(12). (13). Эти замечательные строки встречаются в «Дао Дэ цзин» не однажды. Чем они замечательны? Тем, что прямо указывают на тот физико-математический факт, что древнекитайцы прекрасно знали законы Ньютона задолго до появления на Свет Божий самого сэра Ньютона и его «Principia Mathematica» (1687). Согласно третьему правилу великого английского физика, действие равно противодействию или материальные объекты взаимодействуют друг с другом сквозь сильные силы, противоположные по направлению, но равные по модулю. Мудрый китаец, действующий так же, как Дао, сил своих ни в какую сторону целенаправленно не прикладывал. Он элементарно не имел никаких желаний (гл.1), а бороться с чем бы то ни было при их тотальном отсутствии скучно и непитательно. Соответственно, когда действие равно круглому нулю, то и противодействие круглому нулю также равно круглому нулю. Как говорит глава 73, «Дао Неба – не сражаясь, искусно всех побеждать».

(16). Строки (14) и (15) понятны даже соседским курам, но заявление финальной строки уже требует к себе особого невнимания. «誠чэн 全цюань 歸гуй 之чжи» в мавантуйских копиях читается следующим образом: «Искренний, честный, воистину; Полный, сплошной, совершенный; Возвращаться, принадлежать, быть отнесенным к чему-то; Его, ее, этого». В текстах Ван Би, Хэшан-гуна и Фу И в середине строки появляется союз «而эр» (и, но, да), разбивающий ее на две части: «Truly he will be preserved and [prominence and credit] will come to him» (Wing-tsit Chan). Оба мавантуйских текста лишены этого «эр», что позволяет смело читать «чэн цюань гуй чжи» именно так, как мы это и делаем. Впрочем, если смотреть на «эр», как на подчинительный союз перед сказуемым, который, обычно, не читается, то никакого разделения строки нет и не было, а ее смысл везде одинаков. Какой-либо устоявшейся традиции в переводе этих строк мы не обнаружили. Ян Хин-шун снова радует пролетарскими небылицами: «Слова древних: «Ущербное становится совершенным…» – разве это пустые слова? Они действительно указывают человеку путь к [истинному] совершенству». Ох-ох, ну нет у Лао-цзы никаких «указаний человеку». Перевод Малявина В.В. уж даже не смешон: «Поговорка древних: «Кривому – быть целым» разве пустые слова? Быть воистину целым только ему дано». Кому ему? Всему кривокосолапому? Только оно станет целым? Ну-ну. Буржуазные сочинения тоже озадачивают. Lau Din-cheuk: «The way the ancients had it, «Bowed down then preserved», is no empty saying. Truly it enables one to be preserved to the end». Свежо! Только в оригинале нет ни «it enables one», ни «to be preserved», ни даже «to the end». Роберт Хенрикс (мавантуйские тексты): «The so-called «Bent over you will be preserved whole» of the ancients Was an expression that was really close to it! Truly «wholeness» will belong to him». Рихард Вильгельм (стандартная версия): «What the ancients said: «That which is half shall become full», is truly not an empty phrase. All true completeness is summed up in it».

Основную смысловую нагрузку в строке несет уже знакомый нам иероглиф «全цюань» (полный, сплошной, совершенный), в начале главы провоцировавший нестабильных граждан на пораженческие настроения а-ля «прогнешься и скривишься – прекрасно сохранишься». Поскольку здесь искривляться не обязательно, то возникает наивный вопрос, об чем же теперь повествует этот непослушный иероглиф? Надо полагать, о чем-то до краев полном, во все стороны сплошном и до конца совершенном. Об чем же еще? Поэтому, да не убоимся мы, с Великим Пекинесом, ощутить в этот раз знак «цюань» как первозданное Совершенство абсолютной Реальности, где без следа растворяются все умозрительные противоположности: «Воистину (誠чэн); Совершенство (全цюань); Принадлежит (歸гуй); Им (之чжи)». Кому «им»? Словам древнекитайских мудрокитайцев из строки 14. Или, дабы угодить всем овцам и баранам, а также соседским курам и вальяжным уткам с другого конца деревни – «Воистину, полнота совершенства принадлежит им».

24.

(1) Кто встал на цыпочки, не устоит.

(企 ци 者 чжэ 不 бу 立 ли)

(2) Кто расставил ноги, не [сможет] идти.

