Космическая трилогия

– Да, один раз на всю жизнь. Сперва в юности ты должен найти себе пару, потом ухаживать за ней, потом завести детенышей и растить их. А потом греться этими воспоминаниями и облекать их в поэзию и мудрость.

– И вам что, хватает одних воспоминаний?..

– Странный вопрос. Все равно что сказать: «Вам что, хватает на обед простой еды?»

– Не понимаю…

– Ведь настоящее наслаждение – помнить о том, что случилось. Ты так говоришь, чхеловек, будто наслаждение – это одно, а воспоминание о нем – совсем другое. Серони объяснили бы лучше меня. Хотя и хуже, чем я в песне. То, что ты зовешь воспоминаниями, на самом деле завершает наслаждение. Помнишь, как мы с тобой встретились? Этот момент был очень коротким, он взял и прошел. Но мы о нем вспоминаем, и он понемногу растет. Хотя мы все равно не знаем его истинного значения. Настоящая наша встреча – это то, как я буду вспоминать о ней в час своей смерти. А то, что уже свершилось, – лишь начало. Ты говорил, у вас тоже есть поэты. Разве они вам этого не объясняют?

– Иногда. Но… Если говорить о песнях: разве хросса порой не хочется снова услышать особенно красивую строку?

Хьои, увы, ответил настоящей лингвистической загадкой. В хроссовом языке было два глагола, переводившихся как «хотеть», и хросса каким-то образом их строго разделяли, даже противопоставляли друг другу. Рэнсом же, само собой, разницы не понимал. Поэтому, с его точки зрения, Хьои сказал что-то вроде «хочется, конечно («уонделон»), но никто в здравом уме и рассудке не осмелится этого хотеть («хлунтелин»)».

– Кстати, отличный пример – песня, – продолжил он. – Ведь ты сознаешь, что строчка была очень красивой, только после того, как вспомнишь о ней. А если услышать ее снова, она может показаться уже не такой красивой. Ты уничтожишь ее красоту. Так бывает в хорошей песне.

– А в гнилой песне?

– А гнилые песни слушать ни к чему, чхеловек.

– Что насчет любви в гнилой жизни?

– Разве жизнь хнау может быть гнилой?

– Хьои, ты хочешь сказать, что гнилых хросса вообще не бывает?

Хьои задумался.

– Слышал я о чем-то подобном, – произнес он наконец. – Говорят, порой детеныши ведут себя странно. Ходили слухи, что один детеныш ел землю. Быть может, где-то и жил такой хросс, который хотел бы продлить годы любви… Правда, сам я о таком не слышал. Зато я слышал другое, не менее странное. Есть одна песнь о хроссе, который жил давным-давно, в другом хандрамите, и все, что он видел, в его глазах множилось на два: два солнца в небе, две головы на плечах… В конце он впал в такое безумие, что возжелал иметь двух подруг. Как ни странно, в песне говорится, что он полюбил двух разных хрессини!

Рэнсом принялся размышлять. Итак, если Хьои не кривит душой, то он имеет дело с необычайно целомудренной моногамной расой. Хотя что в этом странного? У многих животных на Земле половой инстинкт просыпается лишь в определенное время года. И раз сексуальное влечение заложено самой природой, почему нельзя пойти еще дальше и ограничить его на инстинктивном уровне одной-единственной особью противоположного пола? Рэнсом смутно припоминал, будто некоторые земные организмы из тех, что стоят на низшей ступени развития, тоже моногамны от природы. Так или иначе, получается, что для хросса бесконтрольная рождаемость и неразборчивость в половых связях сродни сексуальным извращениям и встречаются столь же редко. И вдруг Рэнсома осенило: проблема вовсе не в хросса, а в его собственных сородичах! Да, конечно, сегодня хросса несколько удивили его – однако по сути своей их поведение представляет тот самый недостижимый идеал, к которому стоило бы стремиться человеческой расе, отличающейся, увы, крайним бесстыдством…

Хьои заговорил снова:

– Несомненно, такими нас создал Малельдил. Как иначе нам хватило бы еды, если бы у каждого было по двадцать детенышей? И каким мучением стала бы жизнь, если бы мы только и думали о том, чтобы вновь пережить какой-нибудь день или год? Если бы мы забыли, что на самом деле каждый миг полон предвкушений и воспоминаний – и из них-то и состоит настоящая жизнь.

– При этом Малельдил создал и хнарху, – ехидно отозвался Рэнсом, в глубине души уязвленный тем, что его собственный мир изрядно проигрывает Малакандре.

