Ведьмы и колбасники
Куда ни глянь, все в крови и останках горожан, но и насекомые несли потери.
Фросе удалось срубить у одного из нападавших голову, и клешни крылатого противника еще рефлекторно скребли по полу, прямо перед сестрами. Липкая желтоватая лужица тоже вызывала приступы тошноты и страха, вот Фрося еще раз приложилась к лекарству из бутылки, но видение из кошмарных снов не исчезло.
Над городом, словно саранча, кружили воины Муравейника. По ним вели огонь воинские подразделения, и грохот давил на психику почти как желтая лужица на полу, как подергивания обезглавленного монстра и расчлененная человеческая плоть за окном.
Вот разрозненные насекомые собрались в стаю и понеслись, то ли к школе, то ли к соседнему гастроному.
– Опять началось! – зло определила Фрося и подняла с пола топор.
Аня страдальчески выдавила:
– Ох, горе! Горе! – пустила слезу, но тоже взялась за копье, лезвие которого было вымазано желтой кровью.
Остров
– Королева!!! – вбежал Р-18. – Млекопитающие у твоего муравейника! Они укрепляют гать, проложенную нами, и скоро выберутся на остров.
– Куда вы смотрели?!!! – противно визжала Королева. – Немедленно отзывайте наши воздушные силы из города, и бросайте в бой всех, кто есть рядом!
– Уже приказы отданы, Королева.
– И еще, нам придется опять эвакуироваться на астероид.
– Это невозможно.
– Почему!? – захлебывалась истерикой Королева.
– Королева, вы за последнее время настолько выросли, что не поместитесь в корабле.
– Что же делать!?
– Защищаться, еще не все потеряно. Через час над нами появится ваша воздушная армия, да и у нас в катакомбах муравейника есть десятки тысяч почти достигших боевой зрелости воинов.
– Идите, Р-18, вы не оправдали моих надежд. Ваш последний шанс избежать монаршего гнева в организации надежной обороны. А я буду во всю силу нестись яйцами воинов. Вам кто больше нужен?
– Пехота.
– Хорошо. Будет вам пехота. Ступайте.
Отряд
Наконец и машина Антона, хрустя гусеницами по гати и хитиновым панцирям поверженных насекомых, выбралась на надежную землю острова. Перебраться на твердую почву суши успело около двух третей отряда, как налетели полчища насекомых, и, не глядя на огромные потери, крушили переправу.
Бронетехнику засасывала топь на глазах у Антона. Экипажи пытались выбраться из машин, но их тут же уничтожали насекомые. Но техника, уже выбравшаяся на берег, оказалась не по зубам летучих людоедов. Антон благодарил Бога за то, что тот позволил его машине форсировать болото.
Только Антону не пришлось долго благодарить Всевышнего – его оторвал от важного занятия командир отряда.
– Где входы в их логово?
– Там был, – ответил Антон, указывая на нору у холма из свежевырытого грунта.
Командир приказал по радио всем машинам двигаться к норе. Зенитные средства отрезали воздушную армию насекомых от входа в их логово.
Вот первая боевая машина пехоты остановилась у цели, из машины выскочил десант. Навстречу из земли лезла нескончаемая лавина, закованная в хитиновые панцири. Лавина грозно щелкала клешнями, клацала острыми челюстями.
Десант открыл огонь, кроша лавину безумных существ. Патроны в рожках автоматов окончились, времени на перезарядку не оставалось, и десант едва успел нырнуть под надежную защиту брони.
Город
Фрося видела. Как насекомое вырвало у Анны копье и надвигалось на сестру, пытаясь отхватить клешнями седую голову. Фрося не знала, чем помочь родному человеку. Она, как могла, сама едва отбивалась топором от дубинки второго монстра. Анна пыталась защититься струей клопомора, но баллончик лишь пару раз чихнул и стих, но этой отравы хватило на несколько секунд остановить порыв агрессивного насекомого.
Когда казалось, вот-вот головы сестер оттяпают острые клешни, насекомые выскочили в окно и унеслись в небеса. Над городом взлетела туча насекомых, даже из-за них поблекло солнце. Бесформенная туча перестроилась рядами и взяла курс из города.
Средства ПВО прекратили огонь. Над городом повисла тревожная тишина. Противника не было, но люди еще долго боялись выходить из домов. Но постепенно первые храбрецы вышли на улицу, а за ними и остальные защитники покинули убежища.
