ДАО ДЭ цзин ЛАО-цзы. Растолкования Великого Пекинеса. Сутра Сердца Праджняпарамиты

老子

道德經

Л А О – Ц З Ы

ДАО ДЭ ЦЗИН

ВЕЛИКИЙ ПЕКИНЕС

Т О Л К О В А Н И Я

ДЛЯ

ДОМОХОЗЯЕК

Благие повизгивания антинаучного содержания

КНИЖКА ТРЕТЬЯ

(ГЛАВЫ 22, 24 – 29, 33, 38 – 40)

Посвящается

Великим Пекинесам Ян Чжу-цзы и Чун Чун-цзы,

истинным друзьям и наставникам.

Записано со слов Великого Пекинеса Ян Чжу-цзы с безразлично-молчаливого благословения Великого Пекинеса Чун Чун-цзы в год плодовитой свиньи – 2007 от рождения Иисуса Христа

(16. 02. 2007 – ……… )

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Схимники-огородники:

ЯН ЧЖУ-цзы,

Великий Пекинес, живое воплощение льва Бодхисаттвы Манджушри. Древнекитайцы вывели эту бесстрашную собачку, скрестив маленькую обезьянку с могучим «царем зверей». Великий Будда, созерцая сей смелый эксперимент, несомненно, возрадовался его результату. Прикоснувшись ко лбу новорожденного «львенка», Победитель Смерти оставил на нем темное пятнышко (палец Будды), из века в век украшающее всех его мудропушистых потомков.

КОСТЯ,

вольнопасущийся мудрокот, хитрый, но белоснежный, Рыцарь сонного царства, Мастер Дхьяны.

ПИ-ПУ,

вислоухий кролик, мудронаивный, но беспредельно отважный, Рыцарь морковки и капустного листа, Мастер Дхьяны.

НЕРАЗУМНЫЙ,

слуга Великого Пекинеса, его послушный ученик и благоговейный почитатель.

Соседские КУРЫ,

террористически мыслящие птицы, дерзко и сквозь дырку в заборе совершающие набеги на суверенные грядки схимников-огородников.

Вальяжные УТКИ с другого конца деревни.

ДОМОХОЗЯЙКИ всех мастей, конфессий и кулинарных склонностей.

Место действия: огород схимников.

ЦЕЛИ и ЗАДАЧИ

Благороднейшей целью настоящего повествования Великий Пекинес полагает ее полное отсутствие. Наиглавнейшей же задачей Мудропушистый считает выражение глубочайшего уважения всем, кто стучался в Небесные Двери, а особенно тем, кому они с радостью приоткрылись.

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Вдумчивым домохозяйкам уж точно известно, что фундаментальную Реальность нельзя зафиксировать ни мыслью, ни словом, ни печатью в паспорте. Знание о Дао в любом случае иллюзия. И хотя знание об этом есть иллюзия еще большая, потомкам Адама и Евы, в чьих сердцах пылает божественное пламя Истины, не остается ничего иного, как снова и опять идти в этом знании до его обманчивого предела. Вот и Лао-цзы, беззаботно нарушая собственную заповедь (Кто понимает это, не говорит об этом (гл.56)), оставляет хранителю пограничного перевала книгу в пять тысяч иероглифов про безымянное Дао. Вот и Будда Шакьямуни щедро одаривает человечество тремя корзинами текстов, посвященных недуальной Дхарме, которую никакое знание отразить, в принципе, не способно. Очевидно, вопрос всех вопросов не в том, что Дао нельзя «ухватить» условными представлениями, а в том, как близко можно «подобраться» к нему с их помощью. Ведь эго-мышление вполне в состоянии вплотную подойти к своим собственным границам, а при избытке в сердце-уме отваги и искренности, перешагнуть их, пустившись в плавание по бескрайнему океану Великой Пустоты. Обретя в этом странствии опыт отсутствия опыта, сие «отсутствие» всегда найдет способ собственного выражения, и тот, кто сподобился «претерпеть» в своем организме столь восхитительную трансформацию, имеет полное право оставить свои «пять тысяч иероглифов» на пограничном перевале между жизнью и смертью.

