
Мозаика
– Я хотел проверить.
– И для этого нужно было красть мой телефон? И вызывать сюда мою девушку? Ты, совсем идиот, Моточика? Я не говорил Ою, что учусь в Судзуране! Да после этой дурацкой эсэмески она не то что не придет… Она даже смотреть в мою сторону не захочет!
– Это еще почему? – изумленно спросил Дракон.
– Потому что всем известно, что в нашей школе случилось год назад, – раздраженно воскликнул Мори. – Неужели не понятно? Весь город уверен, что здесь учатся одни хулиганы!
– Ага, хулиганы. А ты, конечно, чистый и шелковистый! Даром, что сам глава группировки…
– Моя группировка ничего общего не имеет с криминалом, в отличии от твоей. – возразил Мори. – И класс Юкимуры, да и он сам тоже. И Дате, до того, как с тобой связался, был вполне нормальным парнем!
– Слушай, ты, сморчок прилизанный, – начал было Дракон, но его остановил Юки.
– Да успокойтесь вы все! – крикнул он. – Дракон, какое время ты назначил для свидания?
– В шесть.
– А сейчас – сколько уже?
– Гм… – Дракон взглянул на свои часы. – Еще пятнадцать минут осталось.
– Давайте сделаем вот что, – торопливо заговорил Юки. – Мори и я выйдем и подождем ее во дворе. А когда она придет…
– Если придет. – язвительно заметил Дракон.
– В любом случае, мы сами все увидим, – так же торопливо закончил Юки.
Чика и Дракон переглянулись.
– Думаю, он прав, – сказал Дракон.
– А может будет лучше если с Мори пойду я? – задумчиво протянул Чика.
– Будет лучше, если со мной будет Юкимура. – вмешался Мори. – Он то выглядит вполне… Прилично.
– Вот значит как? – разозлился Чика.
– Извини, – Мори слегка улыбнулся. – Но ты выглядишь сам знаешь как. А я не хочу чтобы Ою… Если она придет… Тебя испугалась!
– Давайте, идите уже! – Дракон опять взглянул на часы. – Время – уходит.
– Неважно, – мрачно пробурчал Чика. – Эти девчонки… Вечно всегда опаздывают!
Демон не ошибся.
Девчонка, действительно, опаздала. Не намного, но все же…
Впрочем, Мори был так потрясен ее появлением, что в первую минуту забыл не только как говорить, но и как дышать. Он судорожно глотнул воздух, потом закашлял и его обычно невозмутимое лицо стало растерянным и почти смущенным.
– Ою?
Девушка протянула к нему руки. Она была в школьной форме, очень тоненькая, очень изящная. И явно – очень испуганная.
– Нари! – тот ничего не ответил и Ою заговорила снова: – Прости, я не смогла тебе перезвонить. Мой телефон разрядился. С тобой что-то случилось? Почему ты просил придти меня… Сюда? И почему ты… Не один?
– Это мой друг, – Мори, наконец, окончательно обрел дар речи. – Санада Юкимура. А это… Ою.
– Приятно познакомиться, – сказал Юки. – Мы тут о вас говорили…
– Вот как? – недоумевающая девушка склонила голову к плечу и от этого по змеиному изящного движения и от взгляда огромных, неожиданно светлых глаз, Юки бросило в жар.
"Какая красавица! – подумал он. – Интересно, где он ее нашел? Подумать только, прибежала прямо в Судзуран. И так волнуется за Мори! До чего же ему повезло!"
– Юки, нам пора, – Мори подхватил девушку за руку. – Извини.
– М-м… Да, конечно. Всего вам хорошего.
Они ушли.
А Юки продолжал стоять на том же месте и даже не вполне соображал, что происходит… До тех пор пока Дракон весьма чувствительно не хлопнул его по плечу.
– Эй! Юки! Очнись!
– Что?
– Что с тобой? У тебя такой вид, будто ты… – Дракон умолк и понимающе усмехнулся. – Что – очень симпатичная оказалась?
– Да! – пылко подтвердил Юки. – Очень! Никогда не видел такой красивой девочки! К тому же…
– К тому же – что?
– Как она за него испугалась! Он счастливчик, наш Мори! Если бы у меня была такая девушка…
– Хватит тебе! Что она говорила?
– А что обычно девочки говорят? Телефон у нее разрядился… Испугалась что ее позвали сюда и спрашивала, не случилось ли чего с ним… Хорошо, что она пришла, иначе Чика еще что-нибудь вообразил. Мори наверно, сейчас не знает как ее благодарить…
– А чего тут не знать? Место подходящее найти нетрудно. Для благодарности!
– Хватит, а? – помрачнев перебил Юки.
– Как хочешь, – засмеялся Дракон. – Ох, ты… Цыпочка наивная!
Он тоже не ошибся.
Мори Мотанари был благодарен и место для изъявления благодарности он тоже нашел. В ближайшем парке, на скамье.
– Если бы не ты, то я даже не знаю, чем бы все закончилось. – сказал он. – Этот проклятый Тесокабе украл мой телефон.
– Считаешь, что все обошлось?
– Считаю, что – да. Юки их убедит, – Мори покачал головой. – Забавно, однако!
– Забавно?
– Он, похоже, на тебя запал. Вот ведь дурачок! Но я ему благодарен… И тебе тоже. Если честно, я не ожидал, что ты придешь. Да еще в таком виде! Спасибо.
– Пожалуйста. Кстати, как он узнал о том, что ты информируешь Хидэеси?
– Я полагаю, это все Акети Мицухидэ… Больше просто не кому! Передай Хидэеси – пусть от него избавиться, пока он еще кого не сдал. От этого мерзавца всего ожидать можно.
– Передам, обязательно. Ну, мне пора. Прощай… Нари.
– Прощай, Хамбэй.
Юкки Она.
Здесь, в этой самой комнате, всегда темно и всегда холодно. И что хуже всего – по другому тут просто быть не может. Достаточно взглянуть на тех же охранников: когда она проходит мимо них, они стоят неподвижно и их лица просто каменеют.
Сначала Катакура Кодзюро приписывает это самым обычным чувствам, какие подчиненные испытывают к вышестоящему лицу… Однако, через какое-то время он приходит к выводу, что чувства в данном случае вызваны чем-то отнюдь необычным… Но чем именно?
Катакура Кодзюро смотрит в окно. Маленькое, зарешеченное – оно даже днем почти не пропускает света. Впрочем, днем Такенака и не появляется. Только ночью. Ночью!
Его передергивает от этой мысли. Он вспоминает Такенаку Ханбея: в плотных белых одеждах, с тонкой синей каймой, с перчатками на руках и с маской на лице. Белый подбородок, белая полоска лба, узкие, бесцветные губы и холод! Леденящий и пробирающий до костей, от одного ее присутствия. Интересно, а ее господин и повелитель, Тоетоми Хидэеси, ничего не замечает?
Такенака, наконец, является. Уже ночь. И теперь уже она стоит у окна, повернувшись к нему спиной и по комнате – Катакура Кодзюро ощущает это – снова веет холодом. Сегодня он сильнее, чем раньше, может потому что в эту ночь как раз полнолуние?
Полнолуние… Луна – солнце мертвых. Луна – солнце демонов!
Такенака поворачивается к нему. Катакура Кодзюро видит, что ее глаза отливают синим, а зрачки (как он и ожидал) вытягиваются в тонкую полоску. Очень знакомо, у его Саске в полнолуние глаза меняются так же. Но Саске это Саске – она теплая и живая, тогда как эта… Эта?
Катакура Кодзюро перебирает в памяти старинные легенды. Все демоны уязвимы, а те из них, кто принимает женский облик – особенно. Любовь смертного мужчины может отнять у них почти все силы, может сделать их смертными и зависимыми от него. Но тогда… Возможно ли тогда, что с Такенакой Ханбеем произошло тоже самое, что и с Саске? Возможно ли?..
– Для Тоетоми Хидэеси нет ничего невозможного, – говорит Такенака.
И Катакура Кодзюро впервые с ней соглашается.
Сватовство Тосие.
Утро было… Ну каким бывает утро в стране Восходящего Солнца, в этот благословенный месяц – сентябрь? Разумеется, прекрасным! Теплым и солнечным. А когда с соседнего двора донесся запах супа – Тосииэ понял, что это утро не только прекрасное. Но и очень, очень аппетитное.
Сглотнув слюну, он перегнулся через забор.
– Мацу! Ты чего там готовишь с утра пораньше?
– Мису! – не слишком приветливо отозвалась соседка. – И маринады! А что?
– Угостить не хочешь? – Тосииэ проглотил голодную слюну.
