Свет во тьме

– Что смотришь на меня? – мне показалось, что она злилась. – Ник, ешь, пожалуйста. Ешь мясо.

– Ты ему ещё одно место поцелуй! – его лицо исказила гримаса недовольства. Отец добавил:

– Так, пока ни сожрёшь всё, что в тарелке, из-за стола не ногой.

Я расплакался…

***

Открыл глаза. Пульсирующая боль в висках свидетельствует о сильном недосыпе. Несколько ночей сижу тут: напротив кабинета операционной, к которой битые сутки подряд хирурги борются за жизнь Ли. Нервно перебирая воспоминания в голове, стараюсь сотый раз успокоиться. Не уверен, что именно видел – приближающийся на встречу автомобиль, больную фантазию в моей голове. Или то, и другое. Возможно, где-то внутри черепной коробки скрывается простейший ответ на вопрос: «Почему она, а не я?».

Словно паразитирующий организм эта мысль поедала моё сердце изнутри. Каждый раз, когда старался не думать о том, что случилось, буря воспоминаний из чувств, отчаяния и страха снова и снова окутывали меня словно ночной кошмар.

Слегка заторможено подняв левую руку на уровне глаз, задрал рукав местами износившейся рубашки – красного цвета, в синюю клеточку. Посмотрел на двигающийся в такт механизм «Rado»: половина пятого утра. Вообще, люблю смотреть на часы. Это помогает поверить в логичность всего происходящего. Иногда, когда кажется, что по причине усталости или любых других обстоятельств, – как сей час – что не могу собраться, просто наблюдаю. Смотрю и вижу бегущую стрелку. И время, которое не вернуть остаётся позади, а то, что будет дальше, не больше чем принцип механизмов, которые приводят в движение сам процесс. Могу ли я что-то изменить, когда от меня ничего не зависит – не думаю. Поэтому приходится надеяться на лучшее.

Мысль о том, что я никак не могу посодействовать врачам, которые битые сутки борются за жизнь Ли, ударила также больно, как и мучительно чувствую беспомощность.

– Твою мать, – закричал я в попытках стряхнуть с себя остатки черного кофе. И только потом, понял, что случайно опрокинул нетронутый, пластиковый стаканчик, стоящий на ручке мягкого кресла.

– Вот, черт возьми!!!

Встав на ноги, я начал отряхивать жидкость с рук. Подошёл к висевшему напротив лифта зеркалу. И уставился в глазеющего напротив незнакомца.

Вовсе не лицо счастливого, довольного жизнью человека. Оно, мне больше напоминало какого-нибудь второстепенного персонажа из фильма ужасов. Где атмосфера сюжета настолько мрачная, что и персонажи кажутся удачным дополнением картины. Бледная кожа, неестественные, усталые глаза подчёркивали осунувшееся лицо. И грустный, приковывавший внимание своей опустошенностью взгляд ярко синих глаз. В зеркальном отражении было что-то ещё. Присмотревшись, различаю одиноко лежащий на полу конверт. Словно ящик Пандоры он приковывал своей загадочностью и непостижимостью. Захотелось, открыт его. И наконец-то узнать: что в нутрии? «Как бы посмотрела на это, Ли?», задумался я. Ведь, вероятно, что она скрывала его содержимое. «Взгляну одним глазом, а после запечатаю, как было».

Да.

Медленно перебирая ногами, подхожу на расстояние вытянутой руки. Остановившись в нерешительном оцепенении, – что-то мне подсказывало, что это прошивая, идея – от усталости сажусь на колени и начинаю аккуратно откупоривать липкий клапан.

Я не был готов к тому, что увидел. Дрожащей рукой, смахивая слезы, смотрю на две красные полоски параллельно расположенные на продолговатом куске бумаги. Это был положительный тест на беременность.

– Мне, жаль.

– Что, простите?

Озабоченно поворачиваю голову в сторону стоящего напротив незнакомца в белом халате. Это хирург. Он склонил голову так, что я увидел его выражение лица и услышал слова, вырвавшиеся из его рта:

– Мы сделали всё возможное, сожалею.

***

Запах ладана. Звук печальной скрипки. Купол церкви, отделанный позолотой, пестрил и был частью архитектурного гения в стиле барокко. Ниже, у основания арки оконный витраж. Лучики света переливались в палитру абстракции цветов. Синий, жёлтый, красный и золотой. На мгновение промелькнула мысль, что калейдоскопический свет был замыслом божественного начала, под сводами белых облаков, которые укрывали потолок. В меру вычурные иконы висели на деревянной палитре. И дым от тлеющего кадила будто магическим образом испарялся в воздухе, когда священник проходил между рядами.