Философствовать о Дао – занятие благородное, но прямое Видение (с большой буквы) Дао-реальности в сравнении с любой философией, что свежая осетрина по отношению ко всем остальным ее несъедобным состояниям. Козьма Прутков, весело заявив, что «никто не обнимет необъятного», был совершенно прав – двойственному сознанию осмыслить Дао-тождество, что шоколадному зайцу вырастить на своей пушистой голове ветвистые оленьи рога (Сутра Помоста). Тем не менее, нерушимый принцип божественной Неопределенности никогда не затворяет Небесную Дверь в «райские кущи». Спонтанный фазовый переход сознания двуногих зверюшек от эгоистической обособленности к светоносному Дао-единству возможен в любую погоду. Будда Шакьямуни, Лао-цзы, Иисус Христос, Бодхидхарма и тысячи других неизвестных, но не менее самоотверженных искателей Истины на собственном примере убедительно продемонстрировали реализацию этой восхитительной возможности.

Впервые иероглиф «дао» встречается в «Шу цзин» – «Каноне документов», посвященном событиям третьего-второго тысячелетия до нашей эры, где с его помощью повествуется о направлении реки в нужное русло при строительстве канала. Также считается, что изначально этот иероглиф использовался древними астрономами и астрологами для описания движения звезд в небесных сферах. Однако звезды никуда не ходят. Их путь по просторам космоса – воображаемая траектория, существующая лишь в фантазиях замечтавшегося наблюдателя. Поэтому от греха подальше лучше оставить иероглиф «дао» без перевода. Пусть те, кто найдут в себе силы дочитать все до конца, наполнят его собственным пониманием, а самые отважные – поскорее это «понимание» утратят.

22.

(1) [Станет] ущербное совершенным,

(曲 цюй 則 цзэ 全 цюань)

(2) Кривое прямым,

(枉 ван 則 цзэ 直 чжи)

(3) Пустое наполненным,

(窪 ва 則 цзэ 盈 ин)

(4) Старое новым.

(敝 би 則 цзэ 新 синь)

(5) Мало [имеешь] – приобретешь,

(少 шао 則 цзэ 得 дэ)

(6) Много – [будешь] обеспокоен.

(多 до 則 цзэ 惑 хо)

(7) Поэтому Мудрый, обняв Единое,

(是 ши 以 и 聖 шэн 人 жэнь 抱 бао 一 и)

Действует как Образец под Небесами (Дао):

(為 вэй 天 тянь下 ся 式 ши)

(8) Не видит себя, поэтому Видит Ясно;

(不 бу 自 цзы 見 цзянь 故 гу 明 мин)

(9) По себе не судит [других], оттого [всем и] светит;

(不 бу 自 цзы 是 ши 故 гу 彰 чжан)

(10) Не хвалит себя, потому достигает цели;

(不 бу 自 цзы 伐 фа 故 гу 有 ю 功 гун);

(11) Себя не жалеет, поэтому долго [пребудет].

(不 бу 自 цзы 矜 цинь 故 гу 長 чжан)

(12) Человек только [действует], не борясь,

(夫 фу 唯 вэй 不 бу 爭 чжэн)

(13) Поэтому нет никого под Небесами,

способного [оказать] ему противоборство.

(故 гу 天 тянь 下 ся 莫 мо 能 нэн 與 юй 之 чжи 爭 чжэн)

(14) То, что сказано древними: «[Станет] ущербное совершенным» –

неужто это пустые слова?

(古 гу 之 чжи 所 со 謂 вэй 曲 цюй 則 цзэ 全 цюань 者 чжэ

豈 ци 虛 сюй 言 янь 哉 цзай)

(15) Воистину, полнота совершенства принадлежит им.