(跨 куа 者 чжэ 不 бу 行 син)

(3) Кто видит себя, тот не Видит Ясно.

(自 цзы 見 цзянь 者 чжэ 不 бу 明 мин)

(4) Кто самоуверен, тот не сияет ярко.

(自 цзы 是 ши 者 чжэ 不 бу 彰 чжан)

(5) Кто хвалит себя, не достигнет цели.

(自 цзы 伐 фа 者 чжэ 無 у 功 гун)

(6) Кто жалеет себя, не [пребудет] долго.

(自 цзы 矜 цинь 者 чжэ 不 бу 長 чан)

(7) [Глядя] из Дао – это [то, что] зовется «объедки», да прыщ [на теле].

(其 ци 在 цзай 道 дао 也 е 曰 юэ 餘 юй 食 ши 贅 чжуй 行 син)

(8) Вещи, пожалуй, такое не любят.

(物 у 或 хо 惡 у 之 чжи)

(9) Поэтому тот, в ком есть Дао, не живет вместе [с этим].

(故 гу 有 ю 道 дао 者 чжэ 不 бу 处 чу)

«Вот все у вас как на параде, – заговорил он, – салфетку туда, галстук – сюда, да «извините», да «пожалуйста», «мерси», а так, чтобы по-настоящему, – это нет. Мучаете себя, как при царском режиме»

«Собачье сердце», Булгаков Михаил Афанасьевич

«С моей точки зрения, все создает карму. Поиски Будды и поиски Дхармы … Чтение сутр, постижение учения … Будды и Патриархи суть «люди без занятий»».

«Чжэньчжоу чаньши Линь-цзи юйлу» (51), Линь-цзи лу, перевод Гуревича И.С., Санкт-Петербург 2001

Нам, с Великим Пекинесом, сильно невдомек, почему сей морально-нравственный сонет разлучен с главой 22. Строки (3), (4), (5) и (6) этой главы, одаривая любознательных домохозяек свежей порцией высококачественной древнекитайской мудрости, являются зеркальным отражением строк (8), (9), (10) и (11) главы 22. В мире иллюзорной двойственности всему найдется нечто противоположное, а порой и взаимоисключающее, но здесь, как говорят соседские куры, антагонизм достигает апогея, после чего все китайские вещи этот «апогей» дружно осуждают, отказывая ему в ласковой дружбе и нежной любви. Будь главы 22 и 24 одной пронзительной балладой, это бы, непременно, стало поводом к возникновению «Спонтанного Блаженства» в монолитных рядах схимников-огородников. Ведь бдительным домохозяйкам давно известно, что лучезарнейший Дже Гамбопа (1079-1123), ученик Миларепы, испытывал «Спонтанное Блаженство» всякий раз, как его сознание окуналось в общеукрепляющий поток недуальной Реальности (Драгоценные четки для Высшего Пути, Дже Гамбопа, перевод Загуменнов Б.И.). Так глава 23, что вклинилась между тем, что для Дао хорошо (гл.22) и тем, что для Дао плохо (гл.24), неожиданно сообщает о Дао, которое дает радость всякому, кто пребывает с ним в полномасштабном единстве (тексты Ван Би и Хэшан-гуна). Конечно, прямое Видение Дао-реальности или Дхармакайи тут же пробуждает божественную Сабхогакайю или, говоря стихами, откупоривает в сердце-уме двуногой зверюшки волшебный источник Изначального Счастья. Так же, как Праджня неотделима от Самадхи, Дхармакайя, Самбхогакайя и Нирманакайя порознь в дикой природе не встречаются. В толкованиях главы 41 мы уже озвучивали мудромурлыкания кота Кости на эту животрепетную тему. Там он упоминал «радостные электроны», слетевшие со всех своих стационарных орбит при столкновении с Дао-реальностью внутри его пушистого организма. Котик потом по-секрету доложил братьям схимникам, что, когда он в первый раз (после трех блюдечек со сметаной) узрел субстанцию Реальности, божественное блаженство молниеносно наполнило его до самого кончика хвоста, преобразив в совершенно иное существо, в корне отличное от всех знакомых ему на деревне котов и кошечек. Ах! Воистину, кот Костя мудр, хитер и праздно беспринципен – истинный Мастер Дхьяны во всем своем чань-буддийском великолепии. И хотя его хитромудрость периодически встречается с беспощадным веником Неразумного, схимники-огородники знают ему цену и тихо гордятся тем, что живут с ним на одних грязных грядках в одну историческую эпоху. Отчего мы решили прогуляться по главе 23? Да, возможно, она вовсе и не с бухты-барахты стоит между главами 22 и 24. Если Великий Будда сподобит нас на ее тщательное обнюхивание, мы непременно расстараемся выяснить, почему она занимает столь странную для нее позицию в «Дао Дэ цзин».