Пришло меньше людей, чем я предполагал. У меня не было родственников, поэтому здесь собрались только самые близкие те, кто был частью семьи Ли. Её лучшая подруга была тоже здесь. Она сидела справа от меня. В строго-черном, брючном траурном наряде. Платок, который закрывал большую часть её лица, не мог замаскировать слёзы, которые ручьем катились по её щекам. Я переживал не меньше неё, но выдержка и качество самообладания не позволяли нарушить речь священника, как это мастерски получалось у матери Ли.

Не могу сказать, что не понимаю её горя, так как она всем своим видом выказывала. Но и совру, если скажу: что мне доставляет удовольствие, слушать её всхлипы. Ком подкатил к горлу, и я чуть было не дал волю эмоциям, когда бедная женщина в очередной раз громко заплакала. В грудной клетке бушевала буря, которую изо всех сил пытаюсь сдержать внутри. Не позволить вырваться наружу и поглотить остатки самоуверенности, которую я внешне выражал.

Пиджак, белая рубашка с бабочкой. Или зауженные, черные брюки и лакированные туфли – отражение моего статуса, но не внутреннего содержания. Снаружи я был спокоен, а внутри подавлен. Это давление настолько сильно, что нервы, то и дело танцуют чечетку. Каждый раз за возможность уцепиться за воспоминания о ней, мой воспалённый мозг ищет ответы на вопросы, на которые нет ответа. Мыслей так много, что я прикрыл глаза тыльной стороной ладони. Сделал глубокий вдох. Почувствовал, как каждая клеточка моего организма получила кислород. И только после этого открыл.

Церковные процедуры уже закончены. Священник прочел молитву. Все, собравшиеся по очереди вставали со своих мест и подходили к стоящему посреди гробу.

В глаза бросился отец Ли. Будучи сдержанным, по крайней мере так казалось на первый взгляд – его лицо исказила гримаса побитого ребёнка. Но нет, даже камень крошится под натиском воды – он беззвучно заплакал. То и дело всхлипывая, и молотя руками воздух. В немой доброте, к нему наклонилась женщина в черном, которая подошла так же резко, как и секунды спустя, с выражением скорби в глазах, сопроводила старика обратно и посадила в кресло.

Собрав волю в кулак, я встал с сидения. Пригладил фланелевый пиджак и направился к гробу. Я знал, что увижу, когда подойду, поэтому не хотелось смотреть внутрь. Но страх, словно поднявшийся из средневековой ямы, невидимой рукой толкнул вперёд. И я узрел.

Было больно видеть её такой красивой, когда она мертва. Разовые от грима щёки. И закрытые глаза, как будто спит спокойным и умиротворённым сном. Профессионалы хорошенько постарались над телом. Как и гроб, отделанный из бумажного шпона – Ли, была по истине прекрасна. Я бы мог смотреть часами, днями и ночами, но не думаю, что от меня именно этого ждут собравшиеся скорбящие.

Я медленно повернулся лицом к сидящим напротив родственникам и спокойным тоном сказал то, что нужно было услышать каждому:

– Все мы здесь собрались сегодня… – было тяжело выразить то, что действительно необходимо, а не то, что чувствую на самом деле. – И каждый из присутствующих ощущает бремя потери и утраты…

– То во что верить есть смысл…

– Именно наша вера, наша способность к состраданию делает нас теми, кем Ли, была для каждого из нас…

– Для меня Ли была и остаётся светом, который всегда со мной…

– И пусть её нет снами сейчас физически, ей удалось заставить меня помнить её такой, какой она была. Незаурядной, умной и энергичной. Она не оставалась в стороне, когда требовалась помощь. Её личность была весома и значима, как и её стремления, мнение и поддержка… – я осёкся. Почувствовал, как глаза стали влажными, а щёки запылали огнём. Вытаскивая платок из кармана брюк, я вытер слезу с лица. А после, наверное, прошла целая вечность, когда продолжил:

– Пусть… – я не смог договорить. Слова прилипли к горлу. Извинившись, направился к выходу…

Четыре года спустя

Почти осушил бутылку «Clos des Papes[1 - французское красное вино «Clos des Papes» (Кло де Пап) урожая 2005 года. По данным журнала «Wine Spectator» вино признанно лучшим в мире.]», которую припасал на особый случай. Случай был именно таким. После увольнения с работы чувствую отчаяние и одновременно свободу.