(誠 чэн 全 цюань 歸 гуй 之 чжи)

«I don't even try to control you

Look into my eyes and I'll own you»

«Moves Like Jagger», Maroon 5, album «Hands all over», 2010

(1) – (6). На наш, с Великим Пекинесом, пристрастно беспристрастный нюх, в философской гуще этих шести строк туманная загадочность окутывает лишь первую – «曲цюй 則цзэ 全цюань». Иероглиф «цюй» – это все искривленно изогнутое и лицемерно неправильное. Иероглиф «цзэ» в данном случае – «если…, то…», «если…, тогда…». «Цюань» – совершенный, целый, полный, сплошной, сохранять в целости, доводить до совершенства. То есть, нечто кривобокое вдруг становится цельно-сплошным и совершенным. Конечно, под Небесами чего только ни случается, но все изогнутое, исходя из своих потенциальных возможностей, все-таки стремится к распрямлению, а, учитывая, что в строке (2) выпрямляется еще и все кривое (枉ван 則цзэ 直чжи), ситуация с «цюй цзэ цюань» приобретает откровенно досадный характер.

Отечественный производитель воспринимает «цюй цзэ цюань» разнообразно, но с творческим задором. Ян Хин-шун разукрашивает строку подробностями ее происхождения: «В древности говорили: «Ущербное становится совершенным…» Маслов А.А. считает, что для сбережения целостности «вставать с колен» вовсе не обязательно: «Склоняясь, сохраняем целостность». Перевод Малявина В.В. не так смешон, как сразу кажется: «Что скривилось – тому быть целым». Артур Уэйли придерживается аналогичных воззрений: «To remain whole be twisted». Ближе всех к оригиналу перевод Lau Din-cheuk: «Bowed down then preserved; Bent then straight; Hollow then full; Worn then new; A little then benefited; A lot then perplexed». И хотя в его «Bowed down then preserved» слышны отголоски обожаемых нами сказок Чжуан-цзы, объявить, что он успешно преодолел «цюй цзэ цюань» мы не захотим. Почему? Да мудрокитаец, созерцая вокруг себя превращения одних крайностей в другие, был этому не рад. Поэтому строка (7) и заявляет, что «是ши 以и 聖шэн 人жэнь 抱бао 一и» или «по этой причине мудрокитайский Жэнь («聖шэн 人жэнь» – мудрый человек) обнимает Одно-единое». Будь «цюй цзэ цюань» призывом к героическому поведению в стиле «склонишься – сохранишься, пригнешься – всем сгодишься», зачем утруждать себя столь знойными объятьями? Ходи себе, поджав задний хвост, да сохраняй свою искривленную целостность до полного ее посинения. Тоже какой-никакой «образец» под Небесами.

Перевод Ян Хин-шуна хорош, если убрать из него вольный шансон про дозволенные речи из глубины глубокой древности. Почему хорош? Потому, что все ущербное как раз и является противоположностью гипотетического совершенства. Жаль, знак «曲цюй» ничего «ущербного» внутри себя не содержит. Так в ассортименте лишь два варианта развития событий: либо подозрительно «скривиться», как у Малявина В.В., либо наделить иероглиф «цюй» новым значением «ущербный». Честно фыркнуть, как ни «скривись», строка получается смешной, но малорадостной. Поэтому мы, с Великим Пекинесом, сразу после вдохновенного пережевывания сухого корма обеспокоились тревожным вопросом, что в аграрно-плодоовощной действительности патриархального Китая могло способствовать образованию столь экзотической «изогнутости». И, наконец, удастся ли безболезненно для нравственности домохозяек распрямить ее в благозвучную «ущербность»? Ох-ох.

Стойко пребывая в упругой убежденности, что древнекитайцы свои натурфилософские прозрения не высасывали из грязных лап, а черпали из окружающего их пейзажа, схимники-огородники от избытка спонтанной наивности решили испустить громкое хоровое повизгивание, предварительно построившись стройными рядами вдоль огуречных грядок:

Образ первой строки – Луна, поначалу ущербная, а затем полным диском сияющая.

