Получается, что до полного завершения дела посадкой назначенного убийцы её просто будут пасти, не трогая. Тогда у неё есть ещё несколько месяцев… И надо помогать им пасти её: сидеть подольше на работе, выполняя новые задания; никуда не ездить из Среднеградска за исключением служебных командировок (но их теперь уже и не будет); не контачить с новыми людьми, а только с им уже известными… И пусть спокойно пороются ещё в её квартире…
Женя достала редакционный мобильник Замойлова, который он передал ей в гипермаркете, и позвонила на его другой номер:
– Васген, я сегодня допоздна на работе. Заберёшь меня оттуда часов в девять, полдесятого?
– Ого, а чего так поздно-то?
– Заберёшь?
– Заеду, конечно, не сомневайся. – Василий Генрихович стоял в своей квартире перед зеркалом и не сразу почувствовал напряжённость в голосе Жени, и не сразу понял, что она звонила с его телефона: он ещё находился под сладким артистическим впечатлением от своего спектакля у Кошёлкиной. А когда почувствовал и понял, то перестал отклеивать профессорскую бородку с лица и прилепил её назад – сообразил, что образ ещё может понадобиться прямо сегодня же. – Ты откуда звонишь?
– Я после зубного. Посылать тебе нечего. Сегодня ночую у тебя.
– Хорошо, ужин с меня, – сказал Замойлов, но в трубке были уже короткие гудки.
«Так, покатился ком. Всё ещё серьёзнее и быстрее, чем я думал. И Замойлов тут Юриной не помощник. Наши отношения уже давно всем известны. Моя любая активность по этому поводу будет только означать для них, что Женя действует через меня. А меня тоже будут отслеживать, как и её. Они уже уверены, что я знаю всё, что знает она. Короче, мы им опасны оба, то есть мы в опасности оба. Значит, надо действовать через Зарецкого. И немедленно».
Замойлов внимательно оглядел в зеркале Петра Петровича, взял чистый лист бумаги, быстро написал на нём пару предложений, положил его в профессорский портфель и пошёл на автобусную остановку – не мог же Зарецкий ездить за рулём автомобиля Василия Генриховича.
– Уважаемая Оксана Валентиновна, я всё понимаю, но Ивана Васильевича мне нужно увидеть прямо сейчас, хотя бы на пару минут: дело моё не терпит ни малейшего отлагательства, и для господина Крестова имеет значение не меньшее, а скорее даже большее, чем для меня самого. Разрешите представиться, Пётр Петрович Зарецкий, профессор экономики в отставке.
– Здравствуйте … Пётр … Петрович, – Оксана была на мгновение поражена, прежде всего, стилем речи вошедшего: это было прямо из какого-то фильма. Да и вид у него был такой же киношный. – Но Ивана Васильевича сегодня уже не будет. Кроме того, есть ведь процедура записи на личный приём.
– Оксана Валентиновна, ну зачем Вы так со мной-то? Автомобиль мэра напротив парадного входа в мэрию. У Ивана Васильевича совещание у прокурора только в 163–0, а сейчас ещё 161–0. И потом, уважаемая Оксана Валентиновна, на личный приём записываются по личным вопросам, а мой вопрос, прямо скажу, государственного значения.
– Пётр Петрович, а откуда Вы знаете про совещание у прокурора? – Оксана опять была слегка выбита из своей тарелки.
– О, это просто дело случая, я как раз заносил в редакцию одной из городских газет свою давно обещанную статью и слышал, как в приёмной редактора обсуждался пресс-релиз с распорядком дня Ивана Васильевича. Уважаемая Оксана Валентиновна, мне кажется, мы понапрасну теряем драгоценное время мэра – пока мы тут с Вами беседуем, я бы уже побывал у него в кабинете и вышел. Будьте любезны, попросите его принять меня на две минуты.
Оксана не очень понимала ещё, как Крестов будет реагировать на её рассказ о «кинематографическом» посетителе, которого она всё равно не пустила – не по правилам ведь. Чутьё ей подсказывало, что лучше нарваться на замечание о нарушении правил, чем на выговаривание по поводу невнимательного отношения к людям. Она встала, приоткрыла дверь в кабинет и, встретившись с удивлённым взглядом Крестова, сообщила:
– Иван Васильевич, извините, конечно, но, мне кажется, что Вам стоит уделить две минуты профессору Зарецкому прямо сейчас по вопросу государственной важности, как он говорит.
