Дневники матери

Этот адский путь до дому был первым шагом на пути, который занял всю оставшуюся жизнь, на пути смирения с невозможным.

Когда я приехала домой, мой страх достиг еще более высокого уровня. Том рассказал мне то, что выяснил из обрывочных сведений: в школе стрельба, Дилана и Эрика все еще не нашли. Что бы ни случилось, это было серьезно. Том позвонил нашему старшему сыну Байрону, который сказал, что уйдет с работы и немедленно приедет к нам.

Мы с Томом метались по дому, как свихнувшиеся заводные игрушки. В крови бурлил адреналин, мы не могли остановиться или закончить какое-то дело. Наши перепуганные питомцы с расширенными от страха глазами попрятались по углам.

У Тома единственной мыслью был отсутствующий плащ, но меня сбивали с толку слова Ната о том, что Дилана не было на боулинге. Этим утром сын ушел из дома с большим запасом времени, чтобы успеть на игру, он попрощался, когда уходил. Думая об этом, я ловила себя на том, что меня пугает мысль о том, что это прощание было необычным.

Тем утром, двадцатого апреля, мой будильник прозвенел, когда еще не рассвело. Одевшись на работу, я посмотрела на часы. Зная, как Дилан ненавидит вставать по утрам, мы с Томом уговаривали его отказаться от тренировок по боулингу в 6.15 утра. Но Дилан настоял на своем. Он говорил, что это будет весело: он обожает боулинг, и некоторые из его друзей посещают эти тренировки. За время последнего семестра он проделал большую работу, заставляя себя выходить на дорожку вовремя – не идеально, но близко к этому. Тем не менее, мне нужно было приглядывать за временем. Не важно, насколько добросовестно Дилан заводил свой будильник, в те дни, когда был боулинг, мне нужно было позвать его с нижней площадки лестницы, чтобы поднять с постели.

Но утром двадцатого апреля я еще одевалась, когда услышала тяжелые шаги Дилана по лестнице и мимо закрытой двери нашей спальни на первом этаже. Меня удивило, что он встал и оделся так рано без напоминания. Дилан двигался быстро и, казалось, торопился уйти, хотя у него было достаточно времени, чтобы поспать еще немного.

Мы всегда согласовывали наши планы на день, поэтому я открыла дверь спальни и выглянула из нее.

– Дил? – окликнула я.

В доме было слишком темно, чтобы что-нибудь увидеть, но я услышала, как открылась передняя дверь. Из темноты я услышала, как мой сын крикнул: «Пока!», и его голос был резким и решительным. Он ушел до того, как я успела включить свет в прихожей.

Выбитая из колеи таким нарушением распорядка, я вернулась в спальню и разбудила Тома. В голосе Дилана, в его единственном слове была нота, которой я никогда раньше не слышала – насмешка, почти такая, как будто его застали в разгар драки с кем-то.

На той неделе это был не первый признак, показывающий, что Дилан нервничает по какому-то поводу. Два дня назад, в воскресенье, Том спросил меня:

– Ты заметила, какой у Дилана голос в последнее время? Он говорит более сдавленно и тонко, чем обычно, – Том прочертил в воздухе линии большим и средним пальцем руки. – Его голос повышается вот так, когда он напрягается. Я думаю, что его может что-то беспокоить.

По поводу мальчиков интуиция Тома всегда срабатывала великолепно, и мы договорились сесть и поговорить с сыном, чтобы узнать, что у него на уме. Конечно, было вполне логично, что Дилан чувствует некоторую озабоченность, заканчивая выпускной класс. Три недели назад мы ездили в наиболее предпочтительный для него колледж – университет штата Аризона. Хотя Дилан был очень независимым, отъезд из своего штата потребовал бы значительной адаптации для мальчика, который никогда не жил вне своего дома.

Но я была в замешательстве от резкого тона, который услышала в голосе Дилана, когда он попрощался, и меня тревожило, что он не задержался, чтобы рассказать о своих планах на день. У нас так и не получилось сесть и поговорить с сыном, так как Дилан почти весь уикэнд провел с разными друзьями.

– Думаю, в воскресенье ты был прав, – сказала я сонному мужу. – Что-то беспокоит Дилана.

– Я поговорю с ним, как только он вернется домой, – заверил меня Том из постели.

Так как Том работал дома, они с Диланом обычно смотрели спортивные новости и перекусывали вместе, когда сын приходил из школы. Я расслабилась и продолжала, как обычно, собираться на работу, чувствуя облегчение от того, что к тому времени, когда я вернусь домой, Том будет знать, беспокоит ли что-нибудь Дилана.

После звонка Ната, стоя посреди нашей кухни и пытаясь сложить фрагменты информации, которая у нас была, в одно целое, я холодела, вспоминая ужасную, тяжелую решительность в голосе Дилана, когда он попрощался утром. Пугал меня и тот факт, что он ушел рано, но не пришел на тренировку. Я решила, что он с кем-то встречался утром, чтобы выпить кофе и, может быть, поговорить о том, что его беспокоит. Но если он не пришел на боулинг, то где вообще мог находиться?

Но окончательно почва ушла у меня из-под ног, когда раздался телефонный звонок, и Том бросился через всю кухню, чтобы ответить на него. Это звонил адвокат. До этого момента среди моих страхов самым главным было то, что Дилан в опасности, то есть, он мог пострадать физически или сделать какую-нибудь глупость, что-то, из-за чего попадет в беду. Теперь я поняла, что среди страхов Тома было нечто, из-за чего Дилану мог понадобиться адвокат.

В прошлом году Дилан уже попал в беду вместе с Эриком. Этот эпизод стал для нас самым сильным ударом в жизни: наш обладающий хорошими манерами, организованный ребенок, из-за которого мы никогда не беспокоились, вломился в припаркованный фургон и украл какое-то электронное оборудование. В результате Дилан получил условный срок. Сын прошел программу реабилитации, что позволило ему избежать уголовных обвинений. На самом деле он закончил курс раньше срока – необычный случай, как нам сказали, – и получив горячие похвалы от куратора.

Все вокруг убеждали нас не придавать этому инциденту большого значения: Дилан был хорошим мальчиком, но известно, что в подростковом возрасте даже самые лучшие мальчики совершают очень глупые ошибки. Но также нас предупредили, что даже малейший неправильный шаг, даже крем для бритья, размазанный на перилах лестницы, приведет к обвинению в тяжком преступлении и тюремному сроку. И поэтому при первых признаках того, что Дилан может оказаться в беде, Том связался с имеющим хорошие рекомендации адвокатом. В то время как часть меня не могла поверить: Том действительно представляет себе, что Дилан может быть вовлечен в то, что происходило в школе, другая часть была ему благодарна. Несмотря на свое волнение, Том был достаточно предусмотрителен, чтобы принимать меры заранее.

Я еще была далека от мыслей о том, что люди в самом деле могут пострадать или что они могут пострадать от руки моего сына. Я просто волновалась, что Дилан ради какой-то глупой шутки может поставить под удар свое будущее, беспечно наплевав на второй шанс, который получил, успешно пройдя программу реабилитации.

Звонок адвоката, конечно, принес куда более плохие новости. Гари Лозов, которого нанял Том, дозвонился до конторы шерифа. Он перезвонил, чтобы сообщить, что немыслимое подтвердилось. Хотя репортеры выдавали противоречивую информацию, не было никаких сомнений, что в школе Колумбайн Хай происходило что-то ужасное, связанное с вооруженными людьми. В офисе окружного прокурора подтвердили, что они подозревают, что Дилан был одним из этих людей. Полиция была уже на пути к нашему дому.