– Мне и без тебя есть кого угощать! – так же неприветливо отрезала Мацу.
– Да? – Тосииэ ревниво прищурился. – И кого же это?
– Кейдзи! Он обещал придти сегодня к обеду.
– Э-э, Мацу, обещанного три года ждут! – фыркнул Тосииэ. – А твоего братца и все десять прождать можно! Ты что, не знаешь, что он вчера закутил с Хидэеси и раньше чем через неделю к тебе не вырвется?
– Прекрати это, Тосииэ! – вспыхнула соседка. – Мой брат не из таких, он с мужчинами не путается.
– Ну ты и хватила, Мацу! – Тосииэ ухватился за забор покрепче, чтобы не упасть. – Кто же такое про него говорит?! Достаточно и того, что твой Кейдзи со своим дружком, ни одной девчонки не пропускают и их из веселого дома не то что кулаками, пожаром не выгонишь!
– Вот что, Тосииэ, – Мацу оскорбленно поджала губы. – Перестань говорить о моем брате! Лучше взгляни на себя: сам уже забыл, когда в последний раз умывался, ходишь чуть ли не голый! И бездельник ты тоже, не хуже, чем мой Кейдзи: целыми днями смотришь в чужой двор и за холодную воду не берешься.
– Я холодную воду терпеть не могу! – возразил Тосииэ. – А вот посмотреть на тебя – всегда приятно!
– Да ты… – начала было Мацу, но тут же запнулась. – Что?
– А что тут такого? – ухмыльнулся Тосииэ. – Ты ведь такая труженица, все работаешь, с утра до вечера. А уж какая ты умница и красавица – только поискать!
– Вот и шел бы ты искать, куда подальше, Тосииэ, – нахмурившись посоветовала Мацу.
– Да зачем же мне идти? – покачал головой Тосииэ. – Когда ты совсем рядом, стоит только за забор глянуть!
– То то ты у него все время торчишь!
– Значит ты меня все же заметила?
Мацу слегка смутилась.
– Ну, да, заметила, – сказала она. – Трудно не заметить, когда на тебя смотрят… Чуть ли не с самого утра и до вечера!
– Поэтому у тебя сегодня и повязка в волосах – новая?
Мацу хотела что-то сказать… Но не сказала. Только пожала плечами и отправилась в дом.
Тосииэ вновь перегнулся через забор.
– Мацу! Эй, Мацу! Постой, а!
Мацу обернулась.
– Что ты еще хочешь, Тосииэ?
– Я… Это… – теперь смутился Тосииэ. – Я посвататься к тебе хочу!
– Посвататься? – ошеломленно повторила Мацу.
– Э-э. Да. А чего нет? – осмелел Тосииэ. – Может я и бездельник, но ведь я не нищий: отец мне и деньги и земли оставил. И семья у нас, не крестьяне какие нибудь. И… И нравишься ты мне… Очень. Так пойдешь ты за меня замуж, Мацу? А?
– Такое на пороге не решают, – все так же ошеломленно пробормотала Мацу. – Мне подумать надо!
– Так – подумай. Я до вечера подожду!
Мацу шагнула через порог и скрылась за дверью. Тосииэ еще какое то время постоял у забора, а потом отправился к себе в дом. Купаться, одеваться и готовиться к вечеру. Который в этот благословенный месяц, не менее прекрасен, чем утро и такой же теплый и солнечный. Совсем как… Мацу.
О сожалении.
Иногда Мацу очень сожалеет, что решила себе выбрать именно эту профессию…
В современном мире, забитом самой разнообразной и в большинстве своем негативной информацией, даже обычным людям трудно сохранять хоть какие то иллюзии, а тем более идеалы. Так что же тогда говорить о врачах, которые по долгу службы каждый божий день вынуждены сталкиваться с самой неприглядной и самой мерзкой действительностью?
Мацу сосредоточенно изучает показания приборов. Они все те же, что были вчера и скорей всего, будут такими же завтра. Пациент лежит в коме уже пять лет…
Столетие назад его давно бы отключили от систем жизнеобеспечения, даже без согласия его близких родственников. Но теперь – нет. Теперь, когда смерть забирает не одного человека, а двух, законы и правила изменились. Смертная казнь давно и повсеместно под запретом и ее введение вряд ли когда произойдет. Да что там, ни один журналист, даже самый отчаянный, вроде ее младшего брата Кейдзи, никогда не рискнет заговорить на подобную тему. Ведь это чревато очень неприятными последствиями.
