Босс мафии. Ты будешь моей!
– Потому что твой жених так сильно желает тебя в жены, что порой его разум затмевают чувства. Мужчины слишком предсказуемы. В их жизни все должно идти по плану. Особенно в жизни мужчин–мафиози. Понимаешь? У них много забот помимо нас. Им хочется прийти домой после, – мама пережевывает слова о «тяжелых днях с руками по локоть в крови», – и почувствовать себя собой. Сбросить маски, расслабиться. И мы, женщины, даем им это.
– Быть женщиной в клане ужасно.
– Верно. Мы марионетки. Но такова судьба. Мальчики рождаются, чтобы идти по стопам отцов, девочки, чтобы…
– Согревать постель. – Заканчиваю я и, втягиваю аромат маминых восточных духов, присаживаюсь. Она глядит на меня с теплой улыбкой, заправляет прядку моих карамельных волос за ухо.
– Девочки – это слабость для мужчины. Поэтому мы всегда под охраной и в окружении людей. Сегодня Дариус понял, ты особенная девочка и с тобой надо по–особенному обращаться.
– Приставит ко мне сотню своих шакалов?
– Возможно. Но, скорее всего, после похода к гинекологу, он договорится с твоим отцом, чтобы ты не выезжала за пределы дома.
– Я не поеду в клинику. Мам?
Склоняю голову на бок. Слезинка, державшаяся во внешнем уголке глаза, сползает по виску и срывается.
– Сделай это ради себя, милая. Умоляю тебя.
Пробегаю пальцами по все еще ноющей от пощечины щеке и обреченно роняю руку на колени.
Следующим утром меня отвозят в семейную клинику. Доктор осматривает меня и распечатывает справку о моей нетронутой девственности. Я выхожу из кабинета и припечатываю ее к груди Марка. Именно его отец отправляет нянчится со мной.
Большего унижения я никогда не чувствовала. И пока шла по просторному коридору с изображением женской половой системы, рекламой презервативов и противозачаточных средств, думала: Дариус получит мое тело, но не душу и сердце.
Флэш-рояль!
На улице меня ожидает машина с включенным кондиционером. Сегодня чрезмерная духота. К вечеру грянет гром. Я уверена. Мельком взглянув на безоблачное небо, сажусь в салон и откидываюсь на кожаную спинку сиденья.
Телефон напоминает о себе тихой трелью. Снимаю блокировку с экрана и криво улыбаюсь.
« Доброе утро, Цветочница. Теперь я спокоен ».
Хочется написать гадость надоедливому Садовнику, но всеми силами сдерживаю себя. Не заслуживает моего внимания. Ни капли. Через четыре дня я навсегда окажусь в его власти, но сейчас…сейчас я ему никто.
– Пробки на пересечении Лермонтова и Бульвара Роз. Придется объезжать. Включить музыку?
Марк сидит на пассажирском сиденье, рядом с разговорчивым водителем по имени Аскольд.
– Разговаривай со мной. – Жесткий тон Марка махом срывает с Аскольда свойскую улыбку.
– Окей. – Тянет гласную Аскольд и заводит двигатель, поглядывает в боковое зеркало.
Через несколько минут салон заполняет песня Ирины Дубцовой. Красивая лирическая баллада о безответной любви. Как бы я хотела познать хоть какую-нибудь любовь. Пустить в сердце человека, который бы ценил меня, мои внутренние качества, а не просто видел модельную картинку.
За свои девятнадцать я лишь однажды поделилась с мамой секретом, о мальчике с добрым взглядом. Он был моим партнером по бальным танцам. Спустя неделю, родители перевели меня в другой клуб. Туда, где занимались одни девочки.
Айфон вновь поддается легкой вибрации. Анжела. Снимаю трубку и слышу веселый голос подруги.
– Привет! Как дела? Платье и все остальное еще не доставили?
– Привет, – засматриваюсь в окно на целующуюся парочку на остановке. – Сегодня к вечеру привезут.
