Сага о Гудрид

Он вздрогнул.

– Я вовсе не думал об этом, Гудрид. Но тебе не следовало бы считать, что жизнь кончена только из-за того, что ребенок родился слишком рано, а муж твой умер. Ты еще слишком молода.

Он встал и протянул Гудрид широкую, загрубевшую от труда ладонь, чтобы помочь ей подняться. Она оперлась на его руку и почти раздраженно ответила:

– Легко тебе говорить! Ты волен распоряжаться собою и делать все что хочешь: путешествовать по чужим краям или гостить у родичей, и все потому, что…

Он улыбнулся и легко подхватил ее за локоть, чтобы она не сползла к реке, которая несла свои шумные, стальные пенистые воды внизу под косогором.

– Ты тоже вольна скатиться вниз. Но прежде хочу предложить тебе взглянуть на другой берег реки. Может, он приглянется тебе больше, чем этот?

Гудрид оглядела оба берега, покрытые валунами, меж которыми цвел желтый душистый ослинник. Показав на другой берег, она произнесла:

– Видишь те цветы? Они тоже называются ослинники, но там они белые. Это единственное место во всей округе, где можно встретить белые цветы ослинника. Ты думаешь, что на том берегу есть что-то особенное, что там все иначе?

– Возможно. И теперь там полно цветов.

Гудрид попыталась улыбнуться, отвечая ему:

– Моя приемная мать учила меня не возражать мужчине и заботиться о том, чтобы вдоволь накормить его. Нам пора возвращаться в дом и посмотреть, что предложит нам Торкатла.

Гудрид нарочно переводила разговор на обыденные темы и за обедом, и в лодке, когда они плыли назад в Братталид. Но едва они оказались посередине фьорда, Карлсефни отложил весла и высказался без обиняков:

– Значит, ты помнишь меня с тех пор, как мы увидели друг друга на альтинге? Или, во всяком случае, мой зеленый плащ…

– Да, Орм, мой приемный отец, рассказал мне, кто ты.

– А я спрашивал о тебе у моего дяди Снорри.

– Но он никогда не говорил мне о том, что ты спрашивал обо мне, – Гудрид обрадовалась, что в этот раз за веслами сидела не она. Сейчас ей казалось, что она не смогла бы шевельнуть пальцем.

– Я спросил у него, кому принадлежит красивая белая кобылка!

– О, да, Снефрид. Она действительно была великолепна.

– Еще бы, и на нее можно было положиться. Потому что в тот вечер я сказал ей, чтобы она помогла мне встретить свою хозяйку. Конечно, это случилось не сразу, но теперь мы сидим здесь вместе!

Они почти уже приблизились к берегу: люди из Братталида собирали у воды мидий и могли услышать их разговор.

– Очень любезно с твоей стороны, Торфинн сын Торда, что ты довез меня до Бревенного Мыса и обратно, – учтиво произнесла Гудрид.

Он быстро обернулся через плечо и ответил столь же вежливо:

– Не стоит благодарности, Гудрид дочь Торбьёрна. Я весьма доволен своей новой парусиной.

В последующие дни Гудрид была так наполнена присутствием Карлсефни, что всякий раз, когда она обносила домочадцев едой за столом, руки у нее начинали дрожать, едва она приближалась к его месту. Когда она ложилась спать, мысли ее текли к постели, которую Карлсефни делил вместе Лейвом. Теперь она понимала, как это бывает и как томление заставляет многих высокородных женщин нарушать обычаи и вести себя безрассудно. И она понимала теперь предсмертные слова отца. Но ощущал ли сам Карлсефни такую же тоску по ней, как ее отец – по Халльвейг?

По гренландским меркам Гудрид жила зажиточно и принадлежала к знатному роду, но Карлсефни был одним из самых богатых и могущественных людей во всей Исландии. У Гудрид не было никаких оснований надеяться, что он захочет всерьез посвататься к ней. Сможет ли она противиться ему, если он предложит ей быть его наложницей на то время, пока он находится в Гренландии?

Гудрид без сна ворочалась в постели и утром вставала еще более усталой, чем ложилась вечером.

Однажды, когда на дворе стояла хорошая погода, Гудрид решила сесть у дома прясть и направилась в кладовую за нечесаной шерстью. Она взяла такую большую охапку, что ничего не видела перед собой из-за шерсти. По дороге к дому она наткнулась на какого-то человека. Тот решительно потянул к себе ее охапку, и она увидела прямо перед собой бледное лицо Карлсефни. Глубоко посаженные, синие глаза смотрели неожиданно мрачно, и Гудрид почувствовала, что ноги ее подкосились.