На годянском бамбуке глав 22, 23 и 24 нет, но мавантуйские шелковые свитки в знак с нами солидарности также не поддерживают расположение главы 24 вдали от главы 22 через главу 23 (Ух!) Каким образом? Да в обоих свитках текст главы 24 стоит перед текстом главы 22 (мавантуйские тексты не имеют разбивки на главы), и можно было бы резво уверовать, что именно такая последовательность этих глав является оригинальной. Однако мы, с Великопушистым, никуда впопыхах верить не собираемся, и без колебаний отдаем кокосовую пальму первенства мудрокосмической главе 22, почитая главу 24 за звонкое эхо философского фольклора. Почему? Потому, что тот, кто нарисовал в главе 22 грандиозное «不бу 自цзы 見цзянь 故гу 明мин» (Нет; Себя; Видеть; Поэтому; Ясный), вряд ли в здравом уме стал бы выворачивать свое заявление наизнанку («自цзы 見цзянь 者чжэ 不бу 明мин» – Сам, себя; Видеть; Тот, кто; Нет; Ясный), чтобы осчастливить скучающих на кухне домохозяек рекомендацией, как им без лишних хлопот оказаться в куче сансарических отходов? В главе 22 сказано, что не видишь себя только тогда, когда всеми лапками обнимаешь Одно-единое. Только в этом уникальном случае ты действуешь под прозрачными Небесами в стиле «У-вэй» – точно так же, как действует Великий Дао-образец. На таком фоне подробный анализ поведения самодовольно хвастливого субъекта в строках (3) – (6) тосклив и неуместен. Сдается нам, что автор главы 22 не принимал участия в сочинении главы 24. Скорее всего, какой-то древнекитайский мудроколхозник, придя в восторг от главы 22, подверг ее интенсивному творческому пережевыванию, в результате которого мы и имеем главу 24, с близкого расстояния очень напоминающую «моральный кодекс строителя коммунизма». Вот и первые две строки про китайца, упрямо стоящего на цыпочках или глупо растопырившего свои задние лапы – это обычные народные присказки, никакого отношения к глубокомысленному резюме последней строки (9) не имеющие. Конечно, кто ничего кроме себя не видит, тот с Дао не в ладах, но встал ты на цыпочки или сел на шпагат, для Дао без всякой разницы. Так накануне вольнокот Костя за ради прогрессивного прогресса в раскрытии тайн этого стихотворения пустился в смелый эксперимент, разгуливая по огороду на всех своих цыпочках. Вислоухий кролик Пи-Пу, подпрыгивая вокруг котика, периодически замерял уровень его мудропушистости. В результате этих изнурительных измерений стало вполне очевидным, что мудропушистость не понесла от цыпочек ни малейшего ущерба.

Мы, с Великим Пекинесом, в переводе этой главы предпочитаем стандартную версию в первую очередь из-за того, что мавантуйские ее варианты лишены строки (2). Порядок строк в них также иной – (1), (4), (3), (5), (6). Причем, в стандартном тексте строки (3), (4), (5) и (6) совпадают с последовательностью своих «антиподов» из главы 22, а в мавантуйских версиях нет. Строка 4 текстов Ван Би, Хэшан-гуна и Фу И «自цзы 是ши 者чжэ 不бу 彰чжан» отличается от своих мавантуйских аналогов написанием иероглифов «視ши» и «章чжан». В стандартном случае «自цзы 是ши» описывает самодовольного эго-зануду, всегда и во всем считающего себя правым и правильным. Жизненная позиция такого праведника, обычно, выливается в навязчивое измерение им всех встречно-поперечных своим аршином или штангенциркулем (гл.38), отчего в главе 22 мы и позволили себе перевести «不бу 自цзы 是ши» как «по себе не судит других». В мавантуйском исполнении «自цзы 視ши» – это без всяких на то оснований вообразить себя кем-то дорогостоящим и непререкаемо-престижным (to consider, to view oneself as). «不бу 彰чжан» стандартного текста утверждает, что самоуверенный субъект не бывает ясным, ярким и мудроблестящим – он тускло-заурядный и скучно-утомительный, да еще с нескончаемыми претензиями ко всему живому. Мавантуйский «不бу 章чжан» уже говорит, что самовлюбленная особь, мнящая о себе всякие глупости, не сможет вызвать у окружающих зависть своей репутацией и громкая известность ей не угрожает.