– А какой же ещё? Разумеется, государственной. По другим вопросам профессор к мэру бы не пришёл, – решил шуткой снять заметное волнение своего секретаря Крестов. – Пусть зайдёт, но, и в самом деле, только на две минуты: я ведь не президент – мне опаздывать не положено по статусу. Проследите за машиной, Оксана Валентиновна.
– Машина уже ждёт, Иван Васильевич.
– Только на две минуты, мне сейчас просто больше и не требуется, глубокоуважаемый Иван Васильевич, – проскочил с удивительной для пожилого профессора прытью Зарецкий в кабинет и прикрыл сам дверь с внутренней стороны, пока Оксана, уже раздражённо шепча себе что-то под нос, закрывала её снаружи.
– Проходите, пожалуйста, – Крестов встал и вышел из-за стола, не приглашая сесть вошедшего и подчеркивая тем самым, что времени и вправду совсем нет.
– Пётр Петрович Зарецкий, профессор экономики в отставке, – протянул руку первым посетитель.
– Иван Васильевич Крестов, мэр Среднеградска, – в тон ему ответил хозяин кабинета. – Что за срочность такая, Пётр Петрович?
– Секундочку, – Зарецкий поставил свой портфель на стол для заседаний, достал из него лист бумаги и протянул Крестову. Там было написано почти печатными буквами только два предложения: «Следствие об убийстве Иванцова ведётся в интересах убийц. Назначьте время для изложения сути не позднее завтрашнего дня – это очень важно для Вас».
Крестов вернул лист Зарецкому, внимательно глядя тому в глаза – Пётр Петрович взгляда не отводил и молчал. «Ё, кто он и зачем это? Но отказываться от такой информации было бы глупо, даже если информация будет ложной», – подумал Крестов, повернулся, подошёл к своему столу и нажал клавишу громкой связи:
– Оксана Валентиновна, у профессора действительно важный вопрос, запишите его на завтра, на 140–0, на 15 минут.
– Благодарю Вас, глубокоуважаемый Иван Васильевич, – Зарецкий опять первым протянул руку.
– До завтра, Пётр Петрович, – пожал и слегка встряхнул её Крестов.
21
«Ничего себе допинформация к моему раскладу на совещание», – несколько раз про себя произнёс Крестов в машине по дороге к прокурору.
Раскладом он называл результаты своей очередной «игры в Штирлица», которые в виде нескольких листов формата А4 перебирал в руках напоследок перед разговором вживую. В Штирлица Иван Васильевич играл перед очень важными совещаниями с заданными своими целями, но не гарантированными результатами.
Игра начиналась с того, что на первом листе (в книжной ориентации) рисовалась общая схема совещания. Лист разделялся горизонтальной линией на две неравные части: нижняя занимала одну треть. В центре верхней части, которая получалась почти квадратной, выписывались краткие формулировки вопросов повестки совещания, а затем вокруг них фиксировались участники совещания в виде их ФИО и занимаемых должностей. В нижней части листа записывались краткие формулировки желаемых результатов совещания по каждому вопросу повестки. Как правило, Крестов для каждого важного вопроса рисовал такую схему на отдельном листе. При большом количестве участников совещания на схему выносились только те, которые потенциально могли влиять на результат совещания по данному вопросу.
Затем на каждого участника совещания, попавшего на общую схему, заводился персональный лист. Заголовком листа становились ФИО и занимаемая должность персоны. Под ними проводилась вертикальная линия, делящая лист на две колонки. Наверху левой колонки Иван Васильевич писал «За», а правой – «Против». Ниже в колонках выписывалась краткая аргументация: почему этот участник совещания может быть за желаемый Крестовым результат совещания – в левой колонке; почему он может быть против – в правой. Затем проводилась горизонтальная черта, ниже которой на оставшемся месте формулировалась контраргументация для текста в правой колонке.