– А можно я приеду? Возьму с собой Роберта, муж решит, я хочу показать тебе, как замечательно быть матерью и всколыхну в тебе материнские чувства.
– Конечно, приезжай. С тобой мне будет не так тошно всё примерять.
– Милена…– выдыхает с сожалением Анжела.
– Всё в порядке. Жду вас в семь. Попрошу повара приготовить что–нибудь вкусненькое. Что вы с Робертом любите?
Анжела с воодушевлением перечисляет мне блюда, а я хочу приехать домой, взять свой раритетный фотоаппарат и выйти в сад.
Когда она заканчивает монолог, я обещаю ей богатый стол и розовое вино. После разговора прикладываю телефон к подбородку. Если меня прослушивают, значит, скоро Дариус узнает о моих посиделках с Анжелой. Что ж, надеюсь, его порадует мое вынужденное затворничество с подругой.
С ней он не заподозрит меня в сексуальных отношениях.
ГЛАВА 7
Ровно в пять минут восьмого в дверях дома появляется Анжела и маленький Робик. Он настоящий ангелочек. Платиновые волосики, розовые губки, пухлое тельце.
Я спускаюсь по впечатляющей винтовой лестнице, и широкая улыбка от долгожданной встречи играет на моих губах.
– Привет!
Мальчик льнет к матери, прячется за ее длинной юбкой.
– Извини, немного опоздали. Роберт никак не мог выбрать кроссовки.
Смотрю на брендовые голубые кроссовки на его ножках и на сердце становится еще теплее. Робик знает толк в высокой моде.
– Идем, сначала выпьем немного, а потом поужинаем. У нас куча времени. Родители уехали встречать Вилена.
– О, твой шкодливый брат сегодня приезжает?
– Да, – я закатываю глаза, пока папы нет. Он жутко ненавидит, когда я так поступаю. – Ему разрешили побывать на свадьбе сестры. Дали целых три дня отпуска!
Анжела подхватывает Робика в руки и идет ко мне.
– Частные школы – зло. Закрыла бы их все. Никогда не отдам своего сына в одну из них. Если…
– Если муж не решит иначе.
Мы смеемся, ловим себя на одном и том же. Наш выбор ограничен. И так будет всегда. Мужчины бьют молоточком и выносят вердикт. А мы сидим скромно повинуемся ему.
– И почему мы прекратились встречаться?
Я задаю себе тот же самый вопрос уже, который день подряд. Анжела замечательная. С ней можно обсудить всё, что угодно, перемыть косточки многочисленным знакомым. И я знаю, она ни один мой секрет не выдаст, не предаст дружбу.
– Будешь вино? Или ты ещё грудью кормишь?
Беру бутылку розового вина со стеклянного журнального столика. Мама заказала этот дизайнерский шедевр из Бельгии. Он отлично дополнил ансамбль из комода и подставки под светильник.
– Ник и дня не протянет без моей груди, так что, с кормлением я давно завязала.
Я краснею от ее откровенных слов. Анжела намекает взглядом на пустой бокал, усаживает Робика на диван и садится сама.
– Что с твоей щекой?
Проводит по своей округлой линии скул, а я накрываю свою отметину ладонью. Кожа помнит хлесткий удар и разгневанный взгляд отца.
– Кое–что произошло и…
Наполняю бокалы до половины, подаю один Анжеле. Сама устало присаживаюсь в кресло.
– Расскажешь?
Грызу щеку изнутри целую вечность и вываливаю на Анжелу весь ворох страхов и проблем. Из меня потоком льются слова вперемешку с вздохами. Слезы подпирают горло, не дают закончить финальную фразу о сегодняшнем унизительном походе к врачу.
– Охренеть.
Роберт бегает по гостиной, позвякивает игрушкой, вынутой из маминой сумки.
– М–да, моя жизнь не сахар. – Делаю глоток розового вина и долго грею его во рту.
– Вот же козел! Лучше бы за своими похождениями следил. Или за братьями приглядывал. Козел!