– К черту всё, – допивая бокал, заключил я.

Комната гостиной была усыпана гирляндами. И разноцветные огоньки мигали в унисон. Атмосфера умиротворённости и тишины. Окрашенные в огненно-красные бруски пластика, на котором танцевали огоньки пламени, приковывали внимание хаотичностью движения. Электра-камин, который мы с Ли купили, что бы дополнить и без того изысканный интерьер гостиной. Напоминал что-то вовсе не сочетающиеся с одиноко стоящими вещами.

Вон, там у окна, с видом на сад, громоздкий слегка вычурный стол – с обеих сторон полки для принадлежностей и высокие, держащихся на металлических, круглых стойках плоские подставки на которых в полуквадратных рамках стоят наши фотографии. Он всем своим присутствием напоминает мне о многих часах, которые Ли провела за ним. Трудясь над очередной порцией контента, для местного журнала, любила смотреть в окно и о чем-то размышлять. В такие моменты я старался не беспокоить её. Лишь иногда: справа от дивана, на котором я сей час сижу в красивых переплётах, от классических произведений и до современных шедевров литературного искусства по алфавиту стоят книги. Если я был в зоне досягаемости Ли, то она просила меня подать ей одну из них.

Вообще люблю читать, особенно книги. Они помогают понять многие вещи. Наводят на правильные мысли. Всегда красиво молчат, хоть им и есть что сказать. С каждой прочитанной страницей мысли будто уносятся в вольное путешествие по водам неизведанных морей. Волны их, высотой в девяти этажный дом, поглощают тебя с головой. И когда нет воздуха, чтобы вздохнуть – всё начинается заново. Поэтому, я считаю, что книги, которые когда либо, были и будут написаны это история. Каждая прочитанная книга – прожитая жизнь.

Неимоверные по силе ощущения, когда у тебя есть возможность проживать жизнь снова и снова! Ведь так? Когда ты можешь быть фараоном древнего Египта или же рабом на Греческом триммере. Не согласен с людьми, которые утверждают, что книги – это теоретический опыт. Потому, что моё отношение – это восприятие: то как я буду читать и ощущать. «Это» относится не только к книгам, а к множеству других занятий. Например, наблюдая за некоторыми людьми, можно многое понять, осознать и ощутить. Но это моё мнение.

Когда Ли была жива, любил за ней наблюдать. Как сейчас помню изгиб её губ, когда она что-либо тараторила – как заведённый моторчик. И даже, когда молчала – язык тела. Так или иначе, наблюдая за ней, я понял одну простую вещь: нет ничего, того, что человек в меру своей психической полноценности не может понять. Ведь при определённых условиях, качествах и стремлениях, любая цель осуществима. Пусть даже самая безумная, на первый взгляд неперспективная идея, в конечном счёте, увенчается великим успехом…

Двоится в глазах. Показалось, что навесной потолок давит на меня всем весом дома. «Нужно выспаться», из глубин подсказывал здравый смысл.

Выключаю свет в гостиной. Иду по узкому коридору, который соединяет гостиную с кухней. Дойдя до уборной и повернув влево, поднимаюсь на второй этаж, по винтовой, деревянной лестнице. Ступени под непослушными ногами почти закончились, когда я услышал звук музыки доносившейся из гостиной.

– Кто здесь, – крикнул я в темноту.

Тишина. Ответа не последовало. Я замер в ожидании. Спустившись пролётом ниже, начал вглядываться в темноту. Воображение не на шутку разыгралось: «Ограбление, или маньяк, какой?», подумал я. Медленно, шаг, за шагом крадусь в гостиную. Ухватив вазу по дороге, остановился и прислушался. Секунда, как минута.

– Я звоню в полицию, – устрашающие вопли разнеслись по всему дому. Я боялся и одновременно, стараясь включить голову, продумывал ход дальнейших действий в случае необходимости.

Показалось, что кто-то шепчет. Прислушавшись, понял: возможно и не нужно было напиваться до такого состояния, когда уже мерещится всякое. Подумав, что мне показалось, успокоился. Но когда, направился за стаканом воды – в сторону кухни – из-за угла выпрыгнуло нечто, а мои глаза при виде такого ужаса, поползли на лоб: