Матушка Друд заковыляла обратно в хижину.
– Такие дела, – проговорил Друд. – Дрова достаются нелегко, но я худо-бедно справляюсь. А лес тут хороший, сплошь дубы да клены, и все сухие, хоть бери да сразу в огонь. Да, сушняка навалом. Порой, правда, останавливаются на ночевку путники, но что они там сожгут – всего ничего, так что это ерунда. А на холме, чуток подальше, валяется гикори. Древесина, скажу я тебе, первый сорт. Такая нечасто попадается. Жаль, идти далеко…
– Сегодня я занят, – сказал Джиб, – но завтра и послезавтра я могу вам помочь.
– Не стоит, Джиб. Сам справлюсь.
– Зачем надрываться? И потом, гикори мне тоже не помешает.
– Ладно, уговорил. Спасибо тебе большущее.
– Не за что.
– Я и себе плеснула, – заявила матушка Друд, вернувшись с тремя кружками эля. – Все-таки гостей мы принимаем редко. С вашего разрешения, я присяду.
– Джиб поможет мне завтра, – сказал Друд. – Мы с ним пойдем за гикори.
– Хорошее дерево, – одобрила матушка Друд.
– Мне должны сделать новый топор, – сказал Джиб. – Старый совсем никуда не годится. Его мне еще отец подарил.
– Твои, я слышала, живут у Лощины Енота, – проговорила матушка Друд.
– Да, они там уже давно, – кивнул Джиб. – Неплохое местечко: деревья, рыбалка, без счета ондатр, заводь, в которой растет дикий рис. Я думаю, переселяться им не захочется.
– А топор тебе делают гномы? – спросил Друд.
– Они самые. Долго возятся. Я говорил с ними еще прошлым летом.
– Умельцы они на диво, – заметил Друд рассудительно. – А металл у них просто загляденье. И то сказать, жила-то вон какая богатая. Торговцы покупают у них все без разбора. Знаешь, про гномов каких только слухов не ходит, в чем только их не обвиняют, но с нашими гномами нам повезло. Не представляю, как бы мы обходились без них. Сколько раз они нас выручали.
– Чего ж соседям не ужиться, – обронила матушка Друд, – коль они не держат зла друг на друга.
– Гномы не наши родичи, матушка, – напомнил ей Друд.
– Ну и что? – сказала она. – Они живые существа и не так уж сильно отличаются от нас. Во всяком случае, гораздо меньше, чем мы – от людей. Конечно, не то что Народ Холмов, но все же…
– Главное то, – заявил Друд, – что мы все как-то уживаемся друг с другом. Взять хотя бы нас с людьми. Они вдвое выше нас, у них гладкая кожа, а у нас мех, они умеют писать, а мы нет. Они покупают вещи за деньги, а мы обмениваем одно на другое. У людей много такого, чего нет у нас, но мы не завидуем им, а они не презирают нас. В общем, пока мы уживаемся, все в порядке.
– Мне пора, – сказал Джиб, допивая эль. – До гномов дорога длинная, а мне надо навестить отшельника.
– Я слыхал, ему приходится тяжко, – проговорил Друд. – Стареет, ничего не поделаешь. Сдается мне, он почти такой же старый, как холмы.
– Ты заглянешь к отшельнику? – переспросила матушка Друд.
– А то ты не слышала, – буркнул Друд.
– Подожди минутку. Я хочу кое-что ему передать. Пошлю ему дикого меда. Мне подарил его Народ Холмов.
– Он обрадуется, – сказал Джиб.
Матушка Друд исчезла в хижине.
– Я вот все думаю, – произнес Друд, – чем он живет? Сидит себе на холме над своей пещерой, никуда не ходит, ничего не делает.
– Его навещают, – отозвался Джиб. – Он раздает лекарства – от живота, от горла, от зубов. Но некоторые идут к нему не за лекарствами, а чтобы поговорить.
– Да, пожалуй, гостей у него хватает.
Матушка Друд возвратилась со свертком и вручила его Джибу.
– Ждем тебя к ужину, – сказала она. – Не беда, если припозднишься, чем-нибудь я тебя все равно накормлю.
– Спасибо, матушка Друд, – поблагодарил Джиб.