Анжела раз пять повторяет «козел», добавляя новые эпитеты к обидному ругательству.
– Возможно, я и правда заслужила неприязненное отношение.
Верчу бокал за тонкую ножку. Содержимое лижет прозрачные стенки.
– Чушь! Ты не сделала ничего плохого или неподобающего. Дариус сам вручил тебе телефон с прослушкой, а потом решил отправить на осмотр.
– Но я дала повод.
– Какой? – подруга ёрзает на диване, ищет сыночка. Он застрял у комода с фарфоровой коллекцией птиц. – Ты даже не ответила на те дурацкие сообщения. И все время была в компании.
– Всё это неважно.
– Да уж, главное невинность. – Цокает языком.
– Мне страшно, Анжел.
Опускаю глаза на пустой бокал. Вино выпито залпом секунду назад.
– О чем ты? Ты боишься первой брачной ночи? Брось. Сейчас другие времена. Век позора позади. Традиция кровавых простыней тоже в прошлом.
– Зато есть масса всего другого. Например, первая брачная ночь с отъявленным мерзавцем.
– Ха, – встает, отбирает у Робика расписного попугайчика, ставит сувенир в рядок с другими и плюхается в мое кресло. – Он такой же мужик, как и все остальные. Член, яйца. Ничего нового. Будет немного больно, но, все терпимо. Ты справишься.
Лицо вспыхивает алым цветом. При одной мысли о детородном органе Дариуса, о том, как он входит в меня, сердце срывается с места. А вместо крови по венам течет неразбавленный ужас.
– Я не могу. Он мне противен. Он убил столько людей, что и не сосчитать.
– А твой отец? На его веку не меньше крови, Милен. На моем муже тоже. Но ко всему привыкаешь.
– Не хочу!
Срываюсь с удобной кожаной сидушки. Откидываю карамельные волосы за спину.
– Я не хочу привыкать! Я мечтаю влюбиться, сгорать от страсти, наслаждаться мужем и быть счастлива в браке. А не трястись от страха и мечтать вырвать пистолет из кобуры и пристрелить мужа.
– А может Дариус именно тот, с кем ты всё это получишь?
– Пф, – взмахиваю руками, и бокал выскальзывает из пальцев. Робик пугается от звона стекла, начинает плакать. – Прости,…прости, пожалуйста…
– Ничего.
Анжела успокаивает сыночка, гладит по белокурой головке. Я ногой сгребаю неровные осколки.
– Я пойду, попрошу убрать мусор и накрыть стол. Чувствуйте себя, как дома. Ты же бывала у меня раньше. Знаешь, где и что находится.
– Выдохни, прошу тебя.
Но я подхватываю платье–макси за ткань на бедрах и спешу в кухню. То ли бегу от себя, то ли от стыда перед Анжелой. В любом случае, сердце разгоняется до запредельных ударов в минуту.
Быстренько дав указания повару и нашей помощнице по дому, выскакиваю во двор. Кузнечики громко стрекочут.
Босыми ногами ступаю по траве и заскакиваю в беседку. Она обрамлена каплевидными лампочками по всей крыше. Без устали твержу себе: соберись, Милена. Ты дочь главы черногорского клана. Да, скоро все изменится, но пока твой отец на троне и болезнь…не берет верх, ты в безопасности.
– Тебе идет этот образ.
От неожиданности отпрыгиваю в угол беседки. Дариус выходит из кустов и поднимается по ступенькам. Озирает меня с нескрываемым вожделением. На нем белоснежная сорочка, рукава закатаны до локтей. Надпись на латинском языке красуется на левой руке вертикально. Последние несколько букв скрываются под белой тканью.
– Что вы здесь делаете? Территория охраняется и…
– Для меня не существует преград.
Прислоняется к деревянному ограждению спиной. Между нами всего пара метров.
– Хотел тебя увидеть и поблагодарить за заключение врача.
– О, в самом деле?