Зрелище глаз не радовало: все было залито алой кровью горожан вперемешку с желтой кровью насекомых, везде лежали изувеченные тела людей и уничтоженных крылатых монстров, а кое-где валялись прорвавшиеся сквозь оборону на земле трехметровые сухопутные людоеды.
Стояла жара. В городе уже появился неприятный запашок. Командарм, опасаясь инфекций, приказал немедля хоронить людей в братских могилах, не пытаясь установить погибших поименно.
Насекомых зарывали бульдозерами в отдельных ямах.
Город продолжали атаковать трехметровые воины, но они уже не могли прорваться сквозь плотный заградительный огонь, без поддержки летучих братьев.
Остров
Огонь по входу-норе вели из-за брони еще около часа, и только тогда неиссякаемый поток рвущихся в бой из-под земли насекомых стал иссякать. Но только штурмовать подземный город тоже не было возможностей, так как запасы боеприпасов иссякали.
Командир отряда доложил по рации обстановку командарму. Помощь была обещана. Сейчас оставалось ждать, ждать транспортной авиации с боезапасом.
Покои королевы
– Королева, нам удалось остановить наступление землян, но наши потери огромны.
– Р-18, жаль, что я доверила командование армией вам. Надо было выращивать из яиц не только офицеров, но и генерала.
– Королева, но вы сами торопили с наступлением. А генерала необходимо не только вырастить, но и обучить. Даже наши офицеры приобретали опыт непосредственно в бою.
– Сколько у нас осталось бойцов? – раздраженно прервала Королева. – Тех, кто продолжает штурмовать город, можете не считать. Они обречены.
– Под землей в муравейнике у нас около двух тысяч бойцов, – начал объяснять Р-18. – Если продержимся сутки, то еще успеет подрасти почти десять тысяч воинов. Еще в лесах и болотах скрываются и рвутся в бой около пятнадцати тысяч крылатых воинов.
Р-18 закончил, и Королева поняла, что больше у нее войск нет.
– Что вы предлагаете?
– Королева, у нас нет выбора! Надо обороняться, пока не исчерпали все ресурсы! Обороняться и надеяться на чудо!
Королева махнула клешней, мол, аудиенция окончена. Она даже не посмотрела, как покинул покои Р-18, она даже не обратила внимания на работу милого трутня. Королева утонула в печали, даже ела и неслась как-то вяло.
Остров
Антон услышал ожившую рацию. Командир отряда принимал сообщения, но Антон и так догадался, о чем идет разговор. Над островом гудели транспортные самолеты.
«Пришла помощь!» – радостно стучало сердце.
В небо взмыли насекомые, но они не могли добраться до заоблачного полета самолетов. А тут еще подоспели вертолеты и заставили крылатых воинов ввязаться с собой в бой.
Самолеты сбросили помощь на парашютах и повернули назад.
Насекомые метались между вертолетами и спускаемым грузом, не зная, что следует уничтожать в первую очередь. У части парашютов они срезали стропы, и те камнем ушли в болото. Часть груза отнесло ветром мимо острова, но несколько контейнеров с боеприпасами достигло людей.
Не глядя на потери от атакующих насекомых, отряд покинул броню машин и разбирал по экипажам долгожданную помощь.
– Ну, вот, – радовался командир отряда. – Отдохнем, и утром в бой!
– Нельзя насекомым давать передышку, советовал Антон. – За ночь их войско, словно в сказке вырастет втрое.
Командир задумался и через пару минут отдал приказ:
– Десант атакует через полчаса. Зенитки прикрывают атаку от воздушного противника. Танки также прикрывают небо зенитными пулеметами.
Спустя полчаса солнце уже садилось, начался штурм. Первый десантный отряд ворвался в пещеру. Автоматы десантников крошили насекомых без отдыха. Но гиганты-воины, летучие бойцы и, даже, простые рабочие тянули клешни к десантникам. Не одного десантника спас бронежилет или каска, но клешни находили не защищенные места, и уже многие солдаты умирали, истекая кровью из страшных ран.
За первой группой десантников пошла вторая, а с ней напросился в бой Антон.
Еще до прямого контакта с противником, Антон предложил командиру второй десантной группы одеть противогазы. Когда второй отряд заменил погибающий первый, то насекомых встретил аэрозоль, а не пули.
Насекомые валились замертво под ноги десанта. Замкнутое пространство пещеры усилило действие яда.