Когда Том повесил трубку телефона, мы уставились друг на друга, в наших глазах застыли ужас и неверие. То, что я услышала, не могло быть правдой. Тем не менее, оно ею являлось. И при этом так не могло быть. Даже самые кошмарные сценарии, которые прокручивались у меня в голове на пути домой, бледнели по сравнению с этой реальностью. Я боялась, что Дилан в опасности или сделал какую-нибудь детскую глупость, из-за которой мог попасть в беду, а теперь оказалось, что люди пострадали из-за того, что он делал. Это было реальностью, это происходило. Но я все еще не могла заставить мой мозг принять то, что услышала.

Потом Том сказал мне, что собирается попытаться проникнуть в школу.

– Нет! – завопила я. – Ты сошел с ума! Ты можешь погибнуть!

Он пристально посмотрел на меня и сказал:

– И что?

Вся шумная неразбериха вокруг нас вдруг резко остановилась, когда мы посмотрели друг на друга. Через секунду я прикусила язык и отошла в сторону. Том был прав. Даже если он умрет, по крайней мере, мы будем знать, что он сделал все, что мог, чтобы остановить то, что там происходило.

Вскоре после часа дня я позвонила сестре, мои пальцы дрожали, когда я набирала номер. Мои родители умерли, но моя старшая сестра и младший брат жили неподалеку друг от друга в соседнем штате. Всю жизнь сестра была человеком, к которому я обращалась и когда все было хорошо, и когда все шло не так. Она всегда обо мне заботилась.

В тот миг, когда я услышала ее голос, то спокойствие, которое я каким-то образом сохраняла, исчезло, и я расплакалась.

– Что-то ужасное происходит в школе. Я не знаю, то ли Дилан стреляет в людей, то ли сам пострадал. Они сказали, что он в этом замешан.

Диана ничего не могла сказать, чтобы успокоить мои слезы, но она пообещала позвонить брату и остальным родным.

– Мы все здесь за тебя, – с напором сказала она, когда мы клали трубки, чтобы наш домашний телефон не был занят. Я и не предполагала, как она мне будет нужна в следующие несколько лет.

К тому времени, как приехал наш старший сын Байрон, мои лихорадочные попытки что-то – что угодно – сделать прекратились, и я сидела за кухонной стойкой, рыдая в посудное полотенце. Как только Байрон обнял меня, последние капли сил покинули меня и я обмякла на стуле, так что он больше поддерживал меня, чем обнимал.

– Как он мог это сделать? Как он мог это сделать? – все спрашивала я.

Я и не предполагала, что скрывается за «этим». Байрон качал головой в немом неверии, все еще обвивая меня руками. Сказать было нечего. Часть меня думала: «Я его мать. Я должна собраться, быть образцом, быть сильной для Байрона». Но было невозможно сделать что-либо еще, кроме как бессильно всхлипывать, тряпичной куклой обмякнув в руках сына.

Начали приезжать полицейские, и они выпроводили нас из дома – ждать на подъездной аллее. Это был прекрасный день, солнечный и теплый, из тех дней, которые заставляют тебя чувствовать, что весна наконец пришла, чтобы остаться здесь. При других обстоятельствах я бы порадовалась, что мы пережили еще одну длинную зиму в Колорадо. Вместо этого красота природы ощущалась как пощечина.

– Что они там ищут? Чего они хотят? – все повторяла я. – Можем мы помочь?

Наконец, офицер сказал нам, что они обыскивают дом и квартиру нашего арендатора в поисках взрывчатки.

Мы в первый раз услышали о взрывчатке. Больше ничего мы узнать не смогли. Нам не разрешили войти в дом без сопровождения полиции. Тому не позволили пойти ни в школу, ни куда-либо еще. Позже мы узнали, что в школу никого не пускали. Службы оперативного реагирования вошли в здание только после того, как Эрик и Дилан были мертвы и лежали в окружении тел своих жертв.