Язвительные нотки не скрыть. В доме меня ждет гостья и маленький принц, я не намерена тратить драгоценное время на обнаглевшего мужлана.
– Чем я заслужил этот едкий тон, Цветочница? М?
Отпускаю платье, расправляю плечи и приближаюсь к нему. Милена Флоринская теряет рассудок от захлестнувшего адреналина.
– Никогда больше не называйте меня Цветочница! Никогда больше не смейте являться в мой дом под покровом ночи и благодарить меня за унижение, которое мне по вашей вине пришлось пережить. Я не ваша и не буду ею, чтобы вы не делали!
Дариус легко скручивает мои запястья за спиной и обездвиживает. Его драконье дыхание выжигает мои внутренности, опаляет кожу и кости. У меня кружится голова от аромата, который от него исходит. Что–то пряное, мускусное, волнующе–дерзкое. Я будто на базаре специй в Марокко. Но вместе с тем, запах обугленной его взглядом плоти все перебивает.
– Я мог бы забрать тебя прямо сейчас, увезти к себе и трахать до тех пор, пока с твоих губ не начнет срываться мое имя. Но я играю честно, готовлю самую запоминающуюся свадьбу. Чту все законы и традиции. – Его каре–зеленые глаза очерчивают мои приоткрытые от шока губы. Я ощущаю выпуклость у него под брюками. Внушительная. – Все ради тебя, девочка.
Наклоняется и касается кончиком носа местечко за ухом. Я на грани обморока. Страх овладевает каждой клеточкой моего вспотевшего липкого тела.
– Дариус, братишка! – из тех же кустов из которых вышел Дариус показывается Джабар. Следом за ним Даниэль. Они покачиваются, матерятся, толкаются. Отмечают мальчишник? Последний загул перед чередой новых?
На воротничках их сорочек отпечатки чьих–то губ, а в глазах бешеная похоть. И есть два варианта ее выплеснуть: прирезать какого-нибудь должника или поиметь на все согласную танцовщицу из «Джульетты».
– Оставь девочку в покое, еще наиграешься с ней после свадьбы.
Слова Джабара кажутся далекими и нереальными. Мы с Дариусом все еще тесно прижаты друг к другу и дышим в унисон.
– Запомни, ты станешь моей, оба филиала будут объединены. И ни твой отец, ни твой сопливый брат не встанут у меня на пути. – Задевает губами мочку моего уха. – Осталось совсем немного, Цветочница.
Отпускает, снимает ненавистные оковы с моих запястий. Но я не двигаюсь. Смотрю на него сквозь туман скомканных мыслей. Смятение, стеснение, робость…страсть. О, Всемогущий! Меня душит миллион эмоций.
– Похоже, твоя невеста от тебя без ума. – С пошловатой усмешкой изрекает Даниэль, и разносятся характерные звуки вскрытия бутылки шампанского. – Тащится от твоего присутствия, течет, как сука!
– Замолкни, Дани. – Резко реагирует Дариус, шлёт огненный взгляд младшему брату.
В ту же секунду Дани получает подзатыльник от Джабара. Роняет початую бутылку в траву.
– Брат, надо уезжать. Проблемы нам сейчас ни к чему.
Джабар голос разума. Не зря имеет два высших образования и проводит много времени в библиотеке и местной обсерватории.
– Спокойной ночи, Цветочница. Увидимся.
Поправив бугорок в штанах, Дариус направляется к братьям.
– Лильен нас уже заждалась! Но ночь ведь только начинается! – орет Даниэль и Джабар делает захват, набросив руку ему на шею. Они проваливаются в кусты, а Дариус…он оборачивается перед исчезновением во тьме. Дьявольские глаза осыпают меня точечными мурашками.
Я не задерживаюсь в беседке. Бегу в дом.
Стол в столовой уже накрыт и на нем нет свободного места от изобилия блюд и закусок.
– Анжела?! – кричу я, забыв о малыше Робике. – Анжела!
– Потоп? Пожар?