Второй – пушистая гусеница, сгибаясь и распрямляясь по ветке ползущая.

Третьей – ямка в земле, что водой наполняется в летний дождик.

Четвертой – листья деревьев, вновь зеленеющие после каждого листопада.

Не станем скрывать, что сия колыбельная была навеяна примечаниями Рихарда Вильгельма к его переводу этой изумительной главы: «In the first six lines there is another quotation from a rhyming adage; at the end of the section this is expressly identified as a pronouncement by the ancients. Line 1: the image of the moon, at first incomplete and then becoming complete; line 2: the image of a caterpillar or a rope, indicating the change of tension to one of relaxsation. Line 3: is interpreted as a hollow in the ground that becomes filled with water (Mencius, 4, B, 18). Line 4: the image of the self-renewing leaves of a tree». Очевидно, древний философ, задумчиво созерцая периодические превращения изогнутого полумесяца в полноценно сияющий лунный диск, был взволнован и сбит с толку, стараясь уразуметь, что же, в конце концов, происходит там, высоко в Небе, над его мудрокитайской головой. Не располагая на своем приусадебном участке астрономическими инструментами и не имея научной возможности раскрыть тайну лунных метаморфоз, он был вынужден перевести результаты своих честных наблюдений в привычную для него философскую плоскость, начертав перед сном на дорогостоящем шелке три иероглифа «цюй цзэ цюань». Да, о добрейшие домохозяйки, именно спутник планеты Земля спровоцировал Лао-цзы на странное заявление, что все «изогнутое» рано или поздно превращается в «полное». Причем, один из радикалов знака «曲цюй» напоминает полукруг новорожденного месяца или букву «U» базового латинского алфавита. Поэтому, опираясь всеми лапками на устойчивое словосочетание «ущербная луна», мы поспешим трепетно, но хладнокровно приравнять древнекитайскую «искривленность» к современной отечественной «ущербности». Помимо вышесказанного, знак «цюй» обозначает все неправильно-лицемерное и даже низко-подлое, противоположностью чему как раз и будет непреклонная искренность, сострадательная отвага и скромная самоотверженность. Это ли не истинное совершенство (цюань), преображающее двуногих хомохищников, как говорят братья христиане, в «подобие Светлого Бога». Ух-ух!

(7). Начало строки сообщает, что древний мудрогерой, успешно усвоив диалектические максимы первых шести строк, мужественно через них перешагивал, безоглядно заключая в своих объятиях Одно-единое. У Хэшан-гуна и Ван Би – это «是ши 以и 聖шэн 人жэнь 抱бао 一и» (Поэтому Мудрый обнимает Одно-единое). На годянском бамбуке главы нет, а мавантуйские копии записаны как «是ши 以и 聖шэн 人жэнь 執чжи 一и», где «чжи» – держать в руках, брать и соблюдать. К чему приводит такая его жизненная позиция рассказывает вторая половинка строки. В текстах Ван Би и Хэшан-гуна она состоит из четырех иероглифов «為вэй 天тянь 下ся 式ши», где «вэй» – действовать, делать, быть, стать, выступать в качестве, to act as, to serve as, to behave as; «тянь ся» – все, что под Небесами; «ши» – эталон, образец и общестандартное мерило. В мавантуйских текстах иероглифов уже пять – «以и 為вэй 天тянь下ся 牧му» (бином «и вэй» – принимать за, считать за, полагать; «му» – пастырь иль пастух). Wing-tsit Chan: «Therefore the sage embraces the One аnd becomes the model of the world» (Поэтому Мудрый обнимает Единое и становится образцом мира). Lau Din-cheuk: «Therefore the sage embraces the One and is a model for the empire» (Поэтому Мудрый обнимает Единое и является образцом для империи). Малявин В. В.: «Вот потому премудрый держится за Единое и так становится мерилом мира». Маслов А.А. сгущает пафос, выводя на сцену колонну бодрых мудрецов: «Таким образом, мудрецы объемлели Единое, делая его принципом Поднебесной». Роберт Хенрикс (мавантуйские тексты) видит это скопление иероглифов так: «Therefore the Sage holds on to the One and in this way becomes the shepherd of the world» (Поэтому Мудрый держится за Единое и так становится пастырем мира). В примечаниях он добавляет: «Also in line 7, the Ma-wang-tui texts tell us the Sage will in this way become the «shepherd» (mu) of the world, not its «model» (shih); with «shepherd» being a known reference to the ruler in the political writings of the time, the sayings in this chapter would seem to have a specific, political focus instead of a general one» (Также в строке 7 мавантуйские тексты говорят нам о мудреце, который таким образом (обняв Единое) становится «пастухом» (му) мира, а не его «эталоном» (ши). Поскольку правитель в политических сочинениях того времени часто именовался «пастухом», похоже, что высказывания этой главы имеют не общую, а специфически политическую направленность).