– Это другое. Я жажду убить хнарху так же сильно, как она жаждет убить меня. Я надеюсь первым вонзить в нее копье, когда она лязгнет черными челюстями. И если вдруг хнарха будет сильнее, мой народ меня оплачет – и еще больше захочет ее убить. Однако никто не желает, чтобы все хнерахи вдруг исчезли, нет! Как тебе объяснить, если ты не понимаешь наших песен?.. Хнарха – наш враг. И хнарха – наш друг. В наших сердцах живет ее радость, когда она глядит вниз с водяной горы на севере, где родилась. Она прыгает с водопадом – и мы летим вслед за ней. А потом приходит зима, и озера окутываются густым паром выше головы – а мы глядим ее глазами, зная, что настало время отправиться в путь. Ее изображения висят в наших домах. Хнарха – это знак всех хросса. В ней живет дух долины, и дети наши играют в хнерахи, едва научившись держаться на воде.

– А она их убивает.

– Иногда, совсем редко. Хросса были бы гнилыми, если бы подпускали ее так близко. Мы ищем ее задолго до того, как она спустится с гор. Нет, чхеловек, не опасности нашего мира делают хнау гнилыми, а сам гнилой хнау очерняет собой мир. И вот еще что. Вряд ли лес был бы таким ярким, вода – теплой, а любовь – сладкой, если бы в озерах не таилась опасность. Я расскажу про тот день, который сделал меня таким, как сейчас. Такой день бывает лишь раз в жизни, как любовь или служение Уарсе в Мельдилорне. Я тогда был совсем молод, почти детеныш. И однажды пошел через весь хандрамит далеко-далеко, туда, где даже в полдень сияют звезды, а вода холодная. Я вскарабкался по скале к вершине большого водопада и встал на берегу заводи Балки, где каждый испытывает трепет. Стены там выше небес, и в глубокой древности на них высекли священные знаки. Еще там грохочет водопад, который называется Водяной Горой. И вот я стоял там наедине с Малельдилом, не слыша даже слов Уарсы. С тех пор сердце мое бьется сильнее, а песня звучит громче. Но как думаешь, случилось бы это, если бы я не знал, что в Балки живут хнерахи? Нет, там я испил жизнь, потому что в заводи жила смерть. И это лучший напиток на свете, не считая самого последнего.

– Это какого? – спросил Рэнсом.

– Напитка смерти, который я испью в час кончины и уйду к Малельдилу.

Разговор затих. Вскоре они снова принялись за работу и чинили лодку до самого заката, пока солнце не сползло к горизонту.

На обратной дороге через лес Рэнсом решил спросить кое-что еще.

– Хьои, ты напомнил мне одну вещь: когда мы с тобой только встретились, ты говорил с кем-то, но не со мной, меня ты еще не заметил. Я поэтому и понял, что ты хнау, а не зверь, и не стал убегать. С кем же ты говорил?

– С эльдилом.

– А кто это? Я никого не видел.

– В твоем мире нет эльдилов? Странно…

– Кто же они такие?

– Их присылает Уарса. Наверное, они тоже хнау.

– Сегодня я встретил девочку, она говорила с эльдилом, но я никого не видел.

– Твои глаза, чхеловек, устроены иначе. Хотя эльдила и правда нелегко увидеть. Они не такие, как мы. Свет сквозь них проходит беспрепятственно. Надо глядеть в нужное место – причем только если эльдил сам захочет показаться. Его можно принять за солнечный луч или движение листьев. Но если посмотреть туда снова, поймешь, что там был эльдил и он ушел. А могут ли твои глаза его увидеть, не знаю. Это знают серони.

Глава XIII

Наутро вся деревня поднялась еще до рассвета (точнее, харандру солнце уже озарило, однако сам лес тонул во тьме). Хроссы спешно сновали туда-обратно в свете костров: женщины разливали по кособоким плошкам дымящийся завтрак, мужчины под руководством Хнохры таскали по лодкам охапки дротиков, Хьои, возглавив отряд самых опытных охотников, давал им какие-то наставления – на слух Рэнсома, слишком мудреные. С окрестных деревень тоже стягивался народ, а под ногами у взрослых с радостным визгом носились детеныши.

Видимо, участие в охоте Рэнсома подразумевалось само собой. Ему выпало сидеть в одной лодке с Хьои и Уином. Те решили грести по очереди, а отдыхать на носу, там же усадили и Рэнсома. Он уже неплохо изучил повадки хросса, чтобы понять: ему отвели самое почетное место, ведь оба его спутника не хотели бы оказаться на веслах, когда вдруг объявится хнарха. Еще совсем недавно, в Англии, Рэнсом в жизни не согласился бы примерить на себя столь опасную роль при поимке неведомого смертоносного чудища. Да и после этого, когда он бежал от сорнов или валялся на берегу ручья, страдая от жалости к себе, сегодняшний подвиг оказался бы ему не по силам. Однако нынче он был преисполнен решимости. Что бы ни случилось сегодня, он докажет: люди – достойнейшие из хнау! Рэнсом, конечно же, сознавал, что на деле может выйти иначе, но отчего-то верил, что обязательно справится. Все-таки он сильно переменился за последние дни, и не важно, что было тому причиной: вдыхаемый на Малакандре воздух или общество хросса.

