебя к себе. Ты не перестанешь мне нравиться пока будешь оставаться такой.

–Но если я буду молодой и привлекательной, какой раньше была с густыми вьющимися локонами и пламенным сердцем, то, быть может, ты проявишь свое хорошее отношение ко мне и в другом направлении.

–Надо тебе сказать, что я немного противлюсь этому твоему желанию.

–А почему? – Сара была в полном недоумении.

–Да потому что это убьет тебя.

–Какого черта! Ничего не понимаю. Решил меня отговорить? Не ты ли обещал исполнить любое желание? Есть кто-нибудь, кому я могла бы пожаловаться на тебя? – не отступала Сара.

–О, ты можешь жаловаться мне на меня самого.

–А-а. Это тоже самое, что лить воду в море.

Вельзевул оценил ее остроумие коротким смехом – разговор принял теперь комический оборот. Устремив на Сару пристальный взгляд и заметно повеселев, он не мог удержаться от мысли, что она обладает изрядным умом, способностью рассуждать и большой самостоятельностью. Сам он был в этот вечер сдержанным и замечательно спокойным, хотя в другое время проявлял бурную жизнедеятельность. Иной раз он был таким стремительным и в высшей степени непоследовательным, что Саре, уже готовой к такому впечатлению, приходилось думать, что у него гуляет ветер в голове.

–Есть о чем беспокоиться? – спросил Вельзевул, видя, что впечатлительная Сара не только обескуражена, но и подавлена. Тем не менее она упиралась локтями в стол и была готова начать нападение.

–Нет, так дело не пойдет. Ты забыл все, что мы обещали друг другу? У меня есть еще два желания, второе ты уже знаешь.

–Пойми меня, я ведь не только о тебе беспокоюсь.

–Совести, что ли, у тебя нет над старой женщиной измываться? – отпарировала Сара.

–Не делай этого, прошу тебя, поверь мне, не к добру это, – сказал Вельзевул, сбитый с толку ее настойчивостью. – Посмотри на себя в зеркало. Ты очень обаятельная женщина для своего возраста.

–Ты сам на себя лучше погляди, юноша, – возмутилась Сара. – Твоя молодость – мне упрек. Тебе так лучше?

–А ты себе представь, Сара, что случится, если ты это сделаешь. Как, по-твоему, будет ли рад этой непостижимой перемене твой брат, а стоит жене его увидеть тебя такой молодой, как она сразу согласится с ним, что ты у них в родне не числишься. Тяжело тебе будет.

– К черту их! Сделай меня моложе на двадцать лет и сам увидишь, какое ты доставил мне счастье. Я иду на это, говорю тебе, ради того только, чтобы с ними разделаться. Не долго им спокойно спать осталось. Когда вернусь, то выброшу их чемоданы в окно.

–А я так думаю, что они выгонят тебя из дома. И скоро.

–Это меня-то выгонят? – взвизгнула Сара. – Будь уверен, они за все получат. Сделай меня молодой, чего в этом плохого?

–Хорошо. Только я не собираюсь жить и стареть вместе с тобой. А другие желания есть? Я из любопытства спрашиваю.

– Конечно. Еще я хочу увидеть Космос.

–У вас есть НАСА и «Нэшнл Джиографик». Смотри сколько хочешь.

–Ты знаешь все тайны мироздания?

–Никто не знает. Но мне известно кое-что сверх того, что знают люди.

–Я хотела бы увидеть Вселенную своими глазами.

–И увидишь только бесконечную пустоту. Вселенную нельзя увидеть, но можно услышать.

–Как это?

–Барбра Стрейзанд, Л. Прайс, Д. Дурбин, М. Джексон, Эдит Пиаф, М. Ланца, Андреа Бочелли – это голоса Вселенной. Слушая их, ты как-бы открываешь портал гиперпространства.

–Знаешь, что я думаю. Ты любишь красивые вещи, герань, фиалки, музыку не потому только, что обладаешь тонкостью чувств, кроме этого, мне так кажется, ты ощущаешь свою сверхъестественную природу. Ты цветок Небытия.

–Давай сделаем это сейчас.

–Прямо сейчас? Я очень волнуюсь.

Вельзевул налил немного мятной водки в стакан, добавил лед и передал его Саре.

–Выпей. Это сразу тебя успокоит.

Сара выпила водку до последней капли, минуту-другую сидела, приложив указательный палец к губам, затем посмотрела на Вельзевула и спросила:

–Ты не устал жить?

–Для меня в жизни есть много хорошего. И потом, это, наверное, самое главное, я не ощущаю бремя плоти, поэтому мне незнакомо чувство безысходности. Жизнь есть медленное умирание. Лекарства от смерти нет. Дряхлеющий человек упрямо цепляется за жизнь, он хочет, чтобы она продолжалась, хотя обессиленное тело старых людей не способно к новым наслаждениям. Почему? Отвратительная прелесть их упрямства заключается в сладострастном упоении земными благами и, конечно же, их привязанности к земным воспоминаниям.

–Что ты говоришь тому, кого собираешься увести за собой в чистилище?

–Обычно я говорю: смирись, насмешник несчастный. Пришел черед расплачиваться за все.

–Ну, мне ты этого не скажешь.

–Это еще почему?

–Да потому, что в этой жизни я за все заплатила. Не веришь?

–Кто бы поверил! – усмехнулся Вельзевул.

–Хочу быть молодой! Чтоб ни одной морщинки на лице не было! Так будь другом, исполни мое втрое желание. Но у меня есть один вопрос: я буду спать, пока мое тело будет меняться?

–Да. Но в состоянии твоем наступит такое ухудшение, что мне придется дежурить у тебя ночью. Нужно следить за твоим дыханием, щупать пульс, остальное уже тебя не касается.

–Только ты не сиди возле меня больше трех минут.

–Так и будет. А ты крещеная?

–Я американская еврейка.

–Это мне ничего не говорит.

–Дорогой Вилли, нужно ли тебе беспокоиться, что я крест ношу?

–И ты еще спрашиваешь? Крест сними обязательно и унеси его в другую комнату, как можно дальше от своей.

Сара смотрела на Вельзевула некоторое время в нерешительности, горящая рядом свеча отбрасывала теплый отблеск на ее бледное лицо: она то и дело сжимала губы и это сообщало ей печальное выражение. Ничем непримечательная женщина, с которой собственный брат обходился весьма бесцеремонно, что только усугубляло нервное напряжение и одинокая душа которой искала утешение в философии фатализма думала о тех двадцати годах, от которых столь неожиданным образом собиралась отказаться раз и навсегда. Куда они исчезнут, кто-нибудь да должен был знать. Она чувствовала себя совершенно обессиленной как раз в тот момент, когда требовалось принять важнейшее решение – и все из-за каких-то последствий, которые она и представить себе не могла. Волшебное превращение, обновление плоти она считала абсолютно невозможным. До сего дня не было таких случаев. Взбрело же ей в голову стать молодой! Но как отказаться от шанса помолодеть, когда вам неможется. Если превращение будет удачным, девиз дьявола на своем потолке она напишет золотыми буквами.

–Скажи, ты дашь мне своей крови? – спросила она, не предаваясь слишком бурно радости.

–Я своей кровью не разбрасываюсь, Сара.

–А я бы нож в тебя воткнула, чтобы нацедить хоть ложку дьявольской крови!

–Ты готова?

–Где там! Еще глоток водки и буду готова добраться до своей кровати.

Тем самым Сара уверилась в могуществе Вельзевула, однако ожидание чудесного перевоплощения наполняло ее тревогой и нетерпением.