После заполнения таких персональных листов для совещаний, на которых председательствовал сам Крестов, он брал первый лист с общей схемой и нумеровал участников совещания в том порядке, в котором планировал предоставлять им слово. А затем все листы выкладывались перед собой в два ряда: в верхнем лежал лист с общей схемой совещания, а в нижнем располагались персональные листы в порядке номеров, полученных участниками на схеме. И вот теперь уже, глядя на такой подготовленный им пасьянс, Иван Васильевич прокручивал в своей голове наиболее вероятные сценарии течения совещания по данному вопросу. Ну, примерно, как в шахматной партии, когда он рассчитывает многоходовую комбинацию с различными вариантами.
Но в машине-то уже пасьянс этот перед собой не разложишь, поэтому Крестов просто по очереди просматривал подготовленные им пять листов. Он их начал заполнять по своей методике еще в воскресенье дома, после того как на инаугурации в субботу договорился с прокурором о совещании. Сегодня, в связи с вызовом Бочкаренко в Приокс к губернатору и досрочным окончанием встречи с ним, у Ивана Васильевича появилась возможность ещё полчаса поразглядывать свои заготовки с просчётом возможных вариантов хода совещания. И за это время он ещё кое-что добавлял к записям, сделанным вчера.
В центре верхней части первого листа стояли два слова «Конфликт интересов», слева-сверху от них была запись «Давыдкин Виктор Иванович, прокурор города», слева-снизу – «Ермилин Алексей Миронович, начальник гУМВД, полковник полиции», справа-сверху – «Кулаков Валерий Валерьевич, председатель горсуда», справа-снизу – «Нехаев Борис Константинович, начальник гУФСБ, полковник». В нижней части этого листа вчера дома Крестов написал «База данных для выявления возможных конфликтов интересов у должностных лиц органов местного самоуправления и органов государственной власти в Среднеградске». Сегодня он красным цветом ниже добавил «Выявление и фиксация конфликтов интересов между участниками по теме совещания».
Четыре персональных листа так и остались полупустыми. Вчера дома Крестов смог сделать на них только заголовки. Иван Васильевич ни с кем из четверых практически не был знаком. Все они появились в Среднеградске относительно недавно: от семи (председатель суда) до двух (полковник ФСБ) лет. Несмотря на пропагандируемые решения, принятые наверху, об открытости и прозрачности, о подконтрольности и подотчетности, об общественной оценке и общественных советах, правоохранительная система в стране оставалась вещью в себе и становилась всё больше для себя. Граждане, конечно, смотрели бесчисленные сериалы про прокуратуру, полицию, суды и разведчиков, но реальная жизнь была такова, что ни тем, ни другим, ни третьим, ни четвёртым они не доверяли и всех откровенно боялись. Поэтому собрать достоверную информацию о каждом из четырёх предстоящих собеседниках, достаточную для прогнозирования их поведения на совещании, Крестову не удалось. И тактической задачей этой встречи он считал просто знакомство. Ну а в ходе обсуждения его «интересной конфликтной» темы каждый проявится, никуда не денется. Вот и начнёт тогда у него складываться хоть какая-то основа для последующих сценарных зарисовок с этими актёрами. А пока сегодня на всех четырёх персональных листах Иван Васильевич написал одно и то же: в левой «За»-колонке – «законодательно оформленное формальное требование противодействовать коррупции»; в правой «Против»-колонке – «в законодательстве не предусматривается создание такой базы (отговорка)», «сохранить свою непрозрачность (разные мотивы)»; в нижней части листов – «логика из статьи про урегулирование конфликта интересов в законе о муниципальной службе».
Крестов вздохнул, положил «карты Штирлица» в портфель и достал из него три письма, которые он поручал Андрюшиной подготовить к сегодняшнему совещанию, с предложением определить представителей прокуратуры, полиции и ФСБ для участия в комплексной инвентаризации Среднеградска как муниципального образования – Оксана передала ему их, когда он уже уходил к машине. Нелли Прохоровна работой над текстом писем сильно себя явно не загружала: адресаты там были разные, а текст один и тот же – «Прошу обеспечить участие Вашего представителя в проведении комплексной инвентаризации муниципальной собственности города». Иван Васильевич опять вздохнул: «Ё, продолжает издеваться, что ли? Ладно, в четверг с ней поговорим, а сейчас про это и заикаться нечего».
«Меня ждать не надо», – сказал Крестов водителю, с досадой хлопнул дверью машины и пошёл в «силовое здание» Среднеградска.