Последняя строка радует более существенными разночтениями. Мавантуйские тексты говорят, что тот, кто имеет желания, не живет там – «故гу 有ю 欲юй 者чжэ 弗фу 居цзюй» (Поэтому; Иметь; Желание; Тот, кто; Нет (фу); Жить, проживать (цзюй); Там (отрицание «фу» перед одиноким глаголом, требует уточнения, где, собственно, не живет субъект действия)). Стандартный текст плюс версии Хэшан-гуна и Фу И не согласны со своими мавантуйскими «собратьями», утверждая, что «в объедках» не живет тот, кто имеет Дао – «故гу 有ю 道дао 者чжэ 不бу 处чу» (Поэтому; Иметь; Дао; Тот, кто; Нет; Быть, жить, ладить). Мы твердой лапой стоим на том, что в мавантуйские свитки просочилась ошибка переписчика или она перекочевала в них из более древних рукописей, с которых они были скопированы. Почему? Потому, что «ю дао» и «ю юй» несовместимы. И, если «фу цзюй» и «бу чу» хором возвещают, что кто-то не уживается с тем, кто встал на цыпочки, а также самовлюблен, хвастлив и саможалостлив, то этот кто-то обязан или иметь Дао (ю дао), или иметь желания (ю юй). Выбор очевиден: кто имеет желания, как раз и проживает в том, что строка (7) именует прокисшими «объедками».

Кстати, об объедках. Строка (7) записана везде одинаково, что сразу указывает на общегражданскую позицию мудрокитайцев по отношению к безобразиям, воспетых в строках (1) – (6). «其ци 在цзай 道дао 也е 曰юэ 餘юй 食ши 贅чжуй 行син» дословно выглядит так: «Его, ее, их, этот; Жить, находиться; Дао; Частица «е»; Называться, именоваться; Остаток, излишек, объедки, отбросы, обноски; Пища; Непристойное поведение (чжуй син)». То есть, принимая частицу «е» за знак равенства между первыми тремя и всеми остальными иероглифами, получается, что, для того, кто проживает в Дао, вышеозвученное поведение выглядит совершенно непристойным, а при ближайшем рассмотрении похожим на пищевые отходы и рваные обноски. Ян Хин-шун: «Если исходить из дао, все это называется лишним желанием и бесполезным поведением». Не знаем, откуда он взял «лишние желания», но «чжуй син» помимо неприличного поведения, можно прочитать и иначе. Знак «чжуй» означает какие-то древнекитайские болячки дерматологического характера, а «син» – это «передвигаться, идти, продвигаться вперед», что в сочетании с болячками может означать активную фазу их воспалительного процесса. Рихард Вильгельм: «For DAO he is like kitchen refuse and festering sore» (Для Дао он как кухонные отбросы и гноящаяся рана). Lau Din-cheuk: «From the point of view of the way these are «excessive food and useless excresences»» (С точки зрения Дао, это «излишняя пища и бесполезные шишки-наросты»). Мы, с Великим Пекинесом, слабо разбираясь в кожных неприятностях, поспешим обобщить все китайские болячки в «прыщ на теле», который так же, как и «объедки», точно и весело передает строгий смысл строки (7).