Нам, с Великим Пекинесом, без разницы, кто и что отплясывает вокруг «Дао Дэ цзин», но вот соседские куры интересуются, как бы им побыстрее объемЛЯлить Одно-единое, чтобы стать мерилом принципа на всю деревню? Ох-ох. Дело в том, что эталонным «образцом», образцовым «эталоном» и универсальным «мерилом» для всех, произрастающих под Небесами нестабильных феноменов, является Дао или все то же Одно-единое. Pourquoi? Ceci est elementaire! Одно-единое или абсолютное постоянство Дао-реальности – это изначальная точка отсчета для любых вариаций обусловленного дефинициями иллюзорного дуализма. Ведь прозрачный свет Дао-реальности блестит в глазах домохозяек всеми цветами радуги. Великий Тон неуловим и беззвучен (гл.41), но именно он звенит в их пушистых ушках чарующей симфонией из пяти звуков (гл.12). Великий Квадрат не имеет углов, при этом успешно исполняя роль незыблемого фундамента их сознания, на котором они и выстраивают все свои квазиумофантазии.

Трансформация сознания двуногой зверюшки влечет за собой перемены не только в системе ее жизненных ценностей, но также повадках, ужимках и прыжках. Жаркие объятья с Одно-единым тут же перемещают ее с периферической орбиты хищного эгоизма в божественный центр мироздания со всеми сопутствующими этому грандиозному событию радостными приложениями. В вышеозвученных переводах знак «為вэй», на основании которого происходит резкое становление эго-субъекта добрым пастырем и мерным образцом, выступает в значениях «быть, to be» или «стать, to become», что само по себе похвально и даже пунктуально. Однако при всей любви к молниеносным мистическим преображениям, схимники-огородники не готовы поддержать замещение Дао умудренным китайцем неотчетливой религиозно-кулинарной ориентации, по причине чего и принимают иероглиф «вэй» в значении «действовать как; выступать в качестве» или «to act as». В этом юбилейном случае мудрый субъект, окунувшись в Великое Одно, не становится на смех курам «образцовым мерилом» всего, что под Небесами, а действует так же, как действует Дао в гуще десяти тысяч вещей и событий (Стандартный «為вэй 天тянь 下ся 式ши» – действует как под Небесами образец. Мавантуйский «以и 為вэй 天тянь下ся 牧му» – «считается под Небесами пастухом» или «из-за этого действует как под Небесами пастух»).

Глава 37 без страха и бесполезных упреков декларирует, что в пределах видимой части вселенной «道дао 常чан 無у 為вэй» (Дао всегда «У-вэй»). Мудромудрец, утеряв свое сердце в бессмертном потоке Дао-тождества, тоже всегда «У-вэй» (гл.2,3). Так Лао-цзы в строчках (8) – (13) и раскрывает содержимое этого загадочного образа действий: не видит себя, не меряет на свой аршин остальных членов популяции, не ценит себя как драгоценную яшму (гл.39) и не надувает щеки от осознания собственной монументальности. Небо и Земля живут мимо себя и не озабочены размером своей престижности в глазах любопытствующей публики. Именно поэтому их Совершенство неуязвимо и долговечно (гл.7). Дао-рыцарь, пропитавшись безвкусным вкусом, бесцветным цветом и беззвучным звуком Одно-единого (гл.39), вел себя так же, как Небо и Земля. В полном соответствии их божественному величию.

