Нет, вид смерти его не пугал. В его лесу смерть имела свою партию. Но она не фальшивила. По задумке Клёпина она пела в финале очередного акта, и после небольшого антракта уступала место возрождению. Всегда. Это было естественно и даже красиво – гном репетировал это с лесом тысячу раз. Но человеческая мысль просто уничтожала гномий слух – будто бешеный птеродактиль залетел на склад готовой продукции фабрики хрусталя.
– Андрей Сергеич, дорогой. – Обратился Клёпин к дубу. – Стряхните это, пожалуйста.
Дуб резко кивнул кроной, и висельник кисельной медузой шлёпнулся в листву. Гном подошёл к лежащему телу и легонько хлестнул прутом по блестящей в лунном свете протертости брюк.
– Эй! Человек?
Человек открыл глаза и закашлялся. Клёпин тактично ждал.
– Вы только приехали… Я звонил на горячую линию бесплатной помощи! Но все операторы были заняты! И я не понимаю, как поющий в трубке Стинг мог меня остановить! Я такой пост о вас накатаю, с такими язвительными хэштэгами, что никто и никогда…
– Зачем вы болтались на дубе, гражданин? – Перебил обличающую тираду Клёпин.
– Я хочу умереть!
Клёпин прислушался.
– Нет, не хотите. Ваша мысль не попала ни в одну ноту.
– Как это я не… Эта мерзавка Любомирова! Подлая неблагодарная тварь!
– Опять мимо.
– Что значит «мимо»?! Я любил её!
– Нет. И сейчас любите.
– Щас! За что? За то, что она предпочла этого лысого из отдела маркетинга! Он же мерзкий тип…
– Нет, не мерзкий. – Клёпина просто выворачивало от фальшивого пения.
– Ладно, не мерзкий. Он… смешные анекдоты и вообще… Но я-то! Я лучше! Я делал для неё всё!
– И тут штанга.
– Хорошо. Пусть! Где-то согласен! Но от этого не легче! Жизнь вообще – какое-то беспросветное дерьмище!
– У вас нет слуха от слова совсем. Бедный мой лес.
– При чём тут… Окей, не беспросветное. У меня неплохая зэпэ, работа с домом на одной ветке, скидка в «Спортмастере»… Но это же материальное! Сладкий тлен! Зачем всё это, если меня никто не любит?! Отпустите на сук! Любомирова – единственная женщина в целом мире…
– Если вы не перестанете петь мимо, я отхлещу вас прутом по щекам.
– Хотя! – Неудавчливый висельник привстал и воздел указательный палец. – Есть Штанюкова из департамента по связям…
– Брависсимо!
– Да-да-да… Она… она ничего. Улыбается мне у кулера… Она вообще-то всем улыбается, ну, вы понимаете – профессиональная привычка… Думаете, с ней стоит… А почему бы и нет, собственно?! Скажите, что мне делать?
– Понятия не имею. – Пожал плечами гном. – Но мне уже не хочется вас убить. Это хороший знак. Идите спать в свои эти большие каменные штуки.
– Да! Правильно! Поспать! Обновиться! И завтра начать с нуля! Спасибо! Спасибо вам! – Человек схватил гномью ладонь и затряс ею словно пустынный бедуин, дорвавшийся до водоколонки. – Сколько я вам должен? Правда, я шёл вешаться и денег с собой не брал… А можно я перед сном выпью немного водки? Грамм сто, не больше?
– Мне снова хочется вас убить. Вы же знаете, что всё закончится следующим вечером в караоке – я всё слышу.
– Да. Да. Гений. Вы просто гений. Так виртуозно настроить мозги! Это надо уметь. Дайте пожать вам руку.
– Вы её уже трясли.
– Всё. Понял. Понял. Как же хочется жить! – Висельник устремился прочь, ломясь сквозь чащу так естественно, что позавидовал бы и профессиональный хоровой лось.
Клёпин долго смотрел ему вслед. Гном прислушался – удаляющаяся мелодия человеческой мысли была стройной и весьма пристойной. Он глянул на свой ящик с инструментом, который даже не подумал применять. «Странные эти люди. – Подумал он. – Совершенно не пригодные к хоровому пению. Какие-то сплошные солисты. И они страшно расстраиваются. Но и настраиваются так легко… Если просто прислушаться. Что-то определённо в них есть». Дослушав человеческую мелодию, гном вернулся на валун.
– Так! С того места, где остановились! Иииии… – Взмах прутом. – Ви-тя!!!
ИЗГНАНИЕ
В Храме Греховного Зачатия В Туалете Поезда «Москва-Адлер», что чернеет перевёрнутыми куполами над Площадью Котлов в самом центре Ада, творилось что-то невероятное. Причитающая родня притащила связанного беса Аскадила и бросила к копытам настоятеля.
– Что стряслось, выродки мои? – Участливо спросил антипастырь.
– Беда! – Противно заголосили родственники. – Что-то творится с ублюдочком нашим родненьким! Мы утром в комнату зашли – а он… он… ходит!!! И спина ровная!
– Так может сколиоз у него. Отвезите в пытошную, пусть его там осмотрят. Чего испугались-то?
– Ты подожди, Героиновый Отчим-насильник наш! Это не всё ещё! Он потом на пол упал! Мы у него спросили, мол, что ты делаешь? А он – «Тапок куда-то проебался!»
– Что-о-о-о-о?!
– Так и сказал, вот те пентаграмма! И таким голосом… Ты в глаза, в глаза ему глянь, Отчим!
Настоятель перевернул лежащего на спине Аскадила. Вместо нормальных черных миндалин на него смотрели отвратительные серо-голубые круги.
– Ступайте все вон. – Хмуро приказал он дрожащей родне. Та опрометью бросилась на улицу, ломая крылья. Настоятель осторожно вынул кляп из пасти беса.
– Кто ты? – Вопросил он Аскадила.
– Давыдов… – Ответил тот ужасным прокуренным скрежетом. Настоятель поёжился.
– Зачем тебе нужен тапок? – Вкрадчиво продолжил настоятель допрос, судорожно сжимая перевернутый крест. Страшная догадка подтверждалась с каждым словом, вылетевшим из клыкастой пасти некогда истового прихожанина.
– Чтоб это… на балкон… курнуть и… с кофейком…
Этого не может быть, подумал Настоятель. Это в принципе невозможно. В беса вселился человек. Но как?!
– Я вообще-то на работу опаздываю. – Продолжал разглагольствовать Давыдов. – Сегодня понедельник, всем к восьми, там совещание большое…
– Заткнись, Божье отродье! Изыди! Изыди! – Завопил настоятель.