Покои королевы
Королева слышала дробный странный грохот и догадывалась, что этот странный звук издают млекопитающие. Противный шум становился все отчетливее, ближе, страшнее.
А тут еще эти запахи. Королеву впервые в жизни выворачивало наизнанку. Она прекратила есть, нестись и, даже, отогнала трутня. Тот сидел в уголке зала и огорченно вздыхал. Тупоумному существу было не понять, что все рушится, и его ничтожная жизнь висит на волоске.
– Королева! – вбежал в покои без доклада Р-18. Правда, докладывать оказалось некому. Даже отряд слуг во главе с дворецким защищал один из последних рубежей. – Мы окончательно проиграли! Еще несколько минут, и враг ворвется сюда. Еще несколько минут, и мы погибнем. Прощайте, Королева! Я умру, защищая порог ваших покоев, и, возможно, смерть искупит мои ошибки…
Не успел Р-18 завершить пламенную речь, как дверь лягнула его в зад. Разведчик растянулся плашмя посреди зала.
Сквозь распахнутые створки дверей вбежали десантники со сверкающими огнем боя глазами, автоматами или баллончиками наизготовку. Среди ворвавшихся был и Андрей.
– Хочешь спасти Королеву? – мигом оценив ситуацию, ошарашил вопросом инопланетного разведчика.
Р-18 уже готовился броситься на пули и аэрозоль врага, но неожиданное предложение заставило его задуматься.
– Да, – нехотя, выдавил он.
– Тогда скажи Королеве, что мы готовы с ней сотрудничать.
Р-18 произнес нечто непонятное на языке насекомых. Королева ему ответила, и Р-18 перевел на язык людей:
– Я согласна, но при одном условии… я должна оставаться правительницей муравьев.
– Хорошо, – согласился Андрей и добавил: – Но с определенными ограничениями.
Королеве не приходилось выбирать, и она утихомирила гордыню.
Эпилог
Прошло всего треть года, а насекомые уже работали рудокопами, занимались чисткой атомных реакторов, считались незаменимыми во многих вредных производствах.
Королева номинально считалась правительницей насекомых, но приказы рабочим муравьям отдавали люди.
Единственное место, где Королева ощущала себя полновластной правительницей, был ее дворец – муравейник на болотном острове. Вокруг нее сновали муравьи, выполняя малейшие капризы. Королеву весьма редко беспокоили люди в ее опочивальне. А Королева никогда не покидала пределов своего тронного зала – опочивальни. Откуда было ей знать, что все в ее дворце контролируется людьми. Р-18 и иные слуги не хотели ее огорчать правдой. Вот Королева закрыла глаза на реальность и прекрасно чувствовала себя почти правительницей Земли. Иногда она вообще забывала о людях, а иллюзия нашептывала сказки о ее безграничном могуществе. Так стоило ли выкапывать голову из песка иллюзий? Привычка земных страусов прятать голову в песок от опасности пришлась Королеве по вкусу.
А люди изучили язык Муравейника, и послали на родину насекомых скоростное сообщение. Так началась радиоигра Земли против муравейника.
Вскоре Муравейник сообщил о смерти Королевы-матери. Муравейник просил переслать им яйцо с зародышем новой Королевы.
Люди в радиоигре стали «тянуть резину», оттягивая время неизбежного столкновения с Муравейником.
Люди изучали муравьев, их науку, технологии. А население Муравейника медленно вымирало – некому было нестись новыми яйцами.
Земля надеялась на успех в борьбе с Муравейником. Ведь противник, хоть и грозен, но так далек. А люди уже побеждали пришельцев, так что помешает еще раз уничтожить интервентов. А то, чем черт не шутит, заставить Муравейник сотрудничать с Землей, как и плененную Королеву.
Земля строила космический флот, по образцу корабля пришельцев. Люди испытывали новые корабли, исследуя солнечную систему. Человечество готовилось к превентивному удару по Муравейнику. Но большинство считало, что Муравейник подпишет мир с Землей. Мир за яйца, которые будут доставляться с Земли. Муравейник будет вынужден согласиться на предложение землян. А куда им деваться?!
2005 г.
А сейчас предлагаю взглянуть на грех, сидящий практически у всех. Даже у одного патриарха церкви он выглянул из рукава сутаны часами стоимостью в квартиру, неимоверно дорогими крестами, лежащими горизонтально на пухлом животе, а он проповедовал аскетизм. Что тут скажешь о простом смертном?
