Мир для двоих

Эрика только боялась опоздать. Боялась услышать, как ей скажут, что Жан-Поль уже находится на полдороги к своей каторге. Что он сейчас чувствует? Думает ли о ней и гадает, что заставило её отправить ту записку? Догадывается ли о роли, которую она сыграла? Она обязательно поведает ему об этом, когда у них будет свидание. Даже если это разобьёт ему сердце, даже если он станет проклинать её, он должен знать. Не следует ему вступать во взрослую жизнь с верой в обман и ложь. Быть наивным глупцом и жить в счастливом неведении много хуже. Она постарается, чтобы он не повторил её собственную судьбу.

И ей не пришлось потратить особых усилий, не потребовалось длительного срока, хотя действовать она могла только в тайне от Ромеро. Не успела она ещё хорошенько навести справки, как через четвёртое лицо узнала, что один человек готов организовать свидание с тем, кого она ищет, и всё это совершенно безвозмездно, потому как якобы в этом деле у него есть свой интерес. Оставалось только условиться о месте и времени, что и было сделано как можно скорее.

Когда она пришла, этот человек обещался доставить её, куда нужно, и не без тревоги села она в его автомобиль. Женщина ожидала, что он отвезёт её в тюрьму или подобное место, где мог находиться сейчас Жан-Поль, но он остановился у какого-то не слишком благородного на вид заведения на окраине Парижа, и, когда она недоумённо воззрилась на него, пригласил её следовать за ним и ни о чём не тревожиться. У неё промелькнуло, что, быть может, Жан-Полю всё-таки удалось сбежать не без чьей-то помощи, а затем она вошла внутрь. Зал первого этажа был переполнен гамом и хаосом отвратительных на вид личностей, благодаря чему создавалось впечатление настоящего притона, и в тон этому гаму расстроено и хрипло тренькала пианола, но они не стали проходить в зал, а сразу поднялись на второй этаж, к отдельным кабинетам, так что её почти никто и не заметил. У самого дальнего закутка её провожатый велел ей дожидаться здесь, скрылся на несколько секунд внутри, почти сразу вышел, посторонился и закрыл за ней бесшумно дверь, когда она прошла внутрь.

Однако вместо Жан-Поля её поджидал незнакомый Эрике человек, близкий возрастом к Ромеро. Внешний лоск его так и бросался в глаза, но было видно, что недавно он пережил какое-то сильное горе или потрясение, так как не только его виски серебрились, но и лицо выглядело осунувшимся и измождённым, как случается, когда внутренние тревоги не дают покоя. Он вглядывался в неё внимательно, но не произносил ни слова. Красавица поняла, что перед ней тот самый человек, которого её любовник обвинял в налаживании связей с Германией. Этот мужчина внешне казался типичным гасконцем, и она не могла постичь, как мог он отважиться на предательство по отношению к своей стране. Но Эрика тоже молчала, не зная как начать.

– Значит, это ты свела с ума моего бедного мальчика своими женскими чарами, – подытожил он, когда, наконец, нагляделся. У него оказался баритон, как у какого-нибудь оперного певца – тягучий, бархатный, медовый.

Эрика слегка склонила голову, признавая за собой вину.

– По крайней мере, я рад, что Жан-Поль не изменил своему безупречному вкусу. Садись, – бросил он. Здесь не было ни яств, ни напитков. Её ожидали для сугубо делового разговора. Когда Эрика села, её колени задели его ноги. – Рассказывай, почему ты хотела с ним увидеться.

Он выглядел очень серьёзно, словно о её роли ему уже всё давно известно и он лишь ожидает, каким именно способом она начнёт выкручиваться. Но Эрика обстоятельно и просто рассказала о своём участии, о том, что не подозревала о подобном финале, о чувстве вины и всех своих опасениях. Говорить ей было проще, чем если бы рядом сидел Ромеро, потому что этот человек не знал её вовсе, и было легко представлять, что она всего лишь «зачитывает» эту роль. Он будет судить более предвзято, и ей станет легче. Она умолчала о роли Ромеро, не называя его, потому как не желала его выдавать, да и не смогла бы, храня тайну, которую он вытребовал у неё много лет назад.