Эта глава, воистину, удивительна. Помимо загадочного родства с главой 22 она преподносит задумчивому человечеству еще одну странную неожиданность. Строки (8) и (9) без всякого предупреждения оказываются сроками (2) и (3) главы 31. Причем, мавантуйский текст «В» в строке (3) (в первом тексте строка не сохранилась) снова говорит, что бряцать холодным оружием избегает не тот, кто имеет Дао, а тот, кто имеет желания. Роберт Хенрикс: «In line 9, the Ma-wang-tui texts literally say, «Therefore the one who has desires…», where all other texts say, «The one who has the Tao» … I persist in thinking that «desires» here is a mistake for the «Way» … Note that lines 8 and 9 occur again, verbatim, at the start of chapter 31, and again the Ma-wang-tui texts say «the one who has desires…» (В строке 9 мавантуйских текстов буквально сказано «Поэтому тот, кто имеет желания…», тогда как все остальные тексты говорят «Тот, кто имеет Дао…» Я упорствую во мнении, что слово «желание» было ошибочно вставлено в текст вместо «Дао» … Следует отметить, что строки 8 и 9 слово в слово встречаются в начале главы 31, где мавантуйские тексты снова говорят «тот, кто имеет желания…»). Что сей древнекитайский факт мог бы означать? Лично нам, с Мудропушистым, робко мерещится, что мавантуйские шелковые свитки представляют собой одно из направлений эволюции пяти тысяч иероглифов, утраченное в глубине веков в силу никому неведомых обстоятельств. Они начинаются с части «Дэ», да и порядок глав в них особенный, причем, тексты Ван Би, Хэшан-гуна и Фу И там, где они не совпадают с мавантуйскими версиями, почти всегда согласны друг с другом. Годянский вариант текста также ни на что не похож, но он слишком мал, чтобы классифицировать его как отдельную ветвь развития «Дао Дэ цзин». Ох-ох.

25.

(1) Вот Форма Бесформенного, окончательно совершенная.

(又 ю 状 чжуан 混 хунь 成 чэн)

(2) Прежде Земли и Неба [уж] бывшая.

(先 сянь 天 тянь 地 ди 生 шэн)

(3) [Такая] пустая и молчаливая,

(蕭 сяо 呵 хэ 寥 ляо 呵 хэ)

(4) Одиноко стоящая вне изменений.

(獨 ду 立 ли 不 бу 改 гай)

(5) Действует всюду, но не истощается.

(周 чжоу 行 син 而 эр 不 бу 殆 дай)

(6) Годится быть Матерью [всему, что] под Небесами.

(可 кэ 以 и 為 вэй 天 тянь 下 ся 母 му)

(7) Я никогда и не знал ее имени.

(吾 у 未 вэй 知 чжи 其 ци 名 мин)

(8) Вторым именем назову ее «Дао».

(字 цзы 之 чжи 曰 юэ 道 дао)

(9) Давая ей нехотя имя, скажу «Великая».

(強 цян 為 вэй 之 чжи 名 мин 曰 юэ 大 да)

(10) Великим зову проходящее.

(大 да 曰 юэ 逝 ши)

(11) Проходящим зову отдаляющееся.

(逝 ши 曰 юэ 遠 юань)

(12) Отдаляющимся зову отступающее.

(遠 юань 曰 юэ 反 фань)

(13) Поэтому Дао – Великое.

(故 гу 道 дао 大 да)

Небо – Великое. Земля – Великая.

(天 тянь 大 да 地 ди 大 да)

(14) Ван-государь также Великий.

(王 ван 亦 и 大 да)

(15) Внутри государства есть четыре Великих,

(域 юй 中 чжун 有 ю 四 сы 大 да),

И один из них ван-государь.

(而 эр 王 ван 居 чуй 其 ци 一 и 焉 янь)

(16) Человек следует [законам] Земли.

(人 жэнь 法 фа 地 ди)

(17) Земля – [законам] Неба.

(地 ди 法 фа 天 тянь)

(18) Небо – [законам] Дао

(天 тянь 法 фа 道 дао)

(19) Дао – закон самому себе.

(道 дао 法 фа 自 цзы 然 жань)

«Yet the Dharma’s true nature cannot be discerned, and no one can be conscious of it as an object»

«Diamond Sutra», Translated and explained by Edward Conze, Harper&Row Publishers New York, 1972

«Кто-то спросил:

Каково было намерение Патриарха, пришедшего с Запада?

Наставник ответил:

Будь у него намерение, он не спас бы и самого себя».

«Чжэньчжоу чаньши Линь-цзи юйлу» (80), Линь-цзи лу, перевод Гуревича И.С., Санкт-Петербург 2001

Fortissimo.