На озеро упали первые лучи восходящего солнца. Рэнсом, как было велено, встал на коленях рядом с Уином, держа в правой руке дротик, а остальные сложив у ног. Он старался стоять прямо, хотя лодку, которую Хьои выводил из заводи, сильно качало на волнах. На охоту за хнархой вышло не меньше сотни судов, которые разошлись в разные стороны. Первый отряд, самый малочисленный, поплыл по протоке, которой Хьои привел Рэнсома в деревню. Эти лодки были больше обычного, на восемь весел каждая. Обычно хнарха предпочитает плыть по течению и, наткнувшись на судно, бросится в сторону или нападет. Следовательно, центральный отряд должен неторопливо прочесывать все русло, а более легкие маневренные суденышки – носиться взад-вперед, подстерегая добычу, покинувшую свое, так сказать, «логово». Хроссы тем самым полагались на численное преимущество и тонкую стратегию, на стороне же хнархи была скорость и невидимость: поди разгляди ее под водой. И неуязвимость к тому же – если оба охотника с судна промахнутся и не попадут копьем в разинутую пасть, лодку со всем экипажем ждет незавидная кончина.

Итак, в плавучих отрядах самые отважные охотники могли выбирать: или держаться близ больших лодок, которые почти наверняка возьмут хнарху в кольцо, или уплыть вперед: вдруг повезет случайно на нее наткнуться, застать врасплох – и одним метким броском, опередив забойщиков, положить охоте конец. Об этом пылко мечтали и Хьои, и Уин. Да что там, даже Рэнсом заразился их страстью. Поэтому, едва тяжелые лодки поползли вверх по течению, поднимая облака пены, проворное суденышко Хьои стремительно рвануло на север, обгоняя флотилию. От скорости захватывало дух. Поднимавшийся от синей воды пар разгонял утренний морозец. Позади неслись голоса двух, а то и трех сотен хросса, сливавшиеся в один бесконечный гулкий колокольный бой, отраженный от скалистых стен, по обе стороны обрамлявших долину. Словно лай гончих, взявших наконец след, – разве что более мелодичный… А в душе Рэнсома разгорались доселе спавшие инстинкты. Вдруг и впрямь обернется так, что он своей рукой поразит хнарху; тогда слава о чхеловеке-хнархапунте будет передаваться из поколения в поколение в мире, не знававшем других людей… Впрочем, Рэнсом и прежде позволял себе помечтать и знал, что ничем хорошим это не заканчивается. Смирив разбушевавшиеся чувства, он устремил взгляд на кипевшую за бортом воду, высматривая хищного зверя.

Долгое время ничего не происходило. Вскоре Уин нехотя пересел за весла, и его место занял Хьои. Едва он сел на носу, как произнес вполголоса, не отрывая глаз от течения:

– К нам по воде движется эльдил.

Рэнсом ничего не видел – разве что блики солнца на поверхности озера. Хьои вдруг заговорил снова, на сей раз обращаясь не к Рэнсому.

– Что такое, рожденный небом?

И тут случилось нечто невообразимое – даже для Малакандры, к которой Рэнсом уже почти привык. Он услышал голос. Тот доносился прямо из воздуха: из пустоты где-то над головой. Тонкий, чуть ли не на октаву выше, чем у Рэнсома, не говоря уж про хроссов. Наверное, уши человека тоже не очень-то приспособлены, чтобы слышать эльдилов.

– С вами человек, Хьои, – произнес голос. – Его не должно быть здесь. Он должен идти к Уарсе. За ним гонятся гнилые хнау с Тулкандры; ему надо к Ойрасе. Иначе случится беда.

– Он слышит тебя, рожденный небом, – ответил Хьои. – А для моей жены у тебя послания нет? Ты знаешь, каких вестей она ждет.

– У меня есть послание для Хлери, – отозвался эльдил. – Но тебе я сказать не могу. Я сам к ней спешу. Все будет хорошо. Только… пусть человек идет к Уарсе.

В тот же миг настала полная тишина.

– Ушел… Жаль, пропустим охоту, – уныло покачал головой Уин.

– Да, – вздохнул Хьои. – Надо высадить чхеловека на берегу и показать ему дорогу до Мельдилорна.