Он оттолкнулся от плота и направил лодку по протоке. Из камышей стаями вспархивали дрозды; они кружили у него над головой, неумолчно переругиваясь между собой.
От кромки воды берег круто уходил вверх. На краю болота росли огромные деревья, простиравшие ветви над трясиной. Один дуб-великан стоял так близко к воде, что его корни, с которых со временем смыло всю землю, торчали из земли словно растопыренные пальцы. Джиб привязал лодку к одному из корней, перекидал на сушу узелки и топор и выбрался сам. Закинув узелки за спину и подобрав топор, он двинулся по еле заметной тропинке, которая уходила в лощину между двумя холмами. Вскоре тропинка сделалась более утоптанной: здесь ходили торговцы, которые направлялись к пещерам гномов.
Над болотом по-прежнему носились с криками дрозды, но чем глубже Джиб забирался в лес, тем тише становилось вокруг. Шелестела на ветру листва, да слышался порой глухой стук – то ударялся о землю упавший желудь. Раньше поутру на ветвях цокали белки, но сейчас они приумолкли и лишь сновали по стволам едва различимыми тенями, добывая себе пищу.
Подъем был достаточно крутым. Джиб остановился, чтобы перевести дух, и привалился к замшелому валуну. Лес ему не нравился. Он покинул болото несколько минут назад, но уже начал по нему скучать. Лес был мрачным и таинственным, в нем легко заплутаться, тогда как на болоте всегда можно определить, где ты находишься. Нет, лес ему был не по душе.
Глава 5
– Так ты пришел за топором? – спросил гном Плакси.
– Если он готов.
– Разумеется, готов, – буркнул Плакси. – Мы доделали его еще вчера. Однако сядь посиди. Сюда не так-то легко забраться, даже тому, кто молод.
Ниже зева пещеры на склоне холма громоздилась куча земли и шлака. Она наполовину погребла под собой глубокий овраг. Вдоль нее бежала укатанная дорожка, что обрывалась у рудникового отвала. Куча была настолько древней, что сквозь нее проросли и достигли весьма приличной высоты деревья; некоторые из них нависали над оврагом под самыми невообразимыми углами. В глубине пещеры, которая достигала сердца холма, метались блики пламени. Оттуда доносился грохот кузнечных молотов.
Плакси провел Джиба в боковое ответвление пещеры, уходившей к руднику.
– Здесь, – сказал он, – мы сможем спокойно поговорить, и шум не будет нам помехой. К тому же мы избежим опасности угодить под колеса какой-нибудь тачки.
– Копченая рыба, – проговорил Джиб, кладя один из своих узелков на тянувшуюся вдоль стены пещеры полку, – и кое-что еще. А другой для отшельника.
– Я не видел его много лет, – сказал Плакси. – Вот, возьми стул. Я недавно обил его новой овечьей шкурой. Очень удобно.
Джиб сел на указанное место, а гном устроился напротив.
– Вообще-то, – признался Плакси, – я был у отшельника всего только раз, заглянул, так сказать, на огонек. Принес ему пару серебряных подсвечников и больше не ходил. Мне показалось, что я смутил его. Во всяком случае, ему было не по себе. Он, конечно, промолчал…
– Он добрый человек, – заметил Джиб.
– Мне не стоило этого делать. Понимаешь, прожив столько лет в краю людей, вдосталь наобщавшись с ними, начинаешь забывать о разнице между собой и человеком. Но для отшельника, да и для многих его сородичей я – осколок иного мира, к которому они не принадлежат и к которому в большинстве своем относятся с неприязнью и даже злобой. Я полагаю, не без основания. Целые эпохи люди и существа из моего мира жестоко воевали друг с другом, не ведая жалости и, сдается мне, частенько забывая о чести. Вот потому-то отшельник, который, как ты говоришь, добрейший из людей, и не знал, как ему себя со мной держать. Разумеется, он понимал, что я – существо безобидное и ничем не угрожаю ни ему самому, ни его сородичам, и все же беспокоился. Будь я, скажем, бесом или каким-нибудь демоном, он бы сразу сообразил, что делать. Святая вода, молитвы и все такое прочее. Но я же не бес, хотя и состою, с его точки зрения, в родстве с дьяволом. Словом, все эти годы я жалел, что навестил его.