Вот Форма всех форм, про порядок не знающая,

Окончательная в своем Совершенстве.

Такая пустая и молчаливая, не способная изменяться,

Такая чистая и прозрачная, не способная загрязняться,

Мощная и глубокая, не способная истощаться.

Нечто, не порождаемое, пары себе не знающее,

Прежде Начала Начал стоящее, хаосу любому предшествующее,

Выворачивающееся наизнанку, Сущее при этом рождающее,

Тьму вещей, от Начала явленную, сшивающее пространством и временем,

Вселенную всю пронзающее, расширяющееся во все стороны,

Будто бы впрямь существующее, будто бы ощутимое –

Мимолетное, ускользающее, мыслью неуловимое.

Пернатые соседские куры, являясь едва ли не единственными поклонницами дерзновенного творчества схимников-огородников, накануне насмешливо прокудахтали, что лохматые морковководы главу 25 откровенно побаиваются. Вислоухий кролик Пи-Пу тут же сознался, что так оно и есть, но Великий Пекинес, распушив свою львиную гриву и хризантемоподобный хвостик, звонко взвизгнул, что собачки китайского императора не знакомы с низкочастотным страхом и малодушным трепетом. Неразумный, в любых обстоятельствах принимая сторону Великопушистого, тут же наобещал курам залатать дырку в заборе, а мудрокот Костя, резюмируя отношение схимников к этой непревзойденной главе, заявил, что «треугольник будет выпит, будь он хоть параллелепипед», после чего победоносно отправился в джунгли малины и смородины спать до вечерней сметаны.

Все главы «Дао Дэ цзин» роскошны и восхитительны. Однако на наш, с Мудропушистым, зорко инфантильный нюх, посреди этой роскоши есть главы особенные, истинные бриллианты, придающие сему памятнику несравненное очарование. Так глава 25 принадлежит именно высшей категории как сложности, так и мудрости. Конечно, учитанные в буддизме домохозяйки могут заявить, что ничего принципиально нового в ней не обнаружили, но дело в том, что Лао-цзы про буддизм и слыхом не слыхивал, а Будда Готама (Готама – пали, Гаутама – санскрит) так же, как Иисус Христос, Бодхидхарма и Шестой Патриарх, не оставил своим жаждущим высокодуховных ощущений потомкам никаких задушевных напутствий. Все три корзинки буддистского учения составлены его в разной степени проникновенными последователями, кои давным-давно в густой гуще влажных джунглей сподобились услышать наставления своего Великого Учителя. С Шестым Патриархом аналогичная история: «Сутра Помоста» записана по воспоминаниям невнятного бхикшу Фахая, да еще и присутствует под Небесами в четырех вариантах, заботливо отредактированных столь же непонятными монахами. Кто поручится, что эти добрые люди все запомнили, ничего не перепутали и не добавили от себя пару-тройку «глубоких мыслей» во славу Благодатного? Так в этой главе неблагодарное человечество и имеет «горячие пирожки» из первых рук (не считая нашу бесстрастную конвертацию этой главы в русскоязычную лирику), причем, без нудных нравоучений и приторной философской начинки.