Ведьмы и колбасники
1. Лысая гора
«Чего я ною? – вел вечный спор с оппонентом внутри себя.
– Кто бы ни пожил с мое на Лысой Горе – завоет. А я еще стойкий… только поплачусь самому себе и терплю дальше. Но больше здесь гнить не буду. Баста! Вот доведу обещанное Васе дело до конца, и – прощайте бабёнки».
– Да, да, – мелодично мурлыкала в трубку моя ведьма. – Конечно, буду… Уже собираюсь… Лечу, скоро лечу.
Она мягко положила трубку на телефон и, под веселый напев, закружилась в вальсе к зеркалу.
– До вечера – свободен, – бросила через плечо. – Пусть Фантик несет косметику, оранжевое платье и протрет метлу.
«Пан или пропал! – назойливо засвербело под темечком. – Ежели не сейчас, то, когда же?»
– Фантик, фантик, – крикнул на кухню и на ответное «угу» передал распоряжения хозяйки.
Пока ведьма накручивалась на бигуди, подкрашивалась, подбирала украшения.
«Поспеет только к вечеру», – уверенно оценил ее придирчивость к туалетам и выскочил на улицу.
Безразличной скучающей походкой протопал по короткой и единственной улице поселка, быстро миновал огороды и припустил во всю прыть на опушке. Конечно, до вечера далеко – зачем же так спешить? Но я привык перестраховываться и в беге отбирал время у Судьбы. Пусть мудрые книги говорят, что Судьбу не обманешь, не упросишь, не заставишь… Пусть говорят…
Путь недолгий, километра три, но по бездорожью: среди густого леса, цепкого кустарника-подлеска, топкого болота. Почти везде их осушили, а здесь оно первозданное, как в сказке.
Топь урчала продирающимся вверх болотным газом. В тревожную музыку гиблого места умело вплетались скрытые камышом птицы, кузнечики, а, может, и кикиморы. О болотной нечисти нашептывало разгулявшееся воображение. Но только ли воображение? Даже водяной, говорят, тут обитает, но не буду трепаться – не видел.
Дорога к мельнице всегда вызывала подсасывающий страх, напитанные беспокойством ассоциации. Наверняка, путь заговорен.
Все тропинки за последние годы неплохо разведал. Осторожно ступал по кочкам в трясине. Скоро болото кончилось, лес редел, пока совсем не исчез. Открылся лысый холм, густо усеянный сочным душистым клевером. У сиреневых ершистых головок мирно, лениво гудели шмели и пчелы, порхали пестрые бабочки. Теплое лето сочилось медовым ароматом, покоем, негой. Но взгляд выше, к ветряку, возвращал реальность.
Тревога, непонятная тревога и смятение духа летели с прохудившихся крыльев. Деревянные, почерневшие в веках стены башни были грозны и мрачны. Дорог нет к ветряку, никто не подвезет зерна, но иногда, по ночам, скрипит на всю округу ветхая мельница. Что мелят старые жернова?
Дверь на древнем амбарном замке. Открыть просто, только ни к чему привлекать внимание. Глазами определил путь и полез по стене вверх. На первый взгляд поверхность кажется ровной, но в досках есть выпавшие сучки, не до конца вбитые гвозди, сколы, щели… За них я и цеплялся. Конечно, можно сорваться. Порыв ветра, выпадет гвоздь, мало ли еще какая пакость – загремлю так, что кости собирать придется в морге.
Любопытный нос регулярно получал щелчки, но все равно брал верх над осторожностью. Вот и сейчас неизменный лоцман вынюхал все щербинки и гвоздики до самой крыши ветряка. Он уперся в давно примеченную, постукивающую на ветру, доску. Крышу покрыли дюймовыми досками внахлестку. Нигде больше не видел таких крыш. Потянул скрипучую доску на себя, и она, визжа, поддалась усилию. Отверстие оказалось достаточным, нырнул в него, нащупал ногой балку и, наконец, перевел дух.
Этажи мельницы связывала ветхая, с протертыми до половины толщины ступеньками, лестница. Нижнее помещение больше напоминало смесь холла с гостиной: вешалка, коврик при входе, длиннющий дубовый стол, десятка полтора резных кресел составляли ее скромное убранство. Чердак – пуст, если не считать паутины. На среднем этаже располагались жернова. Деревянный зубчатый механизм исправно передавал вращение крыльев ветряка на них. Муки на жерновах ни грамма: «Что же они мелят здесь по ночам? Непокорные души? Впрочем, скоро узнаю».