Если взвизгнуть о «добром пастыре и нежном пастушке», то в главе 10 мы, с Великим Пекинесом, уже обнюхивали такого администратора. Кажется, там ласковый пастух из него был нехорош. Почему? Да время от времени он все равно был вынужден брать в руки или кнут, или пряник с почетной грамотой. По нам, так править королевством, держа в передних лапках Великое Одно, доступно лишь в двух восхитительных случаях. Либо в розовых мечтах, либо в мини-царстве, упомянутом Совершенномудрым в главе 80. Причем, соседние гособразования также должны управляться насквозь просветленными вождями. Иначе жестоковыйные соседи в очередном припадке патриотического шовинизма сожрут под песни о родине всех ваших петушков и мудропушистых собачек, деловито используя вас в качестве бесплатной рабочей силы на ваших же плантациях.

При всем уважении к мавантуйским текстам, доверять им в этой строке мы не осмелимся. Во-первых, при таком прочтении прохристианский «пастырь» повисает в древнекитайской атмосфере без всяких ощутимых причин и последствий. Во-вторых, он мог объявиться в тексте только из-за малодушного желания среднестатистических коз, овец и козлобаранов иметь в своем стаде вожака, за которым можно, ни про что не задумываясь, послушно волочить задние лапы в любом направлении. Поэтому мы здесь и предпочитаем стандартный текст, в котором строка (7) является связующим звеном между предшествующими и следующими за ней размышлениями.

(8) – (11). Как уже было отмечено в главе 7, отсутствие в организме древнекитайца микробов махрового эгоизма благотворно отражалось не только на нем самом, но и на соседствующих с ним членах населения. Причем, если в строках (9), (10) и (11) еще присутствует бытовой оттенок, то декларация строки (8) «不бу 自цзы 見цзянь 故гу 明мин» (Нет; Себя; Видеть; Поэтому; Ясный) – это уже нечто из ряда вон. Невзирая на общеизвестный факт, что китайцы во времена появления «Дао Дэ цзин» еще не догадывались, что такое буддизм, в большинстве переводов этого памятника иероглиф «明мин» смело приравнивается к буддийскому просветлению (гл.10). Мы смиренно почитаем знак «мин» за «Ясность» или «Ясное Видение». Почему? Потому, что Будда Шакьямуни в Ваджраччхедика-сутре именует сансарическое восприятие Реальности через призму иллюзорных скандх (рупа, ведана, санджня, самскара, виджяна) дефектом зрения (а fault of vision).

«Просветление» в традиционном понимании медитативных граждан – это единственно правильная суперпозиция, окантованная со всех сторон густым неведением, мучительно преодолевая которое, они становятся все ближе и ближе к божественному совершенству. Вот что за чудо-субстанция претерпевает столь люминисцентную трансформацию вслед за их победой над собственными грехами и недостатками? Неужто, их двойственное эго-сознание? Ох-ох. Иллюзорное восприятие Реальности ни при какой погоде к самой Реальности пробудиться не в состоянии. Бодхи-праджня вплетена в сознание всякой домохозяйки изначально и на фундаментальном уровне: ее не прибавляется от добротоделания и не становится меньше от пивососущей распущенности (Сутра Помоста, гл.2). Уж ежели пуститься в сухие определения, то Бодхи – это ничем не обусловленное и, соответственно, ничем не искаженное (поэтому и Ясное) Видение недуальной Реальности, преобразующее скучную двуногую зверюшку в нечто вдохновенно особенное. Что до «просветления» (enlightenment), то сей высокодуховный термин являет собой лишь результат неадекватного перевода «Бодхи» с шафранового санкскрита на дождливый английский и далее. Так или вовсе не трогать «Бодхи», или со всех сил расстараться передать глубинную суть этого явления. Пусть это в полной мере и невозможно, но никто не запрещает сделать это максимально хорошо, как Лао-цзы в строке (8) или Великий Пекинес в своем самурайском лозунге: «Лапы прочь от сознания!» Ух-ух!