(1). (2). На бамбуковых планках древнейшего варианта «Дао Дэ цзин», обнаруженного в окрестностях захолустной деревеньки Годян, что в провинции Хубэй, строка (1) записана как «又ю 状чжуан 混хунь 成чэн»; обе мавантуйские копии – «又ю 物у 昆кунь 成чэн», а варианты Фу И, Хэшан-гуна и Ван Би – «又ю 物у 混хунь 成чэн». Иероглиф «ю» – быть, иметь, существовать. Знаки «кунь» и «хунь» особо не разнятся – смешиваться, сливаться, хаотический, беспорядочный, беспечный. «Чэн» – закончить, довести до конца, успешно завершить, совершенный, завершенный. Основная смысловая разница заключена в иероглифах «物у» и «状чжуан», стоящих в строке на второй позиции. «У» – это нечто материальное, вещь, вещество, субстанция, а «чжуан» – форма, внешнее проявление, состояние. Поскольку Совершенномудрый в строке (8) признается, что речь тут идет о Дао-реальности, то иероглиф «у» откровенно диссонирует с непоколебимым постулатом главы 14, согласно которому Дао вещью не является (無у 物у). Дао – это Форма без формы, и Лао-цзы, декларируя это древнекитайское открытие, как раз иероглифы «чжуан» в главе 14 и использует: «無у 状чжуан 之чжи 状чжуан» (здесь «無у» – это «нет, не иметь», что выливается в «Не иметь; Форма; Его; Форма»). Далее располагаются иероглифы «混хунь» и «成чэн», которые в виде идиоматического бинома (хунь чэн) обозначают все сложно-запутанное, например, смешанную горную породу, извилистую электрическую цепь или любую неразбериху из множества непростых элементов. Фантазировать в упоительном режиме вокруг «хунь» и «чэн» можно долго, но в сухом остатке вырисовывается вполне безобидный пейзаж, на котором присутствует нечто смутно хаотическое и наобум беспорядочное, но при этом окончательно завершенное в своем абсолютном совершенстве. Так Дао и есть абсолютное Совершенство, высшая сермяжная инстанция, конечная остановка – поезд дальше не идет! Артур Уэйли слышит эти строки именно в таком диапазоне древнекитайской мудрости: «There was something formless yet complete, That existed before heaven and earth» (Было нечто бесформенное, но, тем не менее, завершенное, существовавшее прежде неба и земли). Нам ему вдогонку и взвизгнуть-то нечего. Ведь все мутно-хаотическое и бесструктурно-беспорядочное автоматически лишено фиксированной формы, что молниеносно возвращает нас на просторы главы 14.

Кроме прочего, иероглиф «хунь» может символизировать собой беззаботную беспечность, и глава 73 смело утверждает, что Дао, легкомысленно ни во что не вдаваясь, прекрасно все рассчитывает, без труда отфильтровывая через свои огромные сети двуногих негодяев в места отдаленно-неприветливые и скверно пахнущие, где их ждут раскаленные кастрюли и сковородки без антипригарного покрытия. В русскоязычных переводах «混хунь 成чэн» чаще всего олицетворяет собой что-то рожденное или завершенное в хаосе. Ян Хин-шун: «Вот вещь, в хаосе возникшая, прежде неба и земли родившаяся». Малявин В. В.: «Есть нечто, в хаосе завершенное, прежде Неба и Земли рожденное». Маслов А.А.: «Существует нечто, из Хаоса возникшее, рожденное прежде Неба и Земли». Внимая таким декларациям, у нас, с Мудропушистым, возникает всего один, но наивный вопрос: с какого перепуга что-то одиноко стоящее в строке (4) вне изменений, вдруг выныривает из кромешного хаоса в густонаселенных областях древнего Китая? Вот как ему рождаться и буйно трепыхаться, не подвергая себя переменам и трансформациям? Так в сочетании «хунь чэн» нет и намека на рождение чего бы либо откуда бы ни было. «Хунь» и «чэн» – это обычные прилагательные, которыми Совершенномудрый пытается живописать Великую Форму того, что не вещь. Что касается ее счастливого «завершения» в мутном беспорядке, то эта процедура хоть и утомительная, но все равно неправдоподобная, поскольку предполагает присутствие в этаком хаосе инородно-структурированного нечто, над которым он трудится, как говорят соседские куры, в поте своих перьев, тщетно пытаясь побыстрее завершить это космологическое безобразие. При таком раскладе событий и хаос перестает быть хаосом, и Дао-форма мутирует в самую обычную вещь. Ведь все, в муках порожденное и уж тем паче завершенное, принадлежит миру десяти тысяч вещей, заведомо обреченных на распыление в пространственно-временном континууме. Дао-форма не имеет себе противоположности, а любой уважающий себя хаос – антоним тому, что пребывает в правильном порядке по мнению законопослушных обывателей (гл.38). Окончательная Реальность на то и окончательна, что, не имея себе никакого источника, лишена всяческой возможности как рождаться, так и испаряться. Она сама есть неистощимый источник всех иллюзорных дхарм, над чем Лао-цзы и размышляет в следующих далее строчках. Конечно, профессорам виднее, но мы, с Великим Пекинесом, как говаривал, тоже, кстати, профессор, Преображенский его фамилия, мы не Айседора Дункан, чтобы допустить возникновение Дао-реальности из более изначальной по отношению к ней, пусть и хаотической чудо-субстанции.

<<1 2 3 >>

На страницу:

Перейти

2 из 3