Мацу потирает виски. Похоже, она слишком много времени проводит на работе. Но, увы, персонала как всегда не хватает. А она, как всегда, не может пренебречь своим долгом и своими обязанностями.
Пары… Сейчас у любого человека есть своя пара. Стоит только одному заболеть или пораниться, как второй сразу же испытывает то же самое. Обычно пара переносит любую болезнь и любое ранение намного легче, так что с одной стороны, это можно счесть благом. А вот с другой…
Про другую сторону, как правило, не говорят. Впрочем, большинство людей о ней никогда не задумывается. Ну, а что касается меньшинства, то тут дела обстоят не лучше.
Поэты пишут возвышенные стихи, писатели – душераздирающие романы о разнополых парах. В новостях, время от времени, журналисты рассказывают о том, как кто то наложил на себя руки или же случайно убил свою пару. Врачи изучают этот феномен более углубленно, но предпочтительно в своем кругу. Должно быть потому, что все их обсуждения, сводятся к одному выводу: "Муж и жена (или кто там в паре) – одна Сатана!" То есть любая пара представляет собой одно целое как умственно, так и нравственно и не важно, что они отличаются физически… Или физиологически.
Мацу выходит из палаты. В коридоре ей на встречу попадается посетитель, похоже, сегодня первый. Она смотрит на него. Высокий, широкоплечий мужчина в темном костюме, со шрамом на щеке и чуть прищуренными глазами, сначала кажется ей незнакомым. Но потом она понимает, что это не так. Он просто одет в штатское и просто пришел в свой выходной. А об остальном Мацу предпочитает не задумываться. Достаточно того, что он приходит каждую неделю… И никогда не задает ей никаких вопросов. Он просто молча сидит и смотрит. Смотрит на свою пару, которую пять лет назад, едва не убил при задержании…
И именно тогда, Мацу очень сожалеет, что решила когда то выбрать себе именно эту профессию.
Объяснение.
Он никогда особенно не задумывался о своем будущем. Да и о ней тоже думал не особенно много. Наверное потому, что между ними и так все было определенно, ясно и понятно. Ведь по воле своих семей, они были предназначены друг для друга и, в самое ближайшее время, должны были эту волю исполнить…
Конечно, он ничего не имел против. Да и кто был бы против взять в жены такую девушку? Одновременно: сильную и нежную и прекрасную, как ясный осенний день? Разве что тот, кому она когда-то поклялась служить… Бог Войны. Уесуги Кенсин.
"Но теперь ее служба закончена," – подумал он и улыбнулся. Бог Войны перестал быть Богом, потерял власть и положение. Так что ее уже больше ничего не держит рядом с господином. А значит… Значит…
Саске остановился и посмотрел вниз. Она была там, где он и ожидал ее увидеть, на берегу озера, у самой кромки воды. Однако все остальное: и ее настроение и ее одежда (на ней вместо привычного, облегающего костюма шиноби было обычное платье) – отнюдь не соответствовало его ожиданиям… И заставило насторожиться.
– Касуга! – окликнул он ее.
– Саске!– девушка подняла на него золотистые глаза. – Я… Ждала тебя.
– Долго?
– Нет. – она покачала головой. – Ты обычно быстро появляешься. Тем более здесь.
– Я знаю, что это твое любимое место. – буркнул Саске.
Касуга посмотрела на него, потом отвела взгляд в сторону и закрыла лицо руками. Он смотрел на нее, ничего не понимая.
– Саске, – проговорила она еле слышно. – Саске, я пришла… Попрощаться.
– Что? – от неожиданности он едва не упал.
– Мы больше не увидимся, – так же тихо проговорила Касуга.
Расстояние между ними было небольшое. Однако, пока он преодолел его, ему показалось, что прошла целая вечность и мир изменился до неузнаваемости. Может быть потому что все вокруг вдруг стало неопределенным, неясным и непонятным?
– Почему? – спросил он. – Почему ты не хочешь меня видеть?
– Я не должна, – она запнулась. – Прости.
– За что?
– Я не могу вернуться. – девушка опустила руки и обернулась к нему. – Ни домой… Ни к тебе.