– Я… я думала, что ты со своими людьми отправился ловить рыбу сегодня утром! – пролепетала она.

– Я – нет. У меня есть здесь дела. Почему ты не пошлешь в кладовую служанку и несешь такую груду шерсти сама?

– Здесь в Гренландии мы заставляем слуг делать только самое необходимое, и потом, у них и без того много хлопот… Я вовсе не думала, что наткнусь на тебя… – она смотрела в сторону.

– Вот как? А я искал встречи именно с тобой… Мне нужно поговорить с тобой кое о чем.

Он молча положил охапку шерсти на холмик под большим деревом, где, по поверью, жил дух этой земли, и потянул Гудрид за собой. Показав в сторону Бревенного Мыса, он сказал:

– Там лежит твой двор, Гудрид. Хозяйство у тебя хорошее и прочное. Торстейн Черный говорит, что двор твой на Песчаном Мысе еще лучше. Я не знаю, сколько заплатил тебе Лейв за корабль, но в любом случае ты имеешь богатое приданое, и я хотел бы знать, не помолвлена ли ты с кем-нибудь. Лейв рассказал мне немногое: он считает лишь, что ты сможешь жить в Братталиде до тех пор, пока Торкель не возьмет себе жену в дом.

Гудрид твердо произнесла:

– Могу сказать только, что никто ко мне не сватался. У меня действительно есть два двора и сумма, уплаченная мне за корабль отца. Но скорее всего, я не смогу больше рожать детей.

– Ты хочешь навсегда остаться в Гренландии?

Она беспомощно подняла на него глаза, чувствуя себя беззащитной перед ним, и это придало ей силы.

– Я не задумывалась над этим… Сейчас я живу здесь. Иногда мне кажется, что я жила здесь всю жизнь, а иногда – что я лишь жду, когда же начнется подлинная жизнь. Когда я была женой Торстейна, я верила, что живу по-настоящему, но это было похоже на зерно, которое проросло слишком рано и замерзло…

Никогда раньше она не высказывала свои мысли вслух. Теперь она словно освобождалась от тяжкого бремени.

Карлсефни наклонился над кручей, взглянув на фьорд. Внезапно он схватил Гудрид за руку.

– Выходи за меня замуж, Гудрид. Судьба хотела, чтобы мы встретились вновь. Не будем же понапрасну терять время!

Он прижал ее к себе, так что голова ее легла ему на грудь. Гудрид втянула в себя запах моря и шерсти и услышала, как гулко бьется его сердце. Она тихо и нежно ответила ему:

– Я с радостью пойду за тебя, Карлсефни! Не годится противиться своей судьбе. И потом, мне так хочется полюбоваться твоим красивым парусом, который я доделаю!

Он наклонился к ней и поцеловал ее, и она ощутила, как их дыхания смешались воедино. Тело его напряглось и запылало. Гудрид затопила волна нежности, но она овладела собой, подумав, что, пожалуй, для нее же лучше, что все эти годы она и не подозревала о томлении плоти. Вслух она сказала:

– Нас могут увидеть…

– Пусть видят! Никогда не желал я свататься к женщине украдкой: иначе в темноте не разглядишь, какое у нее приданое, – сказал он и прибавил уже всерьез: – Нам не нужно прятаться, Гудрид. Я сам себе хозяин, да и ты вправе решать, кого ты себе выбираешь в мужья.

– Да, – ответила Гудрид и посмотрела на фьорд в сторону рыбачьих лодок, а потом перенесла взгляд на двор, где беспрерывно суетились слуги. Здесь она сама была лишь маленьким звеном в цепочке, и над всеми ними главенствовал Лейв. Она медленно продолжала: – Я хочу быть с тобой повсюду, куда бы ты ни отправился. Но будет лучше, если ты, как это принято, спросишь разрешения посвататься ко мне у Лейва.

– Я и сам думал об этом. У меня есть друзья в Кимбавоге, и они смогут замолвить за меня слово Лейву. Теперь, поговорив с тобой, я отправлюсь к своему дяде Торлейву.

– А откуда ты знал, что я соглашусь? – дразнящим голосом спросила Гудрид.

– Я думал, что ты поняла: сама судьба хочет, чтобы мы стали мужем и женой.