Подруга выбегает с ребенком в руках в арочный проем между гостиной и столовой.
– Кто такая Лильен?
ГЛАВА 8
За завтраком мама и папа ведут себя странно. Мама ковыряется в глазунье вилкой и не смотрит никуда, кроме остывшего желтка. Папа прячется за газетой, хотя давно пользуется айпадом и знает, как он устроен.
А я? Я сижу перед тарелкой овсянки и думаю о вчерашнем появлении Дариуса и словах Анжелы про Лильен.
Лильен – бывшая «игрушка» Дариуса. Сейчас она заведует «Джульеттой» и строит из себя добропорядочную дамочку. Но по слухам, которые долетели до ушек моей подруги, Лильен и Дариус частенько скрываются в vip–комнате.
– Почему ты ничего не ешь? Завтра свадьба, а ты похожа на рыбёшку выброшенную на берег. Ешь, иначе я попрошу Марка тебя с ложечки кормить.
Гавкает отец, не отрывая глаз от «Черногорского вестника».
– Где Вилен? Вы вернулись без него. – Не обращаю внимания на грубое предостережение.
Тишина концентрируется над прямоугольным столом с букетом лаванды в центре.
– Что? Где он?
Стреляю глазами в маму и папу по очереди. Ложка звякает о край глубокой тарелки.
– Планы изменились, милая. Твой брат не сможет присутствовать на свадьбе.
Моя мать слишком натянуто улыбается для правдивости. А отец чересчур сильно сжимает офсетную бумагу. На пальцах останутся отпечатки чернил.
– Бред. Вилен бы не пропустил торжество. Он обожает вечеринки.
– Тема закрыта. – Неуступчивый голос отца ставит точку.
– Нет! – отталкиваю тарелку. Стул падает навзничь из–за несанкционированного бунта. – Поговорите со мной! Что с Виленом? Я же чувствую, что–то не так.
Отец опускает газету. Она прикрывает дымящийся бекон и чашку с кофе.
– Ты забыла, с кем разговариваешь, дочь?
Инстинктивно прикрываю щеку ладонью. Левый уголок папиного рта подрагивает.
– Я просто хочу знать, что происходит.
– Дорогой, девочка просто нервничает из–за свадьбы. Ей простительна грубость. – Мама несчастливо улыбается. Очень грустно и настороженно.
– Тогда поговори с ней. Избавь меня от мигрени. Теперь мне кажется, с ее переездом к Бажаеву, нам станет легче.
Холодный тон отца похож на тон Дариуса. Ни капли поддержки и любви. Только приказное эхо в каждой букве.
– Да, конечно. Идем, милая.
Мама чуть ли не силой утаскивает меня наверх. Домработница тут же прибирает со стола и лебезит перед отцом с благоговейным трепетом.
– Мам, ты мне объяснишь?
Я запинаюсь за красную дорожку носочками открытых босоножек. Мама оглядывается за спину и молча, толкает меня в мою спальню. Дверь бесшумно закрывается.
– Что ты творишь, Милена? Тебе не достаточно одной пощечины и похода к гинекологу? Сейчас и так тяжелые времена настали, а еще ты?!
– Что? Какие времена, мам?
В моих глазах полное непонимание и смятение.
– Август Ом ведет подпольную игру. Потихоньку привлекает людей из–за рубежа и Палачей. Жители обоих берегов обеспокоены.
– Палачи? Как они оказались в городе? И причем здесь Вилен?
Герда Флоринская подходит к окну, задергивает плотные портьеры молочного цвета с каменным лицом.
– Сегодня слишком яркое солнце.
– Мам?!
– Девочка моя, – неискренняя улыбка укладывается на ее красивые алые губы. – Проведи этот день за чем–то приятным. Завтра тебе потребуется много сил.
Тут уж она права. Бесспорно. Но про Палачей я не смогу забыть. Они безжалостные головорезы. В их банде нет правил, догм и понятий. Творят, что хотят. Насилуют, убивают, режут глотки прямо на улице. Больше пяти лет назад они были изгнаны за пределы наших городов. Граница под круглосуточной охраной. Два берега надёжно защищены.
