Получка

От ласковых слов Анюта расчувствовалась и стала фыркать носом. Она плаксиво говорила:

– Маменьке шибко неможется… она все охает, трясет ее… Пойдем, папенька, домой.

– Что ты ее слушаешь? Известно, твоя хозяйка ее подослала… Гони ее домой! – шепотом сказал один из товарищей, с большой черной всклокоченной бородой.

– Иди, Анюта, иди… Я скоро приду.

Но девочка знала, как это бывает скоро и настойчиво повторила:

– Маменька стонет, а хозяйка шибко ругается, что за уголь не отдали. Пойдем домой, папенька.

– Ну и пусть ругается. Отдадим все, не сбежим. Ишь ты, девочка, замерзла. Беги скорей домой! – строго сказал отец. – На вот тебе пятачок на гостинцы.

Анюта радостно схватила деньги и стала смелее. Она прямо потянула отца за рукав.

– Пойдем, папенька… Маменька тебя дожидает… А бабушки говорят, что ты загуляешь…

– Ступай ты домой. Тебе я говорю?! – уже рассердился отец. – Не загуляю… Я скоро приду… Так и скажи матери, стыдно ей тебя подсылать! – смягченным тоном, видимо конфузясь, проговорил рабочий.

Но Анюта не отставала и назойливо твердила:

– Маменька меня не подсылала; пойдем домой, папенька.

– Ну, чего вы препираетесь?! Шлепнул бы девчонку. Ишь пристала, точно банный лист, – громко и сердито сказал один товарищ.

– Пошла ты домой! – крикнул другой и толкнул девочку.

Она упала и заплакала. Отец вдруг рассердился.

– Ты чего ребенка толкнул? Разве ты смеешь?! Чего она тебе сделала? Не твоя ведь дочь! Как ты можешь этак делать?

– Надоело… Ноет, как немазаное колесо: «Пойдем да пойдем»? И ты, как баба, слушаешь. Тошно смотреть на вас! Дал бы ей тумака… Живо бы отстала.

– А ты разве можешь чужого ребенка трогать? По какому такому праву ты ее ударил? – заступился отец за дочь.

– Никто ее не ударил… Толкнул легонько… Да еще мало, надо бы посильнее. Не сахарная, не развалится. Такая дрянная пискунья!

– Пойдем, Анютка, домой! – вдруг решительно сказал рабочий, с презрением взглянув на товарища.

Анюта вся затрепетала от радости, вцепилась отцу в рукав и потянула его порывисто вперед… Она рвалась идти как можно скорее, только сапоги ей мешали.

– Ты что же это с нами шутки шутить вздумал?! Сговорились… Обещал… А теперь вот как?! – сердито закричал товарищ с черной бородой, нагоняя приятеля и хватая его за пальто.

– Тише, тише! Не очень-то тебя боятся! – спокойно ответил тот, отстраняя его рукой.

– Пойдем, Анютка… И то правда, жена больная лежит, получки ждет… пойдем, дочушка! – сказал он решительно и серьезно.

Они пошли быстро, не оборачиваясь. Холодный ветер дул им в лицо, слышалось шлепанье сапог Анютки; семеня своими ногами, она поминутно спотыкалась, едва поспевала за отцом, тяжело дышала… Но ей было так хорошо, так радостно. Она считала себя такой счастливой, и в голове ее мелькало: «Как маменька обрадуется-то, не поверит… Что бабушки-то скажут? Удивятся».

Сзади них доносились громкая брань, угрозы…

– Ну, погоди же! Сочтемся мы с тобой! Так хорошие товарищи не поступают… Нечестный ты человек! – кричали вслед.

– Ладно, отойдите… Не боюсь я ваших застращиваний… Уходитесь, когда проспитесь! – спокойно, как бы про себя, говорил рабочий.

Девочка же не могла слова выговорить от волнения.

Когда распахнулась дверь в подвал и на пороге появились дочь и отец, все были поражены, как громом.

– Анютка, где ты… – хотела было крикнуть больная, приподнявшись на постели, но слова упрека, злобы и тревоги замерли на губах.

Материнское сердце поняло, почувствовало все и рванулось навстречу своей маленькой защитнице.

Девочка с торжествующим видом, победительницей шла впереди, ведя за руку своего слабого отца.

Две старушки-торговки, нагнувшись друг к другу, шептали одна другой на ухо:

– Молодец девочка. Привела-таки.

– Вот и хорошо, Иван Семеныч, что пришел. Хозяйке-то твоей очень плохо было… Ишь она сразу повеселела, даже приподнялась…

Больная села на постели, глаза ее искрились слезами, и она крепко обнимала свою маленькую девочку:

– Ишь ты, замерзла… Глупая ты моя… Глупая…

– Анютка, сбегай дочушка, за кипятком… Мама, поди, чайку хочет, – сказал отец.

– Полно вам: ребенок, поди, умаялся, устал… Дайте-ка, я схожу! – предложила одна из старушек.

– И то правда, бабушка… Лучше я сам схожу.

– Куда тебе, батюшка, сиди ты дома, – тревожно ответила старушка. – В работе день-деньской, поди, устал. Анютка, давай мой сапог.

– Возьмите, бабушка, вот наденьте и нашу валенку.

– Ишь ты, как сапог-то мой стоптала… Он еще был хороший, а теперь вон дыра сбоку…

– Ничего, зачиним! – ответил Иван.

Одевшись, старушка спросила:

– Не зайти ли в лавочку, не купить ли чего?

– Купите, бабушка, ситного два фунта да сахару четверку да варенья на пятачок. Вот скажу спасибо. Уж раскутимся сегодня.

Когда через полчаса вернулась старушка с покупками, все были необыкновенно веселы. Около больной стоял стол и чашки. Все сели пить чай. Иван все шутил с дочерью. За уголь было заплачено. Хозяйка истопила комнату. Все сели пить чай и тихо беседовали… Анюта сияла и шалила. Она чувствовала себя счастливой. Бабушки ее ласкали.

– Ишь, хозяйка-то твоя совсем ожила. Точно и больна не была…