Пока мы стояли в ожидании на солнечной подъездной аллее, я заметила, что несколько офицеров одеты в униформу SWAT[6 - Англ. special weapons and tactics (специальное оружие и тактика) – подразделения в американских правоохранительных органах, которые используют легкое вооружение армейского типа и специальные тактики в операциях с высоким риском, в которых требуются способности и навыки, выходящие за рамки возможностей обычных полицейских. – Прим. пер.] и то, что оказалось пуленепробиваемыми жилетами. Их вид скорее озадачивал, чем тревожил. Почему они здесь, в нашем доме, а не в школе? Они, пригибаясь, вошли в дом через переднюю дверь, с оружием наизготовку в вытянутых руках, как это обычно показывают в фильмах. Они думали, что мы укрываем Дилана? Или что Том или я могут представлять для них какую-то опасность?

Это было совершенно невероятно, и я очень четко подумала: «Мы последние люди на Земле, которых кто-нибудь ожидал увидеть в такой ситуации».

Мы провели несколько часов, меряя подъездную дорожку шагами, как перепуганные звери. Байрон тогда еще курил, и я смотрела, как он прикуривает одну сигарету от другой, но была слишком потрясена, чтобы протестовать. Полиция не общалась с нами, хотя мы молили хоть о капле информации. Что произошло? Почему они решили, что Дилан в этом замешан? Сколько там было стрелков? Где Дилан? Все ли с ним в порядке? Никто нам так ничего и не сказал.

Время растянулось, как это бывает во время аварии. Вокруг с шумом начали кружить вертолеты с полицейскими и журналистами. Наша квартирантка Элисон, снимавшая у нас студию, принесла бутылки с водой и батончики мюсли, которые мы не могли есть. Если нам нужно было воспользоваться туалетом, мы делали это в сопровождении двух вооруженных полицейских, которые ждали по ту сторону двери. Я не могла понять, защищают они нас или мы находимся под подозрением. Оба варианта меня ужасали: я в жизни никогда не делала ничего противозаконного и мне никогда не приходилось бояться своего сына.

Наступил полдень, а мы все продолжали слоняться по подъездной дорожке. Диалог был невозможен. Предгорья Скалистых гор, окружающие наш дом, всегда успокаивали меня, мы с Томом даже говорили, что нам не нужно никуда ездить, потому что мы уже живем в самом красивом месте на Земле. Но в тот полдень высокие каменные утесы казались холодными и угрожающими, словно тюремные стены вокруг дома.

Я оглянулась и увидела фигуру человека, идущего по подъездной аллее. Это была Джуди Браун, мать одного из друзей детства Дилана, Брукса. Встревоженная расползающимися по Литтлтону слухами о том, что Дилан замешан в том, что происходило в школе, она приехала в наш дом.

Я испугалась, увидев ее. В первом и втором классе наши мальчики дружили, а затем снова встретились в старшей школе, но уже не были близки, и со времен начальной школы я видела Джуди всего несколько раз. Мы тепло поболтали несколько недель назад на школьном мероприятии, но никогда не проводили время вместе за исключением тех случаев, когда это было связано с нашими сыновьями, и я не была уверена, что могу выдержать какие-либо светские условности. Я была настолько сбита с толку вопросом, зачем она здесь, но с ее стороны было очень странно появиться во время этого самого личного из всех времен. Они с Элисон сели с другой стороны от меня на кирпичную дорожку и уговаривали меня попить воды, которую принесли. Том и Байрон мерили шагами пространство перед передней дверью. Лица их были угрюмы, каждый из нас боролся со своими собственными беспорядочными мыслями.

Мои мысли были в хаосе. Не было никакого способа соединить ту информацию, которая у нас была, с тем, что я знала о своей жизни и о своем сыне. Они не могли говорить о Дилане, о нашем «солнечном мальчике», таком хорошем ребенке, благодаря которому я всегда чувствовала себя хорошей матерью. Если то, что Дилан намеренно наносил людям вред, – правда, то откуда это пошло?

В конце концов, старший детектив сказал, что хочет опросить каждого из нас по отдельности. Мы с Томом были готовы сотрудничать, особенно если было что-то, что мы могли сделать, чтобы пролить свет на происходящее.