Их главарь Занбек исчез с радаров Лихтинска и Черногорска.
Отцовские советники, капитаны, руководящие солдатами неустанно следят за Палачами с момента их позорного изгнания. И намека на их возращения не было.
– Могу я выехать в клуб с Анжелой и Ангелиной? Я знаю, отец по договоренности с Дариусом запретил мне покидать пределы дома, но я не хочу провести последний день на свободе в одиночестве.
– Ты хочешь потанцевать в «Ригеле»?
– Возможно, – пожимаю плечами, – да.
– Хорошо, я поговорю с отцом. Но обещай, ты не станешь выспрашивать у него о Вилене и Палачах.
Согласно киваю. Мама движется к двери изящной походкой от бедра. Золотые часики на запястье подчеркивают его гибкую грациозность. В прошлом она долгое время занималась балетом, танцевала не хуже Захаровой. А потом мой дед выдал ее за папу. Карьере балерины конец.
– Скажи хотя бы, Вилен жив?
Не оборачивается. Взявшись за ручку, проворачивает ее вокруг оси.
– Да.
Дверь захлопывается за ней. Я мигом раздвигаю шторы, толкаю оконную раму. Отец на мощеной площадке разговаривает по телефону. Дмитрий и Марк крутятся рядом. Мне не разобрать отцовскую речь, он научился обманным маневрам, чтобы те, кто читают по губам, не могли ничего узнать.
Горячий ветерок раздувает мои распущенные карамельные волосы. Будет жаркий день. Но я настроена, потанцевать, выпить пару коктейлей и ненадолго отвлечься от переживаний по брату.
Я уверена, если бы с ним что–нибудь случилось, отец бы отправил солдат исправлять ситуацию.
Перед душем пишу сообщение Анжеле и приглашаю ее в клуб вечером. Она обещает поговорить с Ангелиной. В конце ставит многообещающий смайлик с персиком и кукурузой.
Я закусываю губу, улыбаюсь.
После водных процедур надеваю спортивный костюм, беру камеру и иду в сад. В тени деревьев значительно легче дышится. Июльский зной не так угрожающ.
Сняв затвор, щелкаю птичек на яблоневой ветке и одуванчик, вылезший посреди сочного зеленого газона. Снимки будут яркие, живые. Навожу объектив на ворота и замечаю Джабара с Даниэлем. Вот значит, с кем общался отец.
Запечатляю их на пленку.
Через час иду в проявительную в подвале и практически в кромешной темноте проявляю сделанные фотографии. На стене передо мной куча палороидных фото. Делала их до того, как получила Никон на день рождения.
На них я, мама, отец и Вилен…Брат улыбчивый, с девчачьими ужимками. Но я люблю его. Всем сердцем.
Сдергиваю фото с ним и засовываю в карман шорт. Пусть будет ближе ко мне.
С заходом солнца я выхожу во двор в коротком блестящем платье без бретелей и на высоченных шпильках. На ноге босоножки держатся за счет двух ремешков. Сексуально.
В тонированной машине сидят Анжела и Ангелина. Аскольд забрал их и привез ко мне.
– Привет! – я машу маленькой сумочкой в форме клубнички и прыгаю на заднее сиденье к девочкам.
– Вау, ты сногсшибательна! И как папочка тебя отпустил? – ехидничает Анжела, открывает зеркальце и поправляет стрелки на веках черным карандашиком.
– Мама постаралась. – Толкаю ее в плечо, и она чертит кривую линию к виску.
Ангелина громко смеется, сидя на противоположном сиденье в ярко–розовом платье с длинными рукавами.
– Отсосала твоему папаше? Только так от него можно добиться благосклонности. – Поджав губы, подруга стирает неровную черную полоску.
– Фу, Энж! Они же старые! У него там все давно на полшестого!
Я бросаю на Гелю искрометный взгляд и она прикусывает язык.
– Давайте не будем обсуждать сексуальную жизнь моих родителей, а?
– Лучше поболтаем о твоей! – Анжела кидает зеркальце в черный клатч с золотой медузой Горгоной.
– Я за! Скоро кто–то станет женщиной и будет сосать днями и ночами! – Геля тихонько присвистывает. Не знала о ее умении свистеть. Еще одно открытие.
– Так, тише. – Шикаю на них двоих, когда Аскольд садится за руль, а на пассажирском сиденье устраивается Марк.
– Ой, да что они не мужики что ли!
На лице Анжелы предвкушение улетной вечеринки.
– Девочки, давайте договоримся, что будем держаться вместе. Окей? Если сегодня что–то пойдет не так, мой отец…
– Завтра твой отец уже не будет иметь над тобой власти. Только горячий, дико соблазнительный зверь с большим членом!
Ангелина снова закатывается от смеха и, завалившись на сиденье, демонстрирует красные трусики. Я верчу головой, не веря в происходящее. Эти две фурии слишком долго пребывали взаперти с детьми и несносными мужьями. И теперь хотят оторваться на всю катушку. Интересно, те самые мужья разделяют их тягу к пошлым шуточкам и дерзким танцам?
Обо всем узнаю уже в «Ригеле». Подруги и я прилипаем к бару, оформленному в индустриальном стиле. Стенка за полками с алкоголем зеркальная и отражает неоновый свет стробоскопов.
Мы заказываем коктейли с самыми пошлыми названиями и усаживаемся на высокие вращающиеся стулья.
– Сейчас выпьем и пойдем на танцпол. Я хочу потрясти задницей!
А пока, Геля трясет большой грудью. Анжела вторит ей. Я смеюсь, до последнего противлюсь их просьбам взболтать «девочек».
– Блин, Милена, раскрепостись уже! У тебя клевые сиськи. Будто в них силикона закачали! Они же твои?
Анжела обнимает Гелю за шею и обе наклоняются ко мне. Их сумочки чудом не соскальзывают с коленей.
– Они мои!
– Что? – сводят подкрашенные брови.
– Эти сиськи мои!
– У–у–у! Да–а–а! – орут в голос.
– Ваши коктейли, крошки. – Бармен толкает нам бокалы. Мой светится голубым. На кромке торчит кусочек ананаса. У Анжелы что–то ярко–оранжевое с зонтиком, у Гели узкая колба с красным содержимым.
– За тебя, малышка. За твой брак с неудержимым жеребцом Дариусом Бажаевым!
Я от души хохочу. А спустя еще два тоста спешу в центр зала и отдаюсь музыке.
Электронные ритмы меня опьяняют. Я верчу задом, выписываю восьмерки. Девчонки неподалеку и отрываются, танцуя с закрытыми глазами. Так хорошо мне давно не было. Запрокидываю голову и отдаюсь хмельным звукам. Телу становится жарко. Платье облепляет, словно вторая кожа. Я по–дурацки улыбаюсь сама себе и своим ощущениям, а потом чувствую чьи–то сильные руки на бедрах.
Они придерживают меня, помогают двигаться в такт импульсивной мелодии.
Откидываюсь назад на крепкую грудь незнакомца. Не контролирую себя совсем. Мужчина лапает меня выше и выше. Накрывает мои груди ладонями. Открываю рот и захватываю спертый воздух.
Боже…
– Каждый миллиметр твоего восхитительного тела сияет для меня, Цветочница.
Что?!
Решительно оборачиваюсь через плечо и вижу Дариуса. Жмется ко мне бедрами, осыпает короткими поцелуями шею.
– Ты?
– Тс–с–с, не шуми. Расслабься. Мне это нужно сейчас.
Мои соски превращаются в камешки от того, как он зажимает их большим и указательным пальцами. Отец его кастрирует за это, вздернет на ветке старой груши в нашем саду.