– Но ведь… – Саске тоже запнулся. – Ведь твоя служба закончилась! Господина у тебя уже нет. Не можешь же ты…
– Могу, – возразила она. – Я остаюсь с ним. До конца.
– До конца? – непонимающе повторил он. – Даже если он умрет? Или уйдет в монастырь?
– Да. – голос Касуги звучал еле слышно.
– Это же…
– Я люблю его, Саске. – девушка вскинула голову и их взгляды снова встретились. – Умрет он или уйдет в монастырь – я последую за ним.
– Ты хочешь дать монашеский обет?! – Саске даже отступил на шаг. – Как твой господин?
– Да.
– Но мы же… – он сглотнул. – Мы же помолвлены! Ты моя невеста! Наши родные…
– Знаю. – она вздохнула. – Объясни им, что я недостойна тебя… Пусть они отменят нашу свадьбу и найдут тебе другую невесту. А ты… Забудь меня. Забудь меня навсегда.
Саске ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел, как она уходит и думал. Думал о ней, о родных, о будущем… Каким оно будет теперь – его будущее? Да и может ли оно у него быть? Без нее???
Послание.
– И это все? Господин Такеда больше ничего не написал?
Сарутоби Саске только вздохнул. Последние два года письма Тигра из Каи к своему врагу стали очень уж длинными и какими то мудреными. Кроме обязательной части: дескать, я желаю встретиться с Вами в бою там то и там то, была так же часть необязательная. В ней Такеда рассуждал о негладком течении жизни, о пути назначенном Богами, о предназначении людей в этом мире… И Саске, как верный шиноби, обе эти части выучивал и запоминал. Но, что еще хуже, с каждым разом письма делались все длиннее и учить их приходилось больше и дольше.
Последнее письмо (его он, кстати, потерял в лесу во время стычки с целым отрядом ронинов) тоже было невероятно длинным и запутанным. Помимо всего, о чем Такеда писал в предыдущих письмах, он писал в нем так же о том, каким должен быть истинный воин, вспоминая в связи с этим и ветер, и пожар, и скалы… Наверно, когда он писал, он вспоминал свою встречу с Уесуги Кенсином и теперь, спустя пять лет, хотел видеть его там, где увидел первый раз?
Саске посмотрел на правителя Этиго. Тот по прежнему сидел в непринужденной позе, однако в его взгляде, устремленном на шиноби, было ожидание. Взволнованное и отчаянное.
Сарутоби Саске снова вздохнул.
– Мой господин написал, что любит Вас, с первой встречи и чтобы не случилось и какой бы не была воля Богов и судьбы, его любовь к Вам, господин Уесуги, так и останется неизменной, жаркой, как огонь, неистовой, как ветер и непоколебимой, как скала.
Признание.
Это повторяется каждый год.
Господин ранен или болен и Кодзюро сидит возле него днем и ночью. Кладет руку ему на лоб или держит его за руку и молчит. Почти все время – молчит.
Масамуне тоже почти не говорит. Он лежит неподвижно, с закушенными губами, а взгляд, которым он время от времени одаривает своего верного вассала, кажется тому напряженным и выжидающим, как у хищного зверя. Или – дракона?
Иногда Масамуне спрашивает о делах или о людях. Кодзюро отвечает, что все в порядке и что он обо всем позаботиться, после чего умолкает и больше не произносит ни слова. Потому что он просто не может говорить долго и многословно, когда любовь, страх и отчаяние, сжимают ему горло как тисками.
Вот и сейчас Кодзюро держит руку своего господина и молчит. А Масамуне смотрит на него все тем же напряженным и выжидающим взглядом.
– Кодзюро, – наконец хрипло произносит он.
– Да, Масамуне-сама?
– Мы всегда вместе, – господин хватает его руку в ответное пожатие. – А ты всегда молчишь. Может скажешь хоть что-нибудь?
Кодзюро молчит. Масамуне усиливает хватку.
– Ты что не можешь даже слово сказать? Так и будешь молчать всю жизнь?
Кодзюро ищет подходящие слова. И, кажется, находит.
– Моя жизнь – это Вы, Масамуне-сама.
Люди и вещи.
Проклятая эпоха.
Воины идут постоянно, а жизнь – ненадежна и быстротечна. Люди рождаются и умирают, своей смертью или нет, но они слишком рано покидают этот мир, оставляя после себя таких же недолговечных потомков, а так же вещи… Более долговечные, в отличии от людей, и, следовательно, более ценные. И почти всегда – более прекрасные.
Князь Мацунага Хисахидэ любил красоту и поэтому в его доме было много вещей и мало людей. Последние, как не трудно догадаться, появлялись в его доме редко, и сами по себе, вполне соответствовали вещам. То есть благодаря незаурядному уму и такой же хитрости, они, подобно вещам, а не людям – будут пребывать в этом мире очень долго. Только вот в отличии от вещей, им, увы, не дано сохранить свою привлекательность.
Мацунага вздыхает почти сокрушенно. Человек, что сейчас сидит напротив его, на редкость привлекателен. Лицо, с тонкими чертами и с нежным румянцем на щеках, напоминает искушенному ценителю вещей изображения сказочных красавиц, запечатленных на шелке. Правда, ни у одной из этих красавиц нет таких глаз – невероятно больших и невероятно ясных, похожих по цвету на аметист… И таких волос – ослепительно-белых и отливающих серебром.
Человек что-то говорит. Его голос звучит мягко, почти нежно, заставляя вспоминать тот же шелк, но теперь Мацунага вспоминает не изображения, а самое прикосновение ткани… Легкое и удивительно приятное.
– Мой господин будет благодарен за вашу поддержку, князь.
– Ваш господин очень предусмотрителен, – усмехается Мацунага.
Гость умолкает. Князь смотрит на него, с тем же жадным интересом, затем протягивает руку и проводит пальцами по его щеке и волосам, наслаждаясь все тем же шелковым прикосновением. К сожалению, длится оно недолго. Гость не пытается отстраниться, однако смотрит на хозяина дома так пристально и так холодно, что тот опускает руку. И вспоминает, в какое время он живет. Вспоминает, что сейчас, даже столь прекрасные и столь утонченные создания превосходно владеют мечом. А это – являясь одновременно генералом и стратегом правителя Осаки, помимо меча, еще превосходно разбирается в ядах…
Проклятая эпоха!
Служба Фумы.
Господин обожал искусство. И это был его единственный недостаток. В остальном же он был совсем не плох: любезный, образованный человек, пусть уже не молодой, однако не такой вредный и склочный, как его предыдущий наниматель. Но все же этот единственный недостаток причинял Фуме много хлопот.
Господин предпочитал обожать искусство не в одиночестве, а в компании с кем-то. А так как в доме кроме Фумы больше никого не было, то он автоматически и становился этим кем-то. Что, как не трудно догадаться, даже для такого бесстрашного и многоопытного ниндзя, как Фума, было нешуточным испытанием.
Какое то время он все переносил стоически. Но в один прекрасный день его стойкость не выдержала и Фума сбежал с утра пораньше, якобы (и не только якобы!) на тренировку. Вернувшись с оной, он застал своего господина на ковре, в окружении чайной утвари, которой тот изливал свое обожание: то есть рассказывал чайникам о том, где, когда и по какой цене их приобрел…
Фума оторопел. К счастью, не на долго. Будучи очень сообразительным, он быстро сообразил, что господину следует вправить мозги и чем скорее, тем лучше. Причем, самым радикальным образом. Женитьбой.
Вот только где взять жену своему господину, Фума не представлял. В Сенгоку Басаре женщин не было. Почти совсем не было. От силы – четыре штуки на всех. Так что большинство дайме для того, чтобы пожить э-э… семейно, отправлялись на войну. Тигр из Каи благополучно сожительствовал со своим извечным врагом на Кавакадзиме. Дате Масамуне прятался по лесам с его наследником. Бравый пиратский адмирал Тесокабе периодически крал из Аки Мори Мотонари…
Фума задумался. Войну его господин не любил и уговорить его собрать армию и отправиться воевать, не было никакой возможности. Однако, оставаться с ним в доме наедине тоже было проблематично. Фума ничего не имел против своего господина, но брать на себя роль жены – не хотел. А раз так, то нужно было притащить ему кого-то из уже упомянутой четверки дам. Но кого? Нохимэ? Оити? Мацу? Касугу?
Фума добросовестно перебрал в памяти всех. О Нохимэ уже года два не было ни слуху, ни духу. Оити? Она помешалась, разгуливала по окрестностям и пугала всех встречных и поперечных. Мацу? Мацу благополучно пребывала в зверинце с мужем и кастрюлями. А Касуга… Стоп!