Неожиданно получается, что «不бу 自цзы 見цзянь 故гу 明мин» (Нет; Себя; Видеть; Поэтому; Ясный) являет собой «краеугольный камень», лежащий в основании любой честной религии. Христианство, если отцедить из него поповские сказки, в сухом остатке из того, что произнес Иисус Христос более-менее самостоятельно, также вытекает из этой скромной общегалактической формулы. Почему? Да, когда видишь самого себя, левая рука обязательно знает, что делает правая. Ну и наоборот.

Строку (9) – «不бу 自цзы 是ши 故гу 彰чжан» (Нет; «цзы ши» – самодовольный, самоуверенный, самонадеянный, всегда во всем правильный; Поэтому; Выставлять напоказ, показывать, manifest, яркий, явный, очевидный) мы переводим как «По себе не судит [других], оттого [всем и] светит».

Признаться, строка не на шутку растревожила соседских кур-сепаратисток суфражистской ориентации. «Ко-ко-ко, что еще за излучение мудроСвета на всех подряд, включая и тех, кто поддерживает петуха Джульбарса в его подрывной деятельности против нашей борьбы за куриное равенство» (Петух Джульбарс – редкий и малоизученный гость на наших грядках. Очевидно, идеи кур-суфражисток ему до электролампочки, что видно по резкому затуханию их кудахтания при его героическом появлении у дырки в заборе). Однако вольный хитрокот Костя и вислоухий кролик Пи-Пу тоже оказались не готовы поддержать тезис о равномерном распространении мудроизлучения на всех китайцев без учета их отношения к сметане и морковкам. Ведь Мудрый не страдает особой любовью к окружающей его публике. Ему, что суфражистки, что феминистки, что баптисты со староверами без всякой китайской разницы. «Соломенные собаки», одним словом (гл.5). «О любимый двуногий, что же имел в виду Великий Лао-цзы в строке под номером (9)?» – воззвали к Неразумному пушистые схимники. «О добрые братья во Дхарме чудесной, ведь предыдущая строка прямо говорит, что, когда не мелькаешь сам у себя перед глазами, тебе светло, тепло и весело. То есть, в этом случае мудроизлучение направлено внутрь счастливого мудросубъекта, отчего он и счастлив. Здесь же поток божественного Света разворачивается наружу, согревая и радуя всех, кто попадается ему на пути. Ну, если ты не самодовольный болван (бу цзы ши) и не лезешь в чужой огород со своим единственно правильным штангенциркулем (гл.38), то все зверюшки приветливо машут тебе своими хвостиками и, вполне вероятно, позволят безболезненно отлизнуть биосметаны из их любимого блюдечка. Например, обожаемый нами даос Лю И-мин из восемнадцатого века, впитавший в свой организм науку о Дао и даосский фольклор на молекулярном уровне: «… If people can use illumination outwardly, be careful about what they say and do, refrain from any inappropriate conduct, not dwell on anything but the Tao … then they can illuminate the outward as do the sun and moon. If people can use illumination inwardly, do away with falsehood and maintain truthfulness … melt away the human mentality and activate the awareness of Tao … then they can illuminate the inward as do the sun and moon. When the inward and the outward are illumined, and all is clear, you are one with the light of sun and moon. When developed to its ultimate state, this is a round luminosity which nothing can deceive, the subtle body of unified spirit, pervading the whole universe. Then you have the same function as the sun and moon» (Liu I-ming, «Awakening to the Tao», translated by Thomas Cleary, Shambala Classics, 2006). Ах-ах! «A round luminosity!» – вот так даос!