Рекогносцировка завершилась. Оставалось ждать. Рядом с жерновами валялась куча тряпья, старых мешков. В них зарылся с головой, оставив небольшое отверстие для воздуха. Назойливо пахло мешковиной, но лежалось мягко, уютно, ветряк монотонно поскрипывал. Под колыбельную мельницы тихо подкралась дрема, а она окунула в глубокий крепкий сон…
Черный сухарь скрипел, с трудом давался зубам. А рядом жевал колбасник. Опытный глаз быстро его определит. Не по ветчине, которую отхватывал огромными ломтями, а по самодовольным и жадным глазам. Они временами вспыхивали огоньками презрения ко мне, неподатливому сухарю, всему миру.
– Ест сладко только тот, – он указал жирным жальцем, на свою ветчину и мой сухарь. – Кто умеет крутиться.
– Крутиться – работать или умело лгать, воровать?
Колбасник, даже не смутившись, пояснил:
– Масло на хлеб и ветчину добывают не пот и мозоли, а хитрая голова.
– И беспринципная, – все же я презирал колбасников, как и они меня, и не мог скрывать чувств.
– По-всякому, – согласился он. – Вот ты учился, а жуешь сухарь. А я, без всяких университетов, делаю деньги из воздуха. Слушай меня, учись у меня, инженер.
Ехидство и самовлюбленность раздули его до лоснящегося жиром пузыря. Захотелось умно поставить дутое самодовольство на место, но уже толстущее ничтожество гулко, словно хлопнула дверь, лопнуло.
«Сон, мне снится сон», – тихо, тихо прошептало подсознание, и я сразу забыл робкую подсказку.
«Куда он делся? – подумал о колбаснике. – Неужели действительно лопнул?»
Вокруг никого не было, только колыхалось, кипело, пенилось разноцветье сирени. В теплом воздухе гудели отяжелевшие нектаром и пыльцой пчелы. Росу бриллиантовыми каплями сбрасывал в лучи солнца нежный ветерок.
Как хорошо! Вдохнул аромат цветов, но ощутил лишь затхлость мешковины.
– Сон, сон, сон, – тихо пела сирень.
Еще раз вдохнул – мешковина, но все одно – хорошо!
Слышу: за спиной что-то шелестит. Оглянулся: летний ветерок перебирает листы книги.
Присел на корточки и всмотрелся в текст: «Колбасники, – прочитал на открытой ветром странице. – Люди, но по приметам напоминают бездушных фантомов. Считают за счастье обеспеченность колбасой и иными материальными благами. Аморальны. Предпочитают сытую клетку голодной свободе…»
Ветер прервал повествование о колбасниках и успокоился на новой странице: «Фантомы – это нелюди, бездушные творения волшебников, ведьм, магов… Обычно тупы, но наиболее совершенные создания наделены высоким интеллектом и могут маскироваться под духовные и добрые личности…»
Не успел дочитать предложение до конца, как ветер-баловник пробежался по листам. Они ощутили с прозрачным озорником родство и оторвались от корешка, взмыли вверх, превращаясь на лету в птиц. Стая закружилась надо мной, загорланила и повернула к солнцу. Светило съело все без следа.
«Удивительный сон, – настойчиво пела сирень. – Как будто осень там танцует вальс «Бостон».
Песня закружила медленным вальсом среди цветов. Они ласкали, осыпались теплым снегом.
«Осень? Сирень? Вальс?» – настойчиво зудело, мешало насладиться медово-тягучим кружением. Но вот в убаюкивающую мелодию и хрипловатую песню Розенбаума вплелся высокий, Люськин голосок.
«Ведьмы!!!» – взорвалось бешеным всплеском сердце.
Сна, как ни бывало, а комочек мышц молотком гремел о грудь.
Я не слышал, как они сняли замок, открыли визжащие петлями двери. Услышал, когда ведьм собралось около десятка. Они вели светские разговоры о погоде, модах, музыке, а Люська подпевала магнитофону.
Она выглянула в окошко, указала пальцем в небо:
– А вот и Петькина летит.
Ведьмы часто называют себя именами своих слуг.
