В комнату боязливо, неуклюже ступая, вошла Акуля. Одета она была по-деревенски, но чистенько: рубашка белая с пышными рукавами, сарафан домотканный; толстая русая коса спускалась ниже пояса и была завязана розовой ленточкой. Девушка от волнения и страха мяла в руках передник и пугливо озиралась. Войдя в комнату, она перекрестилась широким крестом на икону и сказала:
– Здравствуйте!
– Ты откуда, голубушка? – приняв важный вид, спросила ее барыня.
– Из деревни мы… Прямо из деревни, милая, – отвечала поспешно девушка, обнажив улыбкой белые, ровные зубы и кивая головой.
– Что ж ты умеешь делать?
– А все, милая, умею делать…
Мальчик, стоявший у окна, громко фыркнул. Акуля обернулась и удивленно посмотрела на него.
– Это твой будет паренек? – спросила она, указывая пальцем на Петю.
– Да, это мой сын. Что ж ты умеешь и стряпать, и стирать, и гладить? – спросила насмешливо барыня.
– Может, и не потрафлю… А что покажешь, то и умею… Я рада стараться, милая…
– По-моему, ты ровнехонько ничего не смыслишь… Вы, деревенские, очень зазнались и воображаете о себе невесть что… Вас приучишь, а вы потом какую-нибудь гадость сделаете господам…
– Пошто ж, милая! Насчет этого не сумлевайся.
– Как тебя зовут?
– Акулей звать.
– Ну, вот что, Акулина. Мне нужна работница хорошая, честная… Я не намерена прислугу даром хлебом кормить… Тебе придется все делать: стряпать, стирать, гладить, полы мыть. Петю в школу провожать. Жалованья тебе – два рубля в месяц, горячее – со стола. Завтра можешь перебраться.
– Я рада стараться, милая… рада…
– Прежде всего ты должна выучиться говорить и не тыкать мне. Какая я тебе – «милая»?! Я для тебя – барыня. Мой сын тоже для тебя не «паренек», а барин, понимаешь?
– Как не понять! Говорить, как хошь, так и буду…
– Ну, хорошо, ступай. Завтра переедешь.
– Вот-то деревенщина!.. – сказал ей вслед Петя, громко рассмеялся и стал прыгать по комнате, как молодой теленок весной.
Акулина поступила на место. Жутко и тоскливо показалось ей, после деревенского простора, после зеленых лесов и полей, после вольного воздуха, в полутемной, крошечной кухне, в жаре и чаду…
Барыня ее, купчиха Анфиса Петровна, оказалась вспыльчивой и сварливой. Сам барин, Пахом Федулович, кроме своего магазина и барышей, знать ничего не хотел. Разве придет когда «выпивши» да нашумит.
Петя был избалован, отлынивал от ученья, целыми днями ничего не делал, валялся по диванам, по кушеткам, и больше всего на свете любил сладко поесть.
Анфиса Петровна целыми днями кричала на молоденькую кухарку: ничего толком не покажет, а требует, бранит и сердится.
– Как ты сапоги чистишь, Акулька? Тебе говорю – не так…
Акуля не знала, как и приняться-то ей за чистку сапог.
– Что ты подаешь, бестолковая? Смотри, в полоскательную чашку соус кладешь!.. О, и терпенье же надо с тобой!
У Акули не ладилось непривычное дело, она портила вещи, ломала и била посуду.
Барыня себя не помнила от гнева, подбегала и дергала девушку за косу.
– Деревенщина, мужичка! Противная девчонка! Ты и вся-то не стоишь того, что ты мне перебила. Выгоню я тебя вон…
Акуля боялась своей барыни как огня и, заслышав ее шаги, вся тряслась от страха.
Петя постоянно подсматривал за кухаркой и жаловался матери.
– Мама! Акулина опять что-то ест. Она, кажется, из кастрюли доставала…
Анфиса Петровна с гневом влетала в кухню.
– Акулька, ты, кажется, воображаешь, что в гостиницу поступила?! У тебя кусок изо рта не выходит!.. Как смела ты, обжора, в кастрюлю лазить за жарким? Вы разорить хотите господ!..
– Барыня, да я хлебца кусочек взяла… Вот посмотрите… посолила и ем.
– На вас хлеба не напасешься. Давно тебя надо вон выгнать…
Акулина молчала как убитая, но нелегко было ей. Она спала в углу в кухне на войлоке и на своей жесткой постели много слез пролила по деревне, и прошлая ее жизнь казалась ей теперь такой хорошей.
Один раз Петя позвал Акулину к матери с каким-то особенным видом…
– Иди-ка, иди, голубушка… Посмотрим… – таинственно стращал он; а когда девушка проходила по коридорчику, Петя шепнул ей: «Воровка».
Акуля вздрогнула, точно кто ее ударил кнутом. Что это значит?
– Петя, закрой все двери, – приказала Анфиса Петровна, когда они вошли в комнату.
Акулине стало почему-то страшно.
– Послушай, Акулина, мы с тобой говорим наедине… У меня пропали пять рублей… я их вчера тут на комоде оставила… Не видела ли ты их?
– Куда же им пропасть! Заложили вы их, барыня… Пошарьте – найдутся, – тихо проговорила Акулина и бросилась обыскивать комнату.
– Пожалуйста, не беспокойся, я искала везде сама… Кроме тебя, никто не входил в комнату… И ты должна признаться, где деньги?
– Да разве я знаю? Что вы, барыня?! Христос с вами! Я и в глаза-то их не видела!
– Деньги у тебя! Понимаешь? Ты их украла, – медленно и раздельно произнесла Анфиса Петровна, подойдя к кухарке и глядя не нее в упор.
Акулина взвыла на всю комнату.
– Я?! Я?! Пошто ж так обижать? Разве у меня на шее креста нет!?