– Вы должны мне поверить. Я ничего не знала о том, что Жан-Поля ожидает каторга. Мне сказали, что его выпустят на свободу через несколько дней, и у меня не было причин этому не верить. Совершенно случайно я узнала, что это искусная ложь, и всё во мне всколыхнулось. Я собиралась рассказать ему всё в точности, как вам сейчас. Он должен знать. Возможно, он простит меня, – закончила на этом мучимая совестью несчастная красавица.

– И он узнает. Но прощать ему будет тебя не за что. Он от тебя без ума и всю твою вину просто не заметит. У моего мальчика пламенное сердце. Он и раньше влюблялся, и всякий раз это не приносило ему ничего хорошего, одни лишь проблемы, но до такой степени – никогда. Я хотел вызнать у него, кто ты, но он свято хранил тайну. Он и сейчас молчит, и будет молчать до своей могилы (я знаю его упорство!), хотя следствию уже известно о роли женщины в свершившемся убийстве. Они сохранили твою записку как улику.

– Я хоть сейчас готова пойти в жандармерию, если это его спасёт! – с чувством вскричала несчастная.

– Этого не нужно. Да тебе и не позволит твой властелин (здесь он хмыкнул), коли он развязал всю эту грязную игру, – тут мужчина погрузился в какие-то свои мысли, и печаль ещё больше проступила сквозь его хмурые очи.

– Так что с Жан-Полем? – тихо напомнила Эрика. – Я могу увидеться с ним?

Её собеседник покачал головой.

– Это невозможно. Он уже находится в том месте, где всяческие свидания едва ли осуществимы. Ещё пара дней, и я отправлюсь к нему. Тогда я передам ему твои слова, можешь быть уверена.

– Мне жаль, что так вышло, – Эрика прямо посмотрела ему в лицо. – Я бы хотела, что бы всего этого не было. Если я чем-то могу…

– Не стоит. Ты сделала достаточно. Ни Жан-Поль, ни я не держим на тебя зла. Хотя поначалу я мечтал расправиться с тобой и порадовался, когда ты сама далась мне в руки, теперь я вижу, что ты хорошая девочка и такая же жертва, как мой бедный мальчик. Вы два невинных агнца в стае волков. Это я был неосторожен, раз позволил своему врагу прознать о моих слабостях.

– Всё-таки я могла бы попытаться что-нибудь сделать для его освобождения, – продолжала настаивать Эрика.

– На это никогда не пойдут. Знаешь, что мне сказали о моём мальчике? Я ведь пошёл на все их условия, выполнил всё, что они от меня хотели, когда понял, что моей власти не хватит для его спасения. Но мне сказали, что его заточение будет длительным залогом того, что я не нарушу своих обещаний и не вернусь к прежней деятельности. Они намереваются всю жизнь держать меня на коротком поводке. Но я помогу Жан-Полю сбежать, можешь так и передать, потом отыщу местечко, где он сможет укрыться, а затем…, – его голос звучал всё более угрожающе, но завершил он с деланным спокойствием. – Затем месть моя будет страшна.

И мужчина снова впал в задумчивость. По тому, как решительно он закусывал нижнюю губу, легко было понять, что в голове у него уже созрел план, и он только сдерживает себя, чтобы не начать действовать прежде времени. Эрика видела перед собой волевого и крепкого духом человека и верила, что у него всё получится совершить и он ни перед чем не остановится. И ей вдруг сделалось страшно за Ромеро. За то будущее, которое может его ожидать, если он его не предвидит.