Я посмотрел в грязное оконце. Действительно летела моя ведьма. Это меня зовут Петькой. Она приземлилась у самых дверей, поставила метлу при входе и вошла.
– Привет, бабёнки.
Веселое разноголосое щебетание нарядных девиц заполнило мельницу. Сверху, через щелочку дощатого перекрытия, хорошо просматривалось сборище ведьм. Колдуньи разоделись на уровне «Диора», сверкали украшениями. Никто не походил на сказочную старуху-оборванку Ягу.
Наконец галдеж стал стихать, и тринадцать расфуфыренных баб, все из нашего поселка, расположились за дубовым столом. Старшая властно взмахнула рукой – все стихли.
– Бабёнки, – начала она. – Давно забыто лихолетье, когда нас жгли и топили. Пришли великие времена. Пора запрячь власть, взнуздать и загнать в послушное стойло. Для этой цели необходимы исполнители. Наши разведчики-фантомы послушны, но ими не заполнишь мир. Поэтому давайте растить легкоуправляемые колбасные души. Личности почти не поддаются контролю, а колбасники…
Невольно оценил свои духовные качества. Обилие колбасных проявлений заставило густо покраснеть. Униженное достоинство бунтовало, кричало, спорило, а я краснел, краснел, краснел…
Суть собрания выразила председательница. Остальные ведьмы лишь касались частностей, описывали свои козни, предлагали варианты новых. Здесь я узнал, что председатель райисполкома – фантом, его заместитель – человек, но законченный колбасник. Откровения сначала ошеломляли, но постепенно адаптировался с потоком сенсаций, даже стало скучно. Под монотонно гудящий шабаш отвлекся воспоминаниями о былом.
Как, почему попал к ведьмам? Наверно виноваты голодные студенческие ночи. Именно ночи. Днем за учебой забываешь даже про голод. Вечером отвлекает робкий флирт или спорт – иные забавы сироте не по карману. А вот ночью начинались неспокойные песни желудка. Ворочаешься, ворочаешься в постели, а воображение рисует окорока, колбасы или фей с самобранками.
Слюнки текут, желудок урчит, сна нет…
В самые голодные времена появилась она. Как бы невзначай подсела ко мне на скамейку в безлюдном скверике, аккуратно расстелила газетку и стала выкладывать ночные мечты. Газетный лист скрылся за копченой полендвицей, самодельной колбаской, аппетитнейшим деревенским зельцем, симпатичными огурчиками, налитыми солнцем помидорами. А она все выкладывала и выкладывала новые яства из бездонной сумки.
Рефлексы вышли из-под контроля. Глаза загорелись, а слюну едва поспевал сглатывать. Когда дошел до каления, она очаровательно улыбнулась (ну кто бы принял ее за ведьму?) и предложила:
– Угощайтесь. Не люблю, есть одна.
Сначала робко попытался отказаться, но пустой желудок взбунтовался, и рука потянулась к балыку. Челюсти споро включились в работу, они до крайности застоялись, соскучились по делу.
Постепенно голод сменило любопытство. Я уже вяло жевал колбасу и поглядывал на соседку. Она задорно хохотала под мои шуточки. На вид лет двадцать, но быстро засомневался. Может сорок? Мгновениями в глазах читалась мудрость веков. Соседка беззаботно хрустела овощами и наивными вопросами умело прощупывала колбасную душу.
– Да, – чистосердечно признался прекрасной ведьме. – Денег нет, голодаю почаще, чем ем. Опротивело так жить, да что делать?
– Как, что? – возмущенно взмахнула надкушенным огурцом красавица. – Иди ко мне работать. Работа простая и ее не много. Кормлю не хуже сегодняшнего и добавляю два оклада ведущего инженера, а не стипендию студента. Правда, деньги будут ненужные, ибо одежка тоже моя. Ну, как? Согласен?
И не передать, как в этот миг опротивело нищенское житье-бытье, как захотелось порвать тяжелые цепи нужды, что мигом согласился. Согласился, но вытребовал три месяца отсрочки. Разум одурманили колбасы и окорока, но и остатков ума хватило завершить учебу, до нищенствовать, но завершить начатое.
Так ведьма мобилизовала в услужение не школяра, а дипломированного инженера. Официальная бумажка тешила мое и ее самолюбие. Начались сытые ночи, но сейчас ностальгически снились лекции, былые товарищи-студенты и мечты. Тоска по проданной голодной свободе будоражила, и вновь пришли бессонные ночи.