22
«Извините, пожалуйста, но я передумала. Отвезите меня всё-таки в редакцию «Городничего», а не домой», – сказала Червоных водителю шикарного «вольво», принадлежавшего директору ООО «Домстрой-Среднеградск».
Директор, Нехаев Сергей Константинович, всегда присылал за Нонной Савельевной свой персональный автомобиль и на нём же доставлял её обратно. Червоных, при их первой встрече для разговора о долгосрочном сотрудничестве между журналом и стройкомпанией, сказала сокрушённо, что ей придётся заезжать на автомойку после каждого посещения их стройплощадок – российская грязь оттуда почему-то никуда не девается, несмотря на применение самых современных западных технологий строительства. Вот директор и пообещал, что Нонне Савельевне для поездок к ним свой автомобиль марать не придётся, и о её транспортировке заботился сам. А ездить приходилось всё чаще и чаще – «Домстрой-Среднеградск» теперь уже каждый квартал сдавал под заселение один многоквартирный дом как минимум. Ну и в «Городничем» об этом появлялся большой материал с красочными фотографиями, со схемами планировок квартир, с интервью со строителями и счастливыми покупателями квартир. Платили журналу за такие материалы очень щедро. Когда заключали договор, Червоных не смогла скрыть даже своего удивления ценой за одну страницу материала в номере. Директор рассмеялся тогда и сказал, что такова рекламная политика их холдинга – на представление результатов деятельности денег не жалеть. «Домстрой-Среднеградск» был одним из нескольких десятков предприятий, входящих в холдинг «Домстрой-XXI». Прелесть этого договора заключалась ещё и в том, что всю нужную информацию для публикации в журнале стройкомпания готовила фактически сама. Червоных приезжала на стройплощадку практически с экскурсионными целями, забирала информацию уже на флешке, пила чай с директором, разговаривая с ним о новых сданных объектах под диктофон, сама делала несколько снимков (директора и новых домов) и уезжала. Оставалось только скомпоновать публикацию для ближайшего номера «Городничего».
Вот и сегодня «вольво» забрал Нонну Савельевну в 141–5 от столовой, а теперь вёз её назад. Муторное состояние на душе у Червоных так и не проходило. Она его ощутила сразу после ухода Давыдкина из столовой. Сначала Нонна Савельевна подумала, что это как обычно от встречи с Витей, от понимания бесперспективности её попыток восстановить с ним близкие отношения и от своего бессилия прекратить эти попытки. Она ведь некоторое время после его переезда в Среднеградск самоуверенно полагала, что он постепенно простит её и в конце концов переедет к ней, потому что с их первой встречи здесь было понятно, что Витя до сих пор любит свою Нано. Но по мере того, как Нонна Савельевна всё больше узнавала о его семье от него самого, слушая его рассказы о жене, двух дочерях и трёх внуках, самоуверенности этой становилось всё меньше и меньше. А однажды она увидела их всех вместе в городском парке и поняла, что свою семью Витя никогда не бросит. Даже ради неё.
Но было в этой муторности что-то другое, необычное для её состояний после встреч с Давыдкиным. Ну, точно! Это ведь от того, что она так и не решилась рассказать ему ту историю, ради которой, собственно, и напросилась на совместный обед. Ей об этом и вспоминать-то было очень неприятно, а уж рассказывать ещё кому-то… А тем более Вите. И что бы он о ней подумал?! Нет уж, надо будет как-то с этим расхлёбываться самой.
Она решила было, что на сегодня трудиться достаточно: с таким настроением лучше уж дома «принять ванну, выпить чашечку кофе», но почувствовала, что до того надо всё-таки выговориться. А на эту тему можно было разговаривать только с Кошёлкиной. Только Наталья Германовна и была ещё в этой теме, да и сёстры они ведь как-никак, хоть и сводные.
– Поговорила? – спросила главный редактор «Городничего» вошедшего социального обозревателя журнала, оторвавшись от компьютера и с полувзгляда определив психосостояние Нонны Савельевны.
– Про журнал нет, – почти шёпотом произнесла Червоных и плавно опустилась в своё удобное кресло за своим рабочим столом в редакции.
– Почему?
– По кочану.
– А я-то чем перед тобой виновата? Раз пришла, значит рассказывай.