Она узнала, что хотела, и несколько успокоилась, а этот человек, казалось, совершенно перестал обращать на неё внимание. Женщина решила, что пора уходить. У неё тоже начала созревать в голове кое-какая мысль, и она хотела всё скрупулёзно взвесить за и против. Но когда она начала подниматься с места, мужчина удержал её за руку и принудил сесть обратно. На миг их взгляды скрестились, и Эрика прочитала в его душе, что порой он может быть очень страшен. Если Ромеро почти всегда казался хладнокровным, то этот лидер преступного мира не привык сдерживать своих страстей.

– Я пока что не давал разрешения уйти, – звучащая в нём поначалу властность сменилась более умеренным тоном. – У меня есть ещё один вопрос, правдивый ответ на который я бы хотел от тебя услышать.

Внешне Эрика выразила полную готовность к содействию, но внутренне вся собралась, ожидая чего угодно. Так учил её Ромеро. Ныне в подобные моменты всё, чему научили её уроки юности, проявлялось в ней инстинктивно.

– Мне важно знать, любишь ли ты моего мальчика? Он на всё готов ради тебя, но что бы сделала ты, только честно, если бы он вот прямо сейчас явился перед тобой. Могла бы ты стать вполне его женщиной и остаться с ним?

Красавица расслабилась. Он желал только знать.

– Между нами велика разница в возрасте. Я не говорила ему, что старше.

– Сколько тебе?

На миг Эрика заколебалась. Она на дух не переносила подобных вопросов и игнорировала их от кого бы то ни было, отшучивалась, если позволяли обстоятельства, а мужчин, их задающих, незамедлительно причисляла к грубиянам. Но на этот раз был совершенно особый случай, и ей пришлось сказать, хотя в интонации доля неприятности осталась.

Но этот мужчина ничем не выказал своего удивления, не стал шутить по поводу того, как хорошо она сохранилась, или притворяться, что не верит ей, возражая, что она специально прибавляет себе годы; не стал делать он и комплиментов по поводу её моложавости. Только глаз его блеснул, и он настойчиво напомнил:

– Так что же?

– Поначалу я только выполняла то, что от меня требовалось. Жан-Поль мне симпатичен, я уважаю его чувства ко мне, но…. Сама я предпочитаю тех, кто старше меня, – в каждом её слове была одна только голая правда.

– Я доволен тем, что ты мне сказала. Это выйдет хорошо для вас обоих.

– Но разобьёт Жан-Полю сердце…

– Ничего. Мой мальчик крепок как орех что внутри, что снаружи. Было бы много хуже, если бы и ты души в нём не чаяла. Тогда бы ты привязала его к себе куда крепче.

Эрика кивнула.

– Теперь можешь идти. Я тебя больше не задерживаю.

Эрика встала, опять задев его коленями. И снова этот человек не отрывал от неё своего взгляда, словно хотел сказать ей что-то ещё. И верно. Не успела дойти она до дверей, как он бросил ей вслед:

– Ты кончай эти дела с ним. Такая женщина как ты может найти себе лучшее применение, нежели находиться в услужении и выполнять всю грязную работу по чужой указке.

Красавица внутренне сжалась от этих слов. Она и сама прекрасно понимала всё, что он ей озвучил. Воссоединение с Ромеро оказалось не таким радужным, каким воспринималось поначалу. Но она постаралась, чтобы её голос звучал как можно более нейтрально:

– А что если никакие другие варианты для меня невозможны? – и с этими словами покинула помещение.

Когда она спустилась со второго этажа, у подножия лестницы стоял тот самый человек, который привёз её сюда. Он одарил её ухмылкой и взбежал по ступеням, а Эрика вышла на улицу, и вслед ей неслись выкрики подпитых мужчин из заведения и всё то же хриплое кашлянье пианолы. Она пошла, не разбирая дороги. Все её мысли устремились к тому, что ещё какой-то этап жизненного пути остался позади. Она только начала размышлять над той самой зародившейся идеей, когда услышала позади автомобильный клаксон.

Её нагнала машина всё с тем же водителем, и он крикнул ей, что подвезёт. Женщина сперва отказалась, хотя не знала местности, но он настоял, сказав, следуя за ней по дороге, что эта округа небезопасна для неё и что его хозяин в категорическом тоне велел доставить её, куда нужно. Только тогда она согласилась и была рада тому, что этот человек сам по себе неразговорчив. Она попросила остановиться у вокзала. Там нельзя было проследить её путь, и Ромеро не смог бы вызнать, куда она ездила, где и с кем была.

Когда он появился вечером, то выглядел на редкость довольным собой. Ученица исподволь поинтересовалась у своего наставника, радуется ли он так благоприятному исходу какого-нибудь дела, и он отозвался, что она угадала. Теперь у него якобы всё выходит на редкость удачно. Он был предельно нежен с ней в этот вечер и даже предложил куда-нибудь пойти, но она отказалась, сославшись на головную боль и рано уйдя к себе. Ей больше было невыносимо находиться с этим человеком с прежним к нему отношением. В каждом его жесте или слове виделось ей его двуличие. Он вдруг стал так неприятен ей, что ей приходилось принуждать себя выглядеть «буднично» рядом с ним, чтобы он ничего не заподозрил, а у Ромеро было богатое чутьё на такого рода вещи.

У него и мысли не должно промелькнуть, что это его последний вечер.

Эрика едва ли спала в эту ночь. Она всё вспоминала свои прежние обиды. То именно, как он бывало вёл себя с ней. Его личность как бы создавала двоякое впечатление. Он мог быть и нежным любовником, и галантным кавалером, и мудрым и терпеливым наставником, а в другое время мог быть тираном, человеком, чьим желаниям должны все покоряться. Он мог быть безупречным государственным мужем, а мог быть коварным и хитрым интриганом, губителем чужих жизней. Вот он любил её, наставляя во всех тонкостях искусной игры, а затем вдруг начинал нещадно использовать, даже не раскрывая полностью своих планов. Мог неожиданно удовлетворить любой её каприз, а на следующий день уже нисколько не учитывал её интересы и пожелания, полностью игнорируя насущные нужды.

Она не могла взять в толк, как это вдруг человек, которого, как ей казалось, она хорошо знала, вдруг поступил так подло и по отношению к ней, и по отношению к другому. За Ромеро водилась привычка порой угрожать кому-то, но он никогда не брал заложников на столь длительный срок, а с невиновными, втянутыми в его дела в случаях крайней необходимости, когда ничего другого не остаётся, обходился, как должно благородному человеку. А Жан-Поль, безусловно, невинная жертва в противостоянии двух влиятельных лиц. И патрон запросто солгал ей, зная, что она воспротивилась бы его решению по данному вопросу. Чувство справедливости взывало к ней по большей части. Не одно только то, что она привязалась к этому молодому человеку, как полагал Ромеро, хотя не должна была. Конечно, у неё с Жан-Полем не могло быть никакого будущего.

Некоторые моменты причиняли ей столько боли… Несчастная женщина припоминала и все прошлые обиды, сумма которых и заставила её в итоге покинуть дом своего дальнего родственника и зажить самостоятельно. Но на этот раз она поступит по-иному. Тот, кто причинил много зла не только ей, но и другим, будет осуждён и приговорён ей самой. Ох, не зря он обучил её столь многому! Она примет на себя роль судьи и палача, и всем только станет легче, когда этот отвратительный человек покинет мир.

Доведённая до отчаяния красавица знала, что сегодня он будет спать в комнате, смежной с его кабинетом. У неё тоже имелась небольшая спаленка, соединённая с будуаром. Это были помещения для личных нужд каждого, куда другому без разрешения был вход запрещён. Так повелось меж ними с того самого дня, когда Ромеро привёл её в свой дом. Она была в его личных покоях всего только дважды. Первый, когда ей понадобилось сообщить ему срочную информацию, и она осмелилась нарушить его право на уединение. Второй был шесть лет назад. В его отсутствие она рыскала среди его документов и бумаг, но едва ли что-то нашла, так как в этом плане он всегда был слишком осторожен и не оставлял о своей деятельности следов, почти во всех случаях полагаясь на свою феноменальную память.

Она направилась в его покои, чуть небо тронуло розовое зарево, собираясь заколоть своего любовника стилетом, тем самым, что подарил он ей в первые дни знакомства и позднее научил владеть в совершенстве. Она прекрасно знала, как нанести единственный верный удар. Он сам тренировал её в этих вопросах до степени закрепления навыка до автоматизма. Ей ещё никогда не приходилось никого убивать, хотя однажды ей было поручено передать пакет с ядом. Умер ли тогда кто-нибудь или это было нужно для других целей, Эрика не знала. Зато сейчас она пришла ради смертельного исхода.

Она прокралась к его изголовью, ничем не нарушив тишины ни в кабинете, ни здесь. Патрон любил спать, не создавая абсолютного мрака в комнате, и по своему обыкновению одеялом он укрывал себя только до половины груди, а вот ворот пижамы застёгивал на все пуговицы, даже во сне не позволяя никакой расхлябанности во внешнем облике. Она хорошо знала за ним эти обе его привычки.

И теперь Эрика стояла с занесённой рукой, готовая нанести роковой удар. Она перечисляла про себя всё то отрицательное, чем владел этот человек, присутствующий на фамильном древе её рода в качестве дальней ветви; она принуждала себя заново припоминать те картины из своего прошлого, которые были мучительны и невыносимы, и которым виной был он. Но она не могла заставить себя действовать дальше. В сумеречном освещении он казался ей таким, каким она знавала его в лучшие времена. Она была не в силах покончить с ним, потому что продолжала любить, хотя прекрасно понимала, сколь не достоин он её любви. За каждой плохой картиной открывалась перед её глазами хорошая, те мгновения, когда она была счастлива. Разве знала она в чём-нибудь нужду? Разве не могла озвучить любую свою мысль, к которой он бы с пониманием не отнёсся? Разве не он дарил ей те моменты, когда она чувствовала себя абсолютно счастливой, и ни один другой мужчина не сравнялся с ним в этом? Ромеро мог всё, если ей что-то было нужно. А какое прекрасное образование он ей дал. Если бы не его появление, явившееся для неё в полном смысле спасением, она бы продолжала прозябать в среде своей невежественной семейки, её природные таланты заглохли бы, и вообще не известно, как бы кончила она свою жизнь. Разве так уж противно ей лицо этого мужчины? И опустится ли она сама до того же уровня, уподобившись ему?

– Что же ты медлишь, сокровище? Собралась убить, так не тяни. Или ты забыла мои уроки?

Его слова вывели её из задумчивости. Каким-то едва ли не сверхъестественным образом он смог почувствовать её присутствие и теперь воззрился на неё обоими глазами. Его насмешливый тон задел её за живое, и вновь вся ненависть всколыхнулась в ней, и она подумала, какой же он гад.

– Ты самый отвратительный из всех людей, какие только могут быть! – её слова скорее походили на шипение, и вместе с ними она поднесла остриё стилета к его пульсирующей шейной артерии, которая разносила по этому сильному телу жизнь. – Я ненавижу тебя!

– Ненавидишь после вчерашнего свидания? – губы его изогнулись в издёвке.

Не стоило удивляться, что он следил за ней всё это время. Видимо что-то заподозрил, когда она озаботилась участью Жан-Поля, и с того момента начал приглядывать за ней, словно она принадлежала к той когорте людей, против которых он вёл свою упорную деятельность.

– Собака!!! – вырвалось у неё. – Я ненавижу тебя за всё!

– Ненавижу за всё, что он для меня ни сделал! – с какой-то тоской отозвался он, передразнивая женский голос. – Ну так убей меня, Эрика. Подарок от ненавистного меня на что-нибудь да сгодится на этот раз.

Бывшая воспитанница стояла недвижимо и неотрывно глядела в его глаза.

– Я сказал, убей меня, Эрика! – с жёсткостью и расстановкой проговорил он и в момент схватил её за руку, принуждая к более сильному надавливанию на стилет.

Женщине показалось, что клинок мягко вошёл в плоть, хотя он только до крови расцарапал кожу, но и этого было довольно, чтобы она вскрикнула и выпустила его, однако любовник продолжал удерживать её за руку, заставляя пригибаться всё ниже и ниже к нему.

– Думаешь, я сам себе не противен? Думаешь, мне порой не приходят мысли о смерти?

Ей удалось, наконец, вырваться от него. И не пытаясь удержать рыдания от испуга, женщина спешно покинула комнату, добежала до своих покоев и в них заперлась. Она не могла унять плач, всё представляла себе его мёртвое тело. То, как сделала бы это сама. Или случайно заколола бы его, понукаемая его рукой и волей. Она не желала его смерти. И то, что только что он показал себя очень жёстким и всесильным, тоже подбавило тревоги её натянутым до предела нервам. Что бы ни происходило, она продолжала любить его. И как же она перепугалась за него! Не сделал бы он чего-нибудь с собой, но пойти и посмотреть сейчас она не в состоянии. Эрика всё никак не могла оправиться от потрясения, и то, что Ромеро не приходил и не звал её, только усугубляло её беспокойство. Обычно во время её прежних припадков, которые порой случались в юные годы, он всегда приходил, чтобы утешить, первым. Но на этот раз выходило так, будто бы он полностью игнорировал её. Забыл эту сцену. Не воспринимал всерьёз.

Эрика всё-таки как-то умудрилась привести себя в порядок, но вышла из комнаты, когда утро давным-давно вступило в свои права. Ей пришлось идти искать его, но Ромеро в доме не оказалось, а её стилет аккуратно лежал на бюро в его кабинете. Она забрала его сразу. С этим человеком невозможно жить, но и не думать о нём невозможно. Бегство – единственный выход, но ей требуется ещё немного времени.

Ромеро вернулся только на следующий день, и страдалица в тревоге первым делом бросила взгляд на его шею. Тугой воротничок скрывал отметину, которую он прикрыл от посторонних взоров. Патрон вёл себя с ней как обычно, словно её попытки убийства не было вовсе. Он ничем не показывал, что как-то переменился к ней, не выдавал своих чувств и мыслей. Эрика собиралась поначалу попросить прощения, но слова не шли, да и вообще были бы не к месту, потому что они оба избрали политику замалчивания прошлого.

Казалось, между ними вновь воцарились мир и прежние отношения, но Эрика только искала повода и подходящего случая. Она собиралась причинить ему по возможности как можно больше боли перед тем, как вновь исчезнуть из его жизни. И уж на этот раз она постарается, чтобы он не смог отыскать её след. Она возьмёт кое-какие ценности и все деньги. Не так, как в прошлый раз, когда так по-детски считала, что ей ничего не нужно от этого человека. Кое-что она заработала по праву. За все эти мучения ей положено вознаграждение, тем более что ей необходимы средства на то, чтобы покинуть страну. Пока что она будет вести себя как прежняя Эрика, ведь он так хорошо научил её притворству и игре чувств и эмоций. В скором времени он снова поручит ей какое-нибудь дело, но на этот раз всё будет исполнено в точности до наоборот. Она покажет, какова сила её мести. И пока он будет разгребать и устранять последствия совершённой ею ошибки, она сумеет благополучно скрыться. И ей будет отрадно думать, что этими своими поступками она «растопчет» его по полной программе. Он называет её своим «сердцем». Что ж, предательство от этого «сердца» окажется получить больнее всего. Подобным ударом она надеялась сразить его наповал. Он сделал из неё «убийственное орудие», но теперь настало время этому орудию выйти из-под контроля.