Сказки леди Шоу

– Какие сны? – Хелен не верилось в то, что её отец рассказывал своему брату о снах дочери, хоть они и представляли тогда проблему. Только какую проблему – Хелен не помнила. Миссис Коллак только пугала её сумасшедшим домом и наказывала за любые провинности, будь то обычная детская шалость. Из-за суеверной и злобной гувернантки Хелен очень сильно боялась сумасшедшего дома, и что дядя Тайрон мог отправить её туда, если бы узнал, что сны вернулись. И еще это жуткое происшествие в гостинице с привидением. Если бы сияние видела не только она! В этот момент Хелен не думала о младшей сестре Пруденс, ведь она была маленьким ребенком, её словам никто не поверил бы. Разве что Путешественник, – он так серьезно отнесся к ней. Но дядя Тайрон вовсе не он.

– Сны, о которых так беспокоился твой отец, – дядя Тайрон почесал бородку и пригладил её пальцами. – Я знаю о них, Эдвард был очень обеспокоен ими и не раз советовался со мной. Если они тебе еще снятся… Ты можешь рассказать мне о них.

Тайрон хотел добавить что-то еще, но быстро передумал, переведя взгляд с графина с водой на Хелен, в ожидании её откровений. Его немигающий взгляд, при котором он будто бы смотрел на неё, но, как казалось Хелен, её не видел, или видел вместо неё что-то или кого-то другого пугал девушку.

– Я помню только беспокойство гувернанток, напуганных моим бурным воображением и тем, что ходили слухи и похоронном бюро напротив, – Хелен развела руками, извиняясь. – Я так не любила своих воспитательниц, что придумывала разные страшные истории.

– Придумывала, – эхом повторил дядя, поглаживая бородку. В голосе и взгляде мелькнул и пропал гнев. – Что ж, жаль, жаль. Твои сны… Рассказы о них были весьма убедительны и красочны. Ты точно ничего не помнишь? Может, хоть что-то, или тебе снилось недавно какое-нибудь красочное место? В любой детской придумке есть основа, может, тебе правда что-то снилось, а ты приукрасила?

– Нет, ничего такого. Я уже давно не запоминаю своих снов, дядя. – Ладони Хелен стали влажными и холодными, хотелось растереть их, чтобы согреть. Отец рассказывал. Господи, зачем? Хелен отвела глаза, боясь показать свой сильный испуг. Почему дядя спрашивал об этих снах? – Я любила книжки о феях, вот и все. А когда гувернантки сильно мне досаждали, я пугала их страшными историями.

Несколько мгновений он изучающе смотрел на племянницу, словно собираясь сказать что-то еще, а потом улыбнулся одними губами.

– Ясно. Доброй ночи, Хелен.

Она поспешила вернуться в свою комнату; кто-то из слуг уже разжег камин и прогрел постель железными грелками. Но первым делом Хелен зашла в ванную комнату, спрашивая горничную, готова ли ванна. Та как раз добавляла в воду соли, а на полу стояли два пустых ведра. Дядя напугал Хелен своими вопросами, сердце до сих пор стучало в груди, а пальцы чуть дрожали. Горничная помогла девушке раздеться и сказала, что сейчас принесет еще пару ведер воды. Не став ничего говорить ей, Хелен с удовольствием погрузилась в воду, закрывая глаза. Пугающие мысли роились в голове, и Хелен старалась избавиться от них как можно скорее.

Дождь все еще лил за окном, а она позволяла горничной отмывать себя от тяжелого дня и трудной дороги. Горничная помогла Хелен высушить волосы у камина, вдвоем они управились быстрее. Хелен легла в теплую постель и задернула балдахин, оказываясь в полной темноте, даже шум дождя стал тише. Теперь она могла обдумать окончание ужина спокойно. Её отец рассказал своему нелюбимому брату об её снах, но зачем, какой был в этом смысл? Гувернантка пугала её сумасшедшим домом, а семейный доктор говорил, что это всего лишь богатое воображение. Сейчас Хелен уже и сама не знала, что это было: воображение или какое-то видение? Она помнила только, что отец боялся её снов и искал способ от них избавиться, советовался с врачами. А теперь дядя спрашивал о снах, чего же ей удалось избежать и от чего её излечил пансион? Она должна была поговорить с Франсин, узнать у неё подробности, расспросить о том, что делал отец. Она должна была знать хоть что-то, тем более о том давнем приезде дяди Тайрона. Шанс узнать был, оставалось только написать письмо и надеяться, что Франсин ответит на него в скором времени и назначит дату. К ночи Хелен так устала, что не начала письма. Решив отложить это наутро, Хелен задумалась о своих кузинах. После насыщенного дня вместе с ними, Хелен многое узнала о семье. Рут совсем не одобряла увлечения отца и считала все поиски сокровищ глупой затеей и с невероятной силой духа отстаивала свое мнение, не скрывая его и не опасаясь гнева отца. Если бы она уже была замужем и жила в собственном доме, Хелен могла бы понять её настроения гораздо лучше, но Рут так зависела от своего отца! И все же, Хелен не могла не восхищаться стойкостью её характера.

Элизабет, её кузина, младше самой Хелен всего на пару месяцев, была очарована таинственным сэром Штефаном, рыцарем-бакалавром, что значило, что сэр Штефан был человеком искусства, и это её не удивляло: по-видимому, он знал так много о разных странах и культуре, и наверняка хорошо изучил историю. Рут упомянула о мореплавателях прошлых веков, значит, он и вправду мог быть историком и тем, кто увлек дядю Тайрона приключениями и тайнами.

Хелен влекли истории о сокровищах, скрывавшихся в Сагенее или Норумбеге, поразила карта на библиотечном полу. Она искренне хотела знать больше, прочитать и узнать все, что нашел дядя, тем более, что подобный интерес мог уберечь её от незавидной судьбы сироты или гувернантки. Но могла ли она позволить себе его? Рут еще днем ясно дала понять, что не одобряет интерес к таким инфантильным увлечениям, а именно таким она считала поиски сокровищ. Могло ли это стать преградой дружбе между кузинами? Хелен совсем не хотелось враждовать ни с ней, ни с Элизабет. Младшая кузина казалась девушке куда более мягкой и податливой, чем старшая, натурой романтичной, но очень глупой. Рут же, наоборот, была прагматична и смотрела на мир куда более зрелым взглядом, чем Элизабет. Но она была помолвлена, не за горами было её замужество, а значит, Рут скоро должна была уехать из поместья. И они останутся вдвоем с Элизабет, которой хотелось больше танцевать и веселиться, и лучше, в компании сэра Штефана. Хелен хотела того же, за исключением неизвестного ей рыцаря и должна была позаботиться о себе, а значит, она забудет об обиде на дядю за отказ от траура и убедит его в своем искреннем интересе к сокровищам и том, что она может помочь ему найти их. Теперь, когда она окончательно убедилась в своем плане и верности принимаемых решений, Хелен смогла заснуть.

Иногда сквозь шторы пробивались вспышки молний, яркие белые полосы рассекали черноту ночного неба. Одна из них была так сильна, что разбудила Хелен, и она села на постели. Едва её ступни коснулись холодного дощатого пола, она выдохнула облачко пара, переступая с ноги на ногу. В комнате стало очень холодно, почти как зимой и мороз распространялся от окна все сильнее: иней забелил окно и темную стену, и уже подползал к кровати, когда Хелен накинула на плечи халат. Торопясь спастись от холода, Хелен вышла в коридор. Дверь за её спиной сразу же исчезла, оставляя после себя черный провал. Чувствуя сильную тревогу, Хелен сделала шаг назад, вглядываясь в бесконечный мрак. Она ощущала вибрации воздуха, которые мешали дышать, видела, как в глубине начали появляться огни. Бездна была так глубока… она сделала еще шаг назад, затем еще. И чем дальше она уходила от её, тем слабее становилась вибрация воздуха. Хелен смогла сделать глубокий вдох, развернулась и заставила себя шагать вперед.

Она без удивления обнаружила себя не в особняке дяди, а где-то в ином месте, которого не знала. Прежде это был чей-то дом. Всего здесь коснулся тлен и запустение. Разорванные ковры, переломанные перила лежали на полу, кое-какие доски были вывернуты из пола и сквозь них она видела бездну. Стараясь обходить эти ловушки, она шла все дальше. Гобелены и обивка стен свисали рваными клочьями, подернутые плесенью. В углах серебрилась паутина. Было странно видеть хоть какую-то жизнь в этом пустом месте. Холод и влажность сковывали, а изо рта вырывались облачка пара, но холода она не ощущала. Чем дальше она шла, тем менее привычными становились очертания чьей-то обители. Гниющее и рассыпающееся дерево обратилось в глухой камень, который в любую минуту мог стать пылью – так стар он был.

– Рут, Элизабет?.. дядя Тайрон! Кто-нибудь! – её голос пропал. Она слышала свой шепот, хотя и силилась крикнуть громко. Ничего не получалось. Хелен размыкала губы, а с них срывался только хрип. Словно само место поглощало любой громкий звук. Из щелей сквозило. Ветер испытывал на прочность паутину; пауки были везде, в каждом углу и плели без устали новую паутину, взамен старой, той, что рвал сильный сквозняк или порыв ветра из бездны.

Хелен спустилась по лестнице вниз, обошла несколько комнат и холл, но никого не нашла. В каждой комнате была разруха, сломанная мебель и дыры в полу и стенах. Едва она касалась чего-либо, как оно рассыпалось в пыль. Вернуться она не могла по той же причине: там, где проходила Хелен пол истончался и становилось все больше дыр. У неё был только один путь – вперед, и она шла, не смея остановиться. Когда Хелен вошла в очередной каменный коридор, то увидела двустворчатые двери, распахнутые настежь, в них свистел ветер. Обхватив себя руками, девушка осторожно вошла в залы библиотеки. Она была так похожа на дядину! На полу лежали обрывки страниц, разорванные книги со стершейся позолотой, в дальнем углу едва тлел камин. Все дальше и дальше, Хелен шла, пока краем глаза не заметила движение сбоку от себя. Посмотрев направо она остолбенела от ужаса: по стене полз огромный, не меньше двух футов4, паук: он замер и приподнял передние лапы. Черное, покрытое волосками тело пересекали белые полосы, как и на его длинных лапах. Хелен подумала, что он может прыгнуть на неё и побежала вперед, а позади раздался шлепок – паук упал на пол, туда, где она стояла мгновение назад. Хелен забежала в первую же дверь, что увидела и захлопнула её, и только тогда смогла перевести дыхание. Она мельком окинула помещение взглядом, боясь других пауков, но оно оказалось таким же пустым и запущенным. Хелен шла все дальше, осматривая зал и удивляясь, насколько он повторял библиотеку дяди. Все стеллажи и карты, даже окна были на тех же местах. А в центре, там, где была начерчена карта стоял большой круглый стол, заваленный картами и книгами. Оплавившиеся свечи застыли уродливыми белыми пиками, намертво припаянный к столу и залив воском все бумаги. Словно не замечая этого, за столом кто-то сидел. Его сгорбившуюся фигуру облепила серебряная паутина, но он был жив! Хелен видела, как двигалась его рука, чертя что-то на столе. Он сидел прямо по центру комнаты, в луже лунного света, лившегося в библиотеку сквозь дыру в потолке. Она осторожно приблизилась к человеку.

– Дядя?.. – хрипло и глухо позвала Хелен. Мужчина был бородат, но и не был Тайроном или кем-то, кого она знала. Он повернул голову с пустыми глазницами и раскрыл ввалившийся беззубый рот, протянул свою руку, пытаясь схватить Хелен костлявыми пальцами. Она шарахнулась в сторону и закричала от ужаса, но из её горла вырвался только едва слышный хрип. Словно что-то связало её голос и не позволяло говорить и кричать.

Хелен проснулась с гулко стучащим в груди сердцем, в своей постели, а не жуткой библиотеке. Дождь еще шел, за окнами гремел гром и молнии сверкали даже сквозь задернутый балдахин и шторы.

Это всего лишь сон. Хелен сжала простыни пальцами. Ей пришлось повторять себе это до тех пор, пока сердце не успокоилось, и она